Украсть у президента - Гриньков Владимир Васильевич

– Ты это серьезно?

– А такими вещами можно шутить? – вопросом на вопрос ответил Горецкий.

– Ты просто возьмешь эти деньги… И что?

– И буду жить в свое удовольствие, – ответил Горецкий, намеренно демонстрируя беспечность.

– Ты хочешь эти деньги присвоить…

– Скажи еще – украсть!

– Украсть, – эхом повторил Глеб.

– Эти страшные слова придуманы для недоумков, – сказал Горецкий. – На меня они уже давно не производят никакого впечатления. Я дипломированный врач, Глеб. Если бы не перестройка, демократия и гласность, я бы уже защитил кандидатскую и приступил к написанию докторской. Я был бы уважаемым человеком, у меня был бы статус. А сейчас я никто. И я никогда уже не напишу докторскую, я даже кандидатскую не напишу, потому что это уже никому не нужно. У меня нет никаких перспектив, Глеб. Но в то же самое время, когда я собирался писать свою кандидатскую, рядом со мной жили такие же, как я, ребята, и жили они на сторублевую аспирантскую зарплату, как и я. И вот почему-то их выбрали, а меня не выбрали, и их жизнь волшебно изменилась, а моя – нет. Они стали биржевиками, потом банкирами, потом олигархами. Они теперь миллиардеры, Глеб, их фамилии в списке пятисот самых богатых людей мира. Откуда у них миллиарды, Глеб? Я жил на сто рублей зарплаты, Глеб, и они жили на сто рублей. Как же им удалось скопить столько миллиардов со своей зарплаты? Экономили, да?

Горецкий желчно засмеялся.

– Мне говорят, что они эти миллиарды честно заработали, что они просто гениальные бизнесмены. Но за короткий срок сейчас заработать миллиарды можно только в том случае, если твой бизнес необычен, если ты совершил прорыв, если твой бизнес перевернул жизнь всего человечества, как это сделал Билл Гейтс. Но кого из наших можно поставить рядом с Гейтсом? Никого! Ты на их лица посмотри! Либо бывшие комсомольские активисты– карьеристы, либо фарцовщики, мелкое жулье и шушера. Ну не Гейтсы они! Одних миллиардерами просто назначили, другие эти миллиарды вульгарно украли.

– Ты хочешь к ним присоединиться? – с хмурым видом осведомился Глеб.

– Осуждаешь? – не поверил Горецкий.

– Боюсь.

– Слишком неожиданное предложение, я понимаю, – сказал Горецкий. – С этой мыслью еще надо сжиться. Но постарайся как можно быстрее понять, что такой шанс дается одному человеку из десятков миллионов. Из сотен миллионов людей. Оплошаешь – все, прощай! Право хода переходит к другому. Дважды в жизни так не повезет.

– Если это все правда, – пробормотал Глеб, – если никакой ошибки нет – это ведь очень страшно, Илья!

– Что страшно?

– Нам голову открутят!

– Это правда, – неожиданно для Глеба согласился Горецкий. – Я тебе хочу еще один довод привести, чтобы ты понял, почему я никаких сомнений не испытываю и про порядочность и честность в твоем понимании даже слышать не хочу. Вот ты, к примеру, сейчас на свои интересы наплюешь, а будешь радеть о государственной пользе. Вот побеги ты сейчас куда следует, настучи там на Женьку, сообщи, что деньги отыскались. Что с тобой будет?

– Не знаю, – пробормотал Глеб.

– В качестве подсказки могу рассказать о судьбе двух людей, которые в разной степени, но оказались причастны к истории с пропавшими миллиардами. Одному что-то подправили в мозгах и приговорили к пожизненному заключению, про него ты знаешь, – взмахнул фотографией Ведьмакина Горецкий. – А про второго… Понимаешь, мой коллега, который сейчас находится на Кипре как раз по этим самым делам, не так давно обмолвился о том, что там, на Кипре, ему мешает присутствие одного человека. И сразу после этого я паспорт того бедолаги случайно вижу на столе у своего шефа.

Глеб смотрел непонимающе, потому что о страшной правде самостоятельно он догадаться не смог бы.

– Его наверняка убили – того, который мешал, – подсказал Горецкий. – Кормит рыб где-нибудь в море. Его ведь даже не найдут.

– Попугать меня решил, – нервно улыбнулся Глеб.

– Нет, я просто хочу, чтобы ты знал правду. Из этого дела нельзя выйти не замаравшись и без потерь для себя. Это я сейчас не о себе, а о тебе говорю. Я на службе, Глеб. Я новости буду узнавать вместе со всеми, у нас своя работа, нам поручили, мы действуем. Мы в системе, Глеб. А вот ты случайно, сам о том не подозревая, оказался рядом с Женькой. И если на Женьку выйдут…

– А еще не вышли? – все больше нервничал Глеб.

– Нет, но никаких гарантий, что не выйдут. А если выйдут… А ты рядом с ней… А кому такой свидетель нужен…

И снова Глеб спросил:

– Пугаешь меня?

– Ты пойми, – сказал ему Горецкий. – У тебя на самом деле теперь только один выход: прятаться. А к этому выходу ведут два пути. Первый: ты выбрасываешь свой паспорт, полностью меняешь свою внешность и до конца своих дней живешь в какой-нибудь глухой деревне за Уралом. Второй путь: ты получаешь свою долю, на эти деньги делаешь новые документы, покупаешь дом на островах Карибского бассейна и живешь жизнью американского миллионера, отошедшего от дел. Первый вариант с деревней за Уралом я тебе очень не советую. Все равно тебя найдут.

– Кому я буду нужен! – нервно дернул плечом Глеб.

– Цена вопроса – двадцать пять миллиардов долларов, – напомнил Горецкий. – За такие деньги, если понадобится, проверят каждую деревню. Мы полковника этого, – взмахнул фотографией, – нашли в далекой тюрьме, хотя этот человек был якобы давно мертв и даже кремирован. Тут не спасешься, Глеб. Я же тебе сказал: выход есть только один. Схватить и убежать. Если попадемся, нас не пощадят.

Когда Корнышев и Алла Михайловна подъехали к отделению банка, Ведьмакина проявила нерешительность. Сидела в машине, теребила застежку своей сумки и явно не торопилась выйти.

– Вы все равно ведь будете настаивать, – сказала она со смущением и досадой. – Захотите пойти вместе со мной. Но там нет ничего, кроме сугубо личных вещей.

– Сейчас убедимся, – не дал уговорить себя Корнышев и демонстративно взглянул на часы.

– Мы торопимся? – спросила Ведьмакина.

– Нам необходимо до полудня вернуться в ваш дом.

– Почему?

– Нам будут звонить. Это важный звонок.

Алла Михайловна вышла из машины с видом обреченного человека.

– Алла Михайловна! Дорогая! Улыбнитесь! – с укором сказал ей Корнышев, и женщина ответила ему вымученной улыбкой.

В банке на все необходимые формальности у них ушло тридцать минут. Ведьмакина все это время нервничала, покусывала губы, и у нее был вид человека, готового в любое мгновенье развернуться и уйти, но рядом был Корнышев, и Алла Михайловна не посмела спастись бегством. Лишь когда к ней обращался служащий банка, она улыбалась ему неуверенной улыбкой, и Корнышев тихо страдал, наблюдая за ней.

В сейфохранилище их сопровождал все тот же служащий банка, который оформлял бумаги, но он ушел, разблокировав дверцу сейфовой ячейки своим ключом, после чего Алла Михайловна открыла ячейку. Правда, получилось это у нее не сразу, потому что она нервничала и не с первой попытки смогла вставить ключ в замочную скважину, так что Корнышеву даже пришлось прийти ей на помощь.

В ячейке находился металлический ящик с откидной крышкой. Ведьмакина хотела взять этот ящик в руки, но Корнышев решительным жестом ее отстранил и из ячейки ящик извлек сам. Алла Михайловна покраснела, и можно было подумать, что сейчас под крышкой обнаружатся какие-то совершенно непристойные вещи, но когда Корнышев заглянул в ящик, то увидел там лишь несколько фотографий и листки с текстом, скрепленные степлером.

– Я же вас предупреждала! – произнесла Алла Михайловна с надменностью человека, готового до дна испить чашу унижения.

Ее лицо приобрело совершенно свекольный оттенок.

Заинтригованный Корнышев бегло просмотрел фотографии. На всех фотографиях, насколько смог понять Корнышев, был изображен Александр Никифорович Ведьмакин в обществе молодой женщины. Женщина на всех снимках присутствовала одна и та же, хотя снимки делались в разных местах и в разное время, причем по некоторым снимкам можно было заключить, что все это имело место в Москве.