Тот, кто меня купил (СИ) - Ночь Ева

— Тебе же любопытно, правда? — вытягивает она губки вперёд и усмехается мягко. Высокие скулы. Россыпь веснушек на носу. Гладкая кожа. Эта маленькая женщина когда-то родила почти двухметрового Гинца?

— Да, — не отрицаю. Вглядываюсь в её черты. Мама. От этого слова сердце обрывается в груди. Я свою почти не помню. Образ с фотографии. А здесь… живая, пусть и не моя.

— Я совсем девочкой была, когда родила Эдгара. Если бы не Олег, неизвестно, появился бы он на свет. Мне бы любить его, мужа своего, но сердце не резиновая груша — сжимается не по приказу и не потому, что кто-то согнул пальцы. Но я лгу сама себе, потому что любовь — это не только гормоны, фейерверки, химия между людьми. Это ещё и доверие, и тепло, и надёжность. Преданность, наконец. У Олега всё это было. Это и ещё кое-что. Он был патологически ревнив. Эдгар не может помнить безобразные сцены, замазанные синяки, неистовую лютость, что бушевала в его отце. Я терпела, сколько могла. Ждала, пока мой мальчик вырастет. Потому что, кто бы что обо мне ни думал, я хорошая мать. Ради них всё. Жизнь, судьба, себя подальше в угол.

У Эльзы сухие глаза, но кажется, что она плачет — так изогнут её рот, открыт в немом крике. Она дышит часто. Она худая очень, и видно, как сердце, что бьётся часто-часто, приподнимает тонкую ткань белой футболки.

— Олег поругался с Петером. Тогда ещё. Когда всё случилось. Вычеркнул из своей жизни брата. Это неправильно. Но он не мог. Чудо, что любил сына, считал его своим. Я бы родила ему малыша. Может, и успокоилось всё. Хотя кого я обманываю? Это в крови. От ревности не избавиться. Да он и не пытался. Я не оправдываюсь сейчас. И не наговариваю на мужа. Почему рассказываю? Может, через тебя как-то достучусь до сына. Мне не хватало его все эти годы. А сейчас он вырос. И очень похож на Олега и Петера. Может, на Олега даже больше. Своей замкнутостью, отчуждённостью. Угрюмостью. Но он же не… трогает тебя, правда?

Я отрицательно качаю головой. Нет. Эдгар? Не поверю.

— Вы не знаете его, — голос мой сел от долгого молчания. Скребёт по земле сиплым совком. — Он… не такой.

— Не знаю, — соглашается она. — Но я долгое время следила за ним, как шпион. Пока мы жили в одном городе. С женой его встречалась первой. Тайком. Вот, как с тобой сейчас. Думаю, она ни разу ему обо мне не рассказывала. Но я просила молчать. Да. Не хотела, чтобы он думал, будто я вмешиваюсь. Я давала ему жить так, как он хотел, но не могла отказать себе в малости — знать, чем он дышит, чем занимается.

Я и потом следила. Но уже отдалённо. Искажённая реальность. Но для голодного — крохи лучше, чем ничего.

— Вы вернулись к настоящему отцу Эдгара? — спрашиваю неожиданно для самой себя.

Эльза не удивляется. Опирается руками о бугристый ствол. Ковыряет носком кроссовка траву под ногами.

— Ты увидела, да? Это очевидно. Только слепой не заметит. Это прощальный подарок Олега. Мужа моего. Я… тогда уже встречалась со Славой. Кто бы мог подумать. Столько лет — и ничего. А тут вдруг… Я была уверена, что это ребёнок Славы. Потому и ушла. А если бы знала, что Леон — сын Олега — не знаю. Может, осталась бы и до конца своих дней терпела бы тычки да побои.

Я как рыба, выброшенная на берег. Открываю и закрываю рот. Неожиданно.

— Не вдруг, конечно, — Эльза сейчас больше сама с собой говорит. Лицо у неё такое — глубоко в себе. — Олег хотел ребёнка. Лечился. Даже пытался на стороне осчастливить другую женщину. Я знаю. У него получилось, когда уже никто не ждал и не верил. Когда всё разрушилось. А может, именно потому. Непредсказуемо. Судьба, наверное. Он умер, так и не узнав, что смог наконец-то стать отцом.

Она бьёт ладонями по стволу, на котором мы сидим, словно ставит точку.

— Хватит! Пошли, я покажу тебе лес. Воздух в этом месте особенный. Чистый и целебный. Да-да. Не зря на этих землях монастырь построили. Особые земли для этих целей подходят. Не просто освободил клочок земли и возвёл здание. Нет.

Не знаю, зачем бреду вслед. Слушаю её чуть задыхающийся голос. Пока она рассказывала, я дыхание затаивала, а сейчас думаю: она ничего не спросила ни о старшем сыне, ни о Леоне. Марк с Настей её, похоже, не интересуют.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я не хочу дышать воздухом, — говорю этой женщине в спину.

— А чего же ты хочешь, Тая? — Эльза не поворачивается. Лица её видеть не могу. Перед глазами лишь два острых напряжённых плечика да застывшие ноги в обтягивающих брючках.

— Почему вы бросили их? Доверили пусть и сыну, но чужому мужчине, о котором вы ровным счётом ничего не знаете. Вы даже не поинтересовались, как они, что с ними. Хорошо ли им. Я грешным делом думала, что вы больны. Или в печали. В монастырь ушли. Но вроде нет. Зачем вы сделали это?

Эльза оборачивается, трёт переносицу. Губы её дрожат беззащитно, как у ребёнка. Она очень похожа на маленького птенца, что выпал из гнезда и не может взлететь.

— Чтобы обрести себя, — произносит она наконец. — Пойдём.

Я не слушаюсь. Устала, издёргалась. Ничего не понимаю. Мне давно пора домой. Эдгар волнуется. Надо бы позвонить ему. Сказать, что со мной хорошо. А я околачиваюсь в лесу, слушаю полуисторию жизни его матери. Это её версия. Как было на самом деле — неизвестно.

Я злюсь. Гнев кажется мне праведным. Я уже готова развернуться и уйти, когда вспоминаю слова Леона. Может, поэтому он хотел предупредить? Чтобы я не наговорила лишнего. Не сделала больно дорогому человеку? Как он тогда сказал? «У нас самая лучшая мама»? Ведь за что-то они любили и любят её.

Эльза останавливается. Вздыхает. Проводит рукой по лицу, словно снимает паутину. Прислоняется плечом к толстому стволу дуба. Смотрит на меня и поправляет волосы-облако.

— Я люблю их больше жизни, Тая. Руку-ногу попросят отдать за детей — не задумаюсь. И сердце из груди выну, как мать Данко. Но… я слабая. Думала, всё вынесу, смогу — и сломалась. Славика любила очень. Обезумела. Не думала ни о чём тогда. Хотела спасти любой ценой. Обделила, ввергла в нищету, обрекла на голод. И сама… к тому же…

Она сглатывает, но слёз нет. Глаза у неё — снега Килиманджаро, посыпанные пеплом.

— Я наркоманка, Тая. Подсела, когда муж был ещё жив. От отчаяния, чтобы забыться, ничего не чувствовать. Слабая дрянь, не сумевшая ничего. Ни детей на ноги поставить, ни мужа спасти.

Да, я сбросила их на Эдгара. Развязала круг, где вместе мы бы погибли. Это не пафос. Теперь я знаю: они выживут. И я пытаюсь. Ради них. Чтобы снова стать той же, что и раньше. Чтобы однажды вернуться к ним. 

Мне хочется обхватить себя руками и защититься от правды, что вылилась на меня со всей мощью. «Не осуждай её» — Леон знал. Именно поэтому он завёл тот разговор. Он всё знал.

— Пойдём. Хоть на несколько минут. Я познакомлю тебя с Ульяной, — слабо машет Эльза мне рукой. Не верит, что я соглашусь.

У меня есть выбор. Уйти или принять. И я делаю то, что чувствует моё сердце: шагаю ей навстречу — матери Эдгара, Леона, Марка и Насти. Навстречу женщине, которая умеет признавать ошибки и любить. Знает свои слабости и борется. Ради них, ради детей. Это ли не сила?

Не знаю, что я чувствую. «Не осуждай её», — просил Леон. И я не осуждаю. Не могу. Потому что верю ей безоговорочно, как своему уверенно бьющемуся в груди сердцу.

54. Тая

— Я должна позвонить. Уехала, ничего не сказав. Эдгар… думаю, он волнуется. Нет, с ума сходит.

Она не останавливает меня, следит лишь, как я достаю телефон и включаю. Пытаюсь сделать звонок, но сигнал здесь не берёт. Немая пустота.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я же как-то вам дозвонилась? — спрашиваю тупо и трясу телефон, словно могу вытрясти минутку всего на один звонок.

— Не здесь, — говорит она с сожалением. — Тебе просто повезло тогда. Пойдём, ненадолго. Это стоит того, раз ты здесь.

И я соглашаюсь. Эльза идёт уверенно, перепрыгивает через коряги. Можно подумать, она родилась здесь и знает каждый кустик, каждую кочку.

— Пока идём, хочу признаться: я не спрашиваю о детях, потому что всё знаю. Мы созваниваемся с Леоном. Он рассказывает мне о себе и о них. А о тебе почему-то промолчал. Не сказал, что Эдгар женился. Что у него есть молодая жена. Странно, правда? Но я ни о чём и не спрашивала. Только о детях. И об Эдгаре немного. Как-то не думала, что он решится жениться во второй раз.