Припарка для целителя - Кэролайн Роу

— Нет. Он не будет знать, что ты здесь, — сказал Беренгер и кивнул.

Писец тихо поднялся и чуть приоткрыл дверь. Томас спустился со стула и подошел к ней, вид у него был бледный, усталый. Встал у щели и прислушался.

Вскоре мальчик повернулся, выглядел он смущенным и расстроенным.

— Кажется, второй человек говорит немного похоже на того под мостом, — сказал он, — но я не уверен.

На глазах его появились слезы.

— Ну, вот и все, — сказал Беренгер. — За тобой придет сеньора Рехина. Ты усердно потрудился, Томас. Спасибо. Боюсь, придется попросить тебя еще немного пожить во дворце. Мы не хотим, чтобы с тобой что-то случилось.

Бернат подошел к двери, поговорил с кем-то в коридоре, и в комнату вошла Рехина.

Взглянув на бледное лицо Томаса, она взяла его на руки, как младенца.

— Я отнесу его, — сказала она укоризненно. — Он выглядит очень усталым.

— Сеньора, позвольте нести его мне, — сказал писец, и все трое вышли.

— Я не уверен, что мы достигли своей цели, утомив мальчика, — сказал Беренгер. — Как думаете, узнал он по голосу в Луке того человека, который ударил его?

— Трудно сказать, ваше преосвященство, — сдержанно ответил Бернат. — Он был не уверен. Я думал, он даст более определенный ответ, слух у него, похоже, тонкий, как у музыканта. Интересно, может ли мальчик петь, — добавил он задумчиво.

— Бернат, ты не считаешь, что это было опознанием?

— Ответ его показался очень неуверенным, ваше преосвященство, хотя и полезным.

— Кстати, — спросил епископ, — как ты объяснил его присутствие во дворце?

— Я, собственно, не объяснял, ваше преосвященство, — ответил с беспокойством Бернат. — Почему-то разошелся слух, что это племянник вашего преосвященства, что он заболел, и его привезли сюда, чтобы его лечил сеньор Исаак.

— Бродяжка? Наверняка, сын матросской шлюхи, брошенный матерью? Мой племянник? — возмутился Беренгер.

— По его речи этого не скажешь, ваше преосвященство, — указал Бернат. — Как я уже сказал, слух у мальчика острый. Через несколько дней он заговорит так, будто воспитывался в лучшем из монашеских орденов. Что еще более важно, с ним обращаются, как с маленьким виконтом, и это убедило всех. Не думаю, что какой-то злоумышленник станет искать в одной из комнат для гостей вашего преосвященства.

— В какой?

Бернат сказал.

— Думаю, нет, — сказал Беренгер. — В этой комнате спала принцесса королевской крови. Это ты постарался, Бернат, так ведь? Поместил его в ту комнату и распустил слух, что это мой племянник?

— Может, какие-то из моих слов неверно истолковали таким образом, — дипломатично ответил Бернат. — И, пожалуй, я не позаботился должным образом о том, чтобы опровергнуть этот слух.

— Ну ладно, — мальчик будет в безопасности. К счастью, он похож на меня, — весело добавил Беренгер, — иначе к его комнате выстроилась бы очередь с подарками и лакомствами в надежде на мое расположение. — Снова подошел к окну и посмотрел на площадь. — А теперь я хочу видеть этого Луку. Пусть его приведут сюда.

— Расскажите нам о Раймоне, — сказал Беренгер, по-прежнему глядя в окно.

— О Раймоне, ваше преосвященство? Боюсь, не понимаю. Я знаю нескольких людей с этим именем, но не представляю, кого вы имеете в виду.

— О Раймоне с Мальорки, — сказал Беренгер, — у которого ангельское лицо, светлые волосы и который делает смертоносные яды.

— Раймон, ваше преосвященство? Изготовитель ядов? — Лука сделал паузу и нахмурился. — Я знаю о людях из моего города, которые, по слухам, умеют изготовлять медленнодействующие яды и противоядия от них, но никто из них, насколько мне известно, не носит этого имени.

— А Кристиа? Хуан Кристиа?

— Он не отравитель, ваше преосвященство, — поспешно ответил Лука. — Что бы о нем ни говорили. Он травник, очень сведущий в этом искусстве. Некоторые из его смесей содержат малые дозы опасных ядов, он этого не скрывает, но в микстурах, которые изготавливает, и в растворах, которые добавляет в них, яд исцеляет и укрепляет тело, а не губит его. В своем деле он замечательный мастер.

— Как вы с ним связаны?

— Я познакомился с ним, когда был учеником. Восхищался им, был ослеплен его искусством, ваше преосвященство. То, что он делал, казалось настолько значительным, что я очень захотел уметь то же самое, но, видимо, начал слишком поздно. Я научился у него кое-чему, путешествовал с ним. Потому что у него тогда не было помощника или ученика. Помогал ему собирать травы, старался запомнить их названия и их свойства. Но, думаю, раздражал его своей несообразительностью, и мы расстались. Я вернулся и приехал сюда, потому что один из его знакомых говорил о сеньоре Исааке как о замечательном травнике.

— А зачем вы назвались родственником сеньора Мордехая? — спросил врач.

— Думал, что в таком случае меня лучше примут, сеньор Исаак. Был слишком бестактным и невежественным, чтобы понимать, какая это глупая ложь.

— Когда вы вернулись в Каталонию? — неожиданно спросил Бернат.

— Этой весной, отец, — ответил Лука. — До начала войны. Я знал, что будет война…

— Вы были на Сардинии, — сказал епископ.

— Да, был, ваше преосвященство, — подтвердил Лука. — В Альгеро. Хуан Кристиа сказал, что поедем в Геную, но передумал, и мы поехали в Альгеро.

— Понятно. Откуда вы узнали, что будет война? — спросил Беренгер.

— Это все знали, ваше преосвященство. Делались приготовления, ходили слухи, люди принимали ту или другую сторону. Хуан Кристиа сказал, что при всем при этом я доставляю ему больше хлопот, чем помощи, поэтому я уехал.

— Как вы покинули этот остров? — спросил Беренгер.

— Нашел работу на судне, шедшем в Валенсию, — ответил Лука. — А оттуда шел пешком, находя по пути работу. Встречал интересных людей, и хороших, и плохих, много доброты и великодушия. У меня ушел почти год, чтобы добраться сюда. И вот, посмотрите, где я, — горестно добавил он. — Я не жалуюсь, ваше преосвященство. Господь посылает нам такие испытания за наши грехи, хотя люди и принимают причину за наказание.

— Значит, вы не отравляли сеньора Нарсиса Бельфонта?

— Нет, не отравлял.

— И сеньору Магдалену?

— Не отравлял.

— И не пытались отравить сеньора Мордехая?

— Нет-нет, ваше преосвященство. Все эти люди были добры ко мне, обходились со мной хорошо, как с другом. Как я мог причинить кому-то из них вред? И клянусь, микстура, которую я давал им, была той, приготовлению которой меня научил Хуан Кристиа для облегчения сильной боли и спазмов. Сказал, что это одно из самых действенных лекарств, какие он знает, и оно принесет мне состояние. Всякий раз, готовя эту микстуру, я сперва пробовал ее сам, убеждался, что она не слишком крепкая. Совершить ошибки я не мог, иначе бы умер первым.

— Мальчик опознал вас по голосу, — сказал епископ.

— Какой мальчик, ваше преосвященство?

— Тот, с которым встретились у моста.

— Ваше преосвященство, ребят очень много, и они собираются у мостов. Действительно, кое-кто из них знает меня, но я не понимаю, что вы имеете в виду.

— Мы обсудим это попозже. Пока что все. Ваши показания будут представлены на суде, у вас будет возможность сказать что угодно в свое оправдание или для смягчения приговора, — сказал Беренгер, кивнул, и Луку повели в его камеру в епископской тюрьме.

Едва епископ сел за стопу документов, которые требовалось просмотреть и подписать, как его прервал легкий стук в дверь.

— Бернат, я думал, ты распорядился, чтобы до обеда меня не беспокоили, — сказал он угрожающим тоном.

— Я распорядился, ваше преосвященство, — сказал секретарь. — Минутку, ваше преосвященство. Я разберусь. — Бернат открыл дверь и сказал категоричным, не терпящим возражений тоном: — Его преосвященство беспокоить нельзя.

— Я знаю, что он здесь, и должна его видеть. — Дверь широко раскрылась, и Рехина прошла мимо удивленного францисканца. — Ваше преосвященство, мне нужно минутку поговорить с вами.

— Сеньора Рехина! — удивленно и обеспокоенно сказал Беренгер. — Мальчику хуже?

— Нет, с мальчиком все в порядке. Он очень доволен что разговаривал с таким значительным человеком, как вы, ваше преосвященство. Но скажите, говорил ли Лука что-нибудь, что может помочь… — Она умолкла, чуть не заплакав. Сглотнула. — Это очень важно для моего отца. Он привязался к Луке почти как к сыну, и ему сейчас тяжело.

— Боюсь, сеньора Рехина, что нет. Хотя. Лука по-прежнему утверждает, что не имеет к этим смертям никакого отношения, как ни странно, он как будто бы сдался и смирился со своей судьбой.

— Вы позволите мне увидеться с ним? Я уверена, Лука мог бы сказать вам многое, если б считал, что это поможет. Он не привык говорить о себе.