Припарка для целителя - Кэролайн Роу

— Не знаю, — сказал Пау. — Он должен был вернуться с дочерью и зятем Мордехая, но так не получилось. Думаю, на сей раз едет один.

— Все устроено, — сказал Исаак. — Его преосвященство дал разрешение, и капитан организовал. Больше всех похожий на тебя стражник оденется в твой старый камзол и плащ, которые предоставила твоя тетя Дольса. Он медленно поедет в город по барселонской дороге. Позади будет отряд, достаточно далеко, чтобы слышать, но не показываться, если или когда он нападет на стражника.

— А если этот человек, которого вы хотите схватить, знает меня?

— Откуда? — спросил Исаак. — Если я не ошибаюсь, он прибыл на судне с Сардинии в октябре. Его спутник, Хуан Кристиа, оставил его в Паламосе, перед тем как приехал в Круильес умирать. Кажется, он приехал в Жирону после того, как ты уехал на Мальорку.

— Будем надеяться, сеньор Исаак, — спокойно сказал Даниель, — что вы не ошибаетесь.

Капитан епископской стражи вернулся к Беренгеру уже после того, как колокола прозвонили к вечерне.

— Какие успехи? — спросил епископ.

— Никаких, ваше преосвященство, — ответил капитан. — Наш человек выехал в назначенное время. Самые зоркие люди были расставлены так, что заметили бы неожиданное дрожание листа где-то вдоль дороги. Они проделали это дважды, с тем же результатом. Сейчас уже совсем темно, ваше преосвященство, луна выйдет через несколько часов. Никто не может ожидать, что путник будет ехать в таких условиях. Я отозвал стражников. Это была хорошая мысль, ваше преосвященство, но не думаю, что тот, кого мы ищем, если он существует, думал так же.

— Видимо, нет, — сказал Беренгер.

— Продолжать завтра?

Епископ чуть подумал, потом повернулся к капитану и улыбнулся.

— Если имело смысл испробовать это сегодня, — сказал он, — то глупо отказываться от этого завтра. Начните с заутрени — это даст ему время спрятаться в своем укрытии, где бы оно ни находилось.

Исаак в тот вечер вернулся поздно. Юдифь уговорили лечь в постель вслед за близнецами, но Юсуф, Даниель и Ракель ждали его во дворе.

— Сеньор Исаак, схватили его? — спросил Даниель.

— Нет, — ответил врач. — Не видели ни следа этого человека. Либо его совсем не было там, либо их Лжеданиеля оказалось недостаточно, чтобы выманить его из укрытия. Завтра утром они сделают еще попытку. Я устал и, пожалуй, пойду спать. Ракель, твоя мать спит?

— Думаю, да, папа, — ответила она.

— Тогда всем доброй ночи, — сказал Исаак и пошел в свой кабинет.

Даниелю теперь отвели в доме спальню, но в тот вечер подниматься туда ему как будто не хотелось.

— Что-то не хочется спать, — сказал он Ракели. — Пожалуй, погуляю по свежему воздуху перед тем, как ложиться. Доброй ночи, моя дорогая.

Однако, вместо того чтобы гулять по двору, оставшись один, Даниель быстро пошел к комнате рядом с кабинетом Исаака, изначально отведенной Юсуфу. Негромко постучал в дверь.

— Юсуф, — позвал он, войдя, — ты спишь?

— Сплю, — ответил мальчик.

— Тогда просыпайся, — сказал Даниель, прикрывая дверь.

— В чем дело? — спросил Юсуф.

— Мне нужно одолжить твою кобылу завтра чуть свет.

— Зачем?

И Даниель объяснил.

Еще до восхода Юсуф был у конюшен епископа, где его кобыла жила в роскоши под пристальным наблюдением главного конюха его преосвященства. Этот исполненный достоинства служащий и его подчиненные привыкли к появлению Юсуфа до зари, чтобы устроить кобыле разминку и попрактиковаться в верховой езде. В то утро этот порядок не изменился с точки зрения дежурного помощника конюха, разве что Юсуф пришел чуть раньше обычного. Выехал он, как всегда, из северных ворот и скрылся.

Однако на сей раз Юсуф поехал на восток и по узким, заброшенным дорогам и тропинкам описал полукруг и оказался к югу от южных ворот, примерно в миле от городских стен. Там свернул к ферме с большой конюшней. Даниель вышел оттуда с маленькой, складной лошадью. Сел на нее и поехал по тропинке туда, где его ждал Юсуф.

— Я прихватил для нас кой-какой завтрак, — сказал мальчик. — Мне показалось, он может понадобиться. Никто не заметил, как ты уходил?

— Думаю, нет, — ответил Даниель. — Маленьким пролом в стене еще не заделан, и, видимо, никто не проснулся, чтобы заметить, как я им воспользовался. Хозяйка фермы сказала, что вторая тропинка слева поведет нас в нужном направлении. Туда, где на середине склона сухое дерево. Там мы найдем другие тропинки, которые выведут нас к главной дороге.

Когда они свернули на левую тропинку, Даниель оглянулся на своего спутника.

— Тебе не было нужды ехать со мной, — сказал он. — Я мог бы поехать сам, либо на твоей лошади, либо на этой.

— Не хочу позволять кому-то пытаться убить тебя, раз ты едешь на моей лошади, — возмущенно сказал Юсуф. — Думаю, нам нужно обогнуть этот холм.

— Кто-то еще выехал в такую рань, — сказал Даниель. — Я слышу стук копыт позади нас по ту сторону реки.

— Тогда подгони это животное, — сказал Юсуф. — Нам ни к чему объявлять о своем присутствии всему миру.

— Конечно, — сказал Даниель и перевел лошадь в галоп.

Епископский суд должен был начаться в час заутрени. Сперва подлежали слушанию несколько малозначительных дел, и секретарь суда рассчитал, что свидетели по делу Луки не соберутся, по меньшей мере, в течение часа после этого.

Последнее из кратких дел, несложный спор из-за собственности, было заслушано и решено к неудовольствию обеих сторон. Его преосвященство подался вперед и подозвал секретаря.

— Поступало какое-нибудь сообщение? — спросил он.

— Нет, ваше преосвященство, — ответил невозмутимый как всегда секретарь. Когда епископ принял решение провести суд, делом секретаря было систематизировать дела и провести их слушание как можно действеннее. Присутствие или отсутствие свидетелей, если ему не вменялось в обязанность выставить их, его не касалось.

— Тогда нужно продолжать, — сказал епископ.

Первое показание свидетеля обвинения было взято у сеньора Хайме Ксавьера, нотариуса. Секретарь зачитал его однотонным, бесстрастным голосом трем судьям, двум людям, сведущим в каноническом и гражданском праве, и епископу. Когда дошел до простодушного объяснения сеньоры Магдалены, почему она сочла, что юный Лука заслужил ее пятьдесят су, это вызвало легкий, быстро подавленный смех у тех людей, которые с помощью уговоров, лести или взяток сумели проникнуть в зал, но остальную часть показаний все слушали с серьезным видом.

— «Относительно сеньора Нарсиса Бельфонта, скончавшегося от отравления десятого апреля, — читал секретарь. — Сеньор Нарсис послал за мной и сказал, что хочет изменить завещание. Он знал, что его главный бенефициарий, дядя, состоявший в святом ордене, находится при смерти, и делал это изменение, чтобы орден его дяди не получил выгоды, объяснив мне, что орден дурно обращался со стариком в последние месяцы. По его предыдущему завещанию орден получил бы причитающуюся дяде часть наследства, если дядя умрет раньше него. Это новое завещание представляло собой временную меру, сказал сеньор Нарсис, поскольку он так хорошо оправлялся от телесных повреждений, что подумывал о том, чтобы найти себе жену. Когда это произойдет, он составит очередное новое завещание, но пока что хочет, чтобы его состояние было разделено между епархией Жироны и сеньором Лукой.

Относительно сеньора Мордехая, покушение на жизнь которого было совершено точно таким же образом вечером восемнадцатого апреля. Сеньор Мордехай попросил, чтобы я пришел к нему, и тогда он объяснит суть дела. Во всяком случае, когда я прибыл, попытка отравления была совершена, и сеньор Мордехай отменил вызов.

Все это я клятвенно подтверждаю и так далее, Хайме Ксавьер, нотариус Жироны».

Секретарь положил письменное показание перед судьями и сел.

— Какие еще есть у нас показания против обвиняемого? — спросил первый судья, сидевший по правую руку от епископа.

— Показания, должным образом взятые и засвидетельствованные двенадцатого апреля у сеньора Мордехая бен Аарона, еврея этой епархии, — заговорил секретарь, — в которых он утверждает, что «одиннадцатого марта, незадолго до часа вечерни, человек, известный как Лука, явился в гетто, в дом сеньора врача Исаака, чтобы найти меня, и назвался единственным сыном моей двоюродной сестры Фанеты, родившейся в Севилье. Я был очень недоверчив, поскольку это был второй раз в течение пяти месяцев, когда незнакомый молодой человек приезжал и назывался единственным сыном моей двоюродной сестры. Этот молодой человек сказал, что хочет только познакомиться со своими родственниками, указал, что является христианином, поскольку его родители давно приняли эту веру, и ушел после того, как выпил стакан вина и слегка поужинал в честь новорожденного сына врача.