Тот, кто меня купил (СИ) - Ночь Ева

А он и не решился, — думаю я. Всего лишь контракт на время, пока я ему нужна. Но зачем матери знать об этом? Пусть думает лучше, что у нас семья.

— Леон мне даже о собаке рассказывал. И ни слова о тебе, — Эльза повторяется. Видимо, её это грызёт. — Ты не переживай. Мы ненадолго. Несколько минут, которые ничего не решают. А потом я отведу тебя туда, где ловит связь. Всё равно нам в ту сторону и по пути.

Она, можно сказать, подслушивает мои мысли. Я беспокоюсь. Мне не по себе. Когда я убегала, подобные мысли заботили мало. А сейчас я осознаю, что натворила.

— Эдгар… ответственный очень. Я даже записки не оставила. Он хотел встретиться с вами. Поговорить. Жалел, что не сделал этого сразу.

Эльза оборачивается стремительно. Глаза у неё блестят. Не знаю, каким чудом она держится и не плачет. Для слабой женщины она слишком хорошо сдерживает свои эмоции.

— Я рано потеряла его, чтобы говорить, что воспитала, вложила в него всё самое лучшее. Эдгар всего добился сам. Я горжусь им неимоверно. Никто не запретит любить его и гордиться.

Она умолкает. Дышит шумно. Продолжает путь.

— У нас здесь коммуна. Для таких, как я. Кто осознал и хочет выкарабкаться. Никто не приходит сюда насильно. Сестра Ульяна создала это поселение неподалёку от монастыря на деньги своего мужа и пожертвования. Она бывшая послушница. Готовилась стать монахиней. Жила в монастыре года три. Не смогла находиться среди людей, когда погиб её любимый человек. А потом выяснилось, что он жив. Нашёл её. В общем, монашество не состоялось. Но у неё дар. Церковь не совсем принимает подобные вещи. Поэтому считается, что она молится за нас. А что руки накладывает да лечит — не доказано. Сама матушка игуменья нас посещает. Сёстры любят Ульяну. Мы помогаем монастырю. Монастырь помогает нам.

— Вы в это верите? — спрашиваю, потому что голова кругом идёт от подобной истории. Чушь какая-то.

Эльза снова оборачивается. В глазах её плещется мягкая улыбка.

— Не важно, во что я верю. Важно, что я исцеляюсь. Каким путём — не имеет значения. Воздух свежий. Уединение ли. Молитвы или прикосновения Ульяны — есть ли разница? Денег на дорогую клинику у меня нет. А желание жить и вылезти из зависимости — есть. Этот вариант для меня лучший. Леон нашёл. По Интернету. Не объявление и не реклама. Пообщался с людьми, что прошли через это. Здесь всё без обмана, Тая. Мы не платим деньги. Мы хотим стать лучше. Работаем. И уходим, как только понимаем, что зависимость преодолена.

Пока мы беседовали, дошли до поселения. Ряд домиков. Самых простых. На клочках земли — огороды. В пыли роются куры. Где-то визжит свинья. А ещё здесь есть лошадь. Никогда живьём не видела. И коты есть, и собаки, конечно. И люди. Детей лишь нет.

Здесь всё обычно. Нет ничего, чтобы бросалось в глаза. Словно деревушка небольшая. Но я-то знаю, что это не так.

Она идёт нам навстречу. Женщина лет сорока. Может, чуть больше, но на вид не дашь. Высокая, статная. Тонкая, как у девушки, талия. Пышная грудь и, как говорят в народе, крутые бёдра. Немного широковатые, но ей идёт.

Она как собирательный образ матери. Глаза у неё лишь мятежные. Не святые и не спокойные. А пронзительные, живые, яркие. Тёмно-карие, почти чёрные. И волосы — на прямой пробор в косу заплетены. Одета как рок-звезда — в штанах кожаных в обтяжку и яркой футболке, что подчёркивает все её достоинства.

Лицо смутно знакомое, и я напрягаюсь, пытаясь вспомнить.

— Она же какая-то знаменитость? — спрашиваю тихо у Эльзы, что замерла рядом.

— Бывшая журналистка. У неё программа была на телевидении. Известная личность. Да и сейчас не канувшая в неизвестности.

Эльза улыбается тонко, словно и этой незнакомой женщиной гордится. А может, так и есть — расспросить я не успеваю — Ульяна подходит к нам.

— Таисия, жена моего старшего сына. Приехала навестить меня.

От её взгляда — тепло и хочется поёжиться. Она будто в душу заглядывает и видит многое.

— Ульяна, — протягивает она руку, и я прикасаюсь к её ладони — тёплой и сухой. — Это хорошо, что вы приехали.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она ведёт меня в сад, где стоит столик и лавка. Поит чаем и потчует пирожками. А я чувствую, что голодна, и могу смести всё. Эльза исчезает куда-то на время. За столом только я и Ульяна. Взгляд её царапает меня, притягивает.

— Жена Гинца, кто бы мог подумать, — улыбается она.

— Вы знаете Эдгара? — пытаюсь овладеть собой. Почему-то вдруг вспыхивает внутри жаркий огонь. Я ревную эту женщину к мужу. Кто знает, что связывало их в прошлом?

— Я многих знаю, — пожимает Ульяна плечами. — Издержки профессии. Вы не бойтесь: нас ничего не связывало, кроме интервью, которое я брала у него однажды.

Она умеет читать мысли? Хотя, наверное, по моему лицу несложно догадаться о чувствах. Я иногда не умею скрывать эмоции.

— Я не боюсь, — и это правда. То, что вихрем проносится внутри, страхом назвать нельзя. Меня сейчас другое интересует. — Как долго Эльза пробудет здесь?

Ульяна отвечать не спешит. Пьёт чай. Прислушивается к гулу пчёл. Здесь, наверное, и пасека есть.

— У каждого свой срок реабилитации, — произносит она медленно, словно взвешивая каждое слово. Речь у неё неторопливая, но уверенная, чёткая. — Кому-то нужно больше, кому-то — меньше. Думаю, она наговорила на себя лишнего. У неё это есть — преувеличивать. По сути, Эльза уже избавилась от недуга. Теоретически. А практически — ей нужно время, чтобы прийти в себя и переболеть тем горем, что на неё свалилось. У неё зависимость от седативных препаратов, в частности — от транквилизаторов. Это… не совсем наркомания, хоть она и утверждает обратное. Препараты ей прописывал врач. А дальше… Когда человек живёт в постоянном напряжении, на грани срыва, подобные лекарства с одной стороны помогают, а с другой — становятся привычкой. Хочется ещё и ещё. Чтобы не чувствовать боль и уйти от реальности. Пусть побудет здесь. Не торопите её. Отсюда уходят, когда обретают уверенность. Пока ещё ей этого не хватает.

Мне хочется спросить, правда ли то, что о ней говорят, но как о таком спрашивать? Я даже не пытаюсь. Может, Эльза и права: какая разница, что им помогает? Лишь бы толк был. И, судя по всему, прогресс есть.

— Ты хотела позвонить, — напоминает Ульяна. Я спохватываюсь, потому что успела забыть о своих намерениях.

— Да-да, конечно, — бормочу я и, вскочив, иду за женщиной.

Мне страшно. Банально страшно. Я как нашкодившая кошка. И, зная, Гинца, я представляю, что сейчас будет.

55. Эдгар

Когда мне позвонили эти два олуха, я ушам своим не поверил. Тая пропала. Исчезла. Телефон её молчит, и куда могла деться моя жена из университета, если кто и знал, то не они.

Я сразу же выехал. В голове рвались снаряды, в глазах темнело. Челюсти я стискивал с такой силой, что зубы не выкрошились только чудом. Я готов был убивать. Всех. А этих двух идиотов — в первую очередь.

Пока ехал, сделал несколько звонков. Надо было с чего-то начинать. Я не хотел думать, что всё плохо. Я найду её, чёрт побери, и тем, кто к ней хоть пальцем прикоснулся, круги ада покажутся милыми игрушками из глубокого детства.

— Мы можем найти её по выключенному телефону? — спрашиваю я своего старого знакомого, бывшего сотрудника известной структуры.

— Неофициально — можем. Но если предполагать самое худшее, то Таисия твоя в одном месте, а телефон — совсем в другом. Надо хотя бы от чего-то оттолкнуться, чтобы начать поиски. Или ждать, пока не позвонят те, кто её украл.

Ждать я не хотел. И отталкиваться решил всё же там, откуда она пропала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Перепуганная Синица побледнела так, что в гроб некоторых краше кладут. Она ничего не знала.

— Мы сразу после консультации расстались. Я думала, она домой, — лепечет Линка помертвевшими губами, и её начинает трясти, как от холода. — Я ж экзамен завалила. Договаривалась. В библиотеку пошла. Она сказала, что за мной приедут. Но я хотела в общагу. Сколько можно у вас ошиваться. Но Тая ж не слушала. Ничего не понимаю.