Гарем - Кэти Хикман

«Кто звал меня?» — задала немой вопрос Селия, но та лишь еще раз лукаво улыбнулась и убежала прочь.

Девушка огляделась. В саду было так тихо, что сначала она подумала, что находится здесь в одиночестве. Мраморная беседка, чьи белоснежные стены были украшены золотой арабской вязью, сверкала в лучах солнца. Где-то поблизости, среди стройных кипарисов, тихонько выводила свою песню вода, плещась о каменную чашу фонтана. Но легкое движение внутри беседки приковало взгляд Селии, и девушка догадалась, что она не одна тут.

В павильоне сидела женщина. Сейчас она, не отводя глаз, смотрела на море, и Селия не видела ее лица. Но когда та через мгновение обернулась, девушка увидела улыбку на лице человека, которого меньше всего ожидала здесь встретить.

— Милая сударыня, как любезно с вашей стороны прийти сюда. Я польщена, кадин.

— Госпожа хасеки. — Селия присела в низком поклоне. — Это для меня честь беседовать с вами.

Гюляе-хасеки протянула руку девушке.

— Простите, что не встаю, и не сочтите это, пожалуйста, за невежливость. Небольшое недомогание. — Она указала на свои поджатые ножки. — Сегодня, несомненно, не самый лучший из моих дней.

Хасеки, официально признанная главной из наложниц султана и самая любимая из них, была одета в бледно-голубое платье, изящно вышитое золотыми арабесками и цветочными мотивами. На голове ее ловко сидела крохотная шапочка с почти прозрачной золотой вуалью. Из-под подола платья, как заметил быстрый взгляд Селии, выглядывали две маленькие туфельки, обильно украшенные золотым и серебряным шитьем. Многочисленные драгоценности, положенные ей как второму по важности лицу в гареме после самой валиде, сверкали на пальцах и шее. Но когда хасеки снова обратила к Селии свою улыбку, та оказалась почти такой же застенчивой и смущенной, как улыбка ее рабыни-негритянки.

— Так, значит, правду говорят… — неожиданно для самой себя начала говорить Селия, но тут же замолчала, смущенная до крайности.

— Что же говорят?

— Что вы не совсем здоровы. Но простите меня. — Селия устыдилась жестокости своих опрометчивых слов. — Боюсь, я оказалась невежливой.

— Ну что вы. Я знаю об этих слухах. — Негромкий голос хасеки показался девушке очень приятным. — Но это обычная история, не так ли? Все мы живем здесь слухами, сплетнями, оговорами. — Молодая женщина перевела взгляд на море, где едва различимые отсюда лодки, маленькие, как детские кораблики, скользили по водной глади. — Но в данном случае слухи справедливы. Я действительно не так уж здорова. И была бы счастлива удалиться от жизни дворца.

— Вы… значит, вы собираетесь покинуть нас? — спросила Селия.

Когда хасеки снова обратила взгляд на девушку, та увидела, до чего ярко блестят ее глаза.

— Образно говоря, кадин, да. Я обратилась за разрешением удалиться в Ески-сарай, старый дворец султана. Ведь так или иначе дни каждой из нас заканчиваются там. После смерти нашего повелителя, я имею в виду.

До этого дня Селии приходилось довольно часто видеть Гюляе-хасеки, но поводы для этого всегда были сугубо официальными. Главная наложница держалась подле самого повелителя, нарядно одетая и сверкающая роскошными уборами, — объект самого пристального внимания со стороны остальных женщин гарема. Сейчас же в первый раз девушка имела возможность рассмотреть ее ближе. Фаворитка оказалась несколько старше, чем Селия ожидала, а ее несравненное изящество обернулось чуть излишней худобой. Во дворце всегда охотно утверждали, что многие из женщин гарема превосходят Гюляе красотой, но девушка сумела разглядеть то особое, дышавшее добротой и кротостью, выражение, которое оставалось не замеченным никем, хоть, возможно, виной тому была уединенность ее существования. Казалось, само присутствие этой красавицы несло с собой покой и утешение. Цвет ее глаз — темно-синих, как увидела сейчас Селия, — вторил цвету моря, кожа сверкала белизной.

Тут Гюляе, будто спохватившись, знаком разрешила девушке сесть.

— Кадин… Думаю, я должна называть вас именно так? — улыбнулась она и продолжала: — Дорогая сударыня, прошу, оставим формальности, у нас не так много времени. Я пригласила вас сюда потому, что хочу рассказать вам кое о чем.

Инстинктивно Селия бросила взгляд назад, желая убедиться в том, что их никто не подслушивает.

— Не беспокойтесь, — хасеки поняла ее, — тут никого, кроме нас, нет. Я позаботилась об этом. И хочу, чтобы вы знали, я не сержусь на вас.

— Пожалуйста, госпожа хасеки… — начала было Селия, но прежде, чем она смогла продолжать, молодая женщина легким движением прикоснулась пальчиком к ее устам.

— Тссс! Мы обе знаем, о чем я.

— Но я не хотела… не хочу, чтобы вы…

— Дело не в том, что хотите вы. Здесь имеет право хотеть только она, и нам с вами обеим это известно. Я пыталась бороться с ней, но не смогла победить. Она ухитрилась всех настроить против меня, и то же самое может произойти с вами. Нет, пожалуйста, не перебивайте меня, я мечтаю, чтобы вы выслушали то, о чем я намерена рассказать, — запротестовала она, видя, что Селия готова возражать. — Никто — ни одна из нас, я хочу сказать, — не может долго радовать сердце нашего повелителя, пока она остается валиде. Такова и моя судьба, и теперь я склоняю голову перед нею. Кроме того, взгляните на меня. — Она со смущенной полуулыбкой оглядела свое тело. — Я так сильно похудела. Зачем же нашему повелителю возиться с этим мешком костей? И уж во всяком случае, — она бросила быстрый взгляд на Селию, — я не хотела бы кончить так, как кончила Хайде.

— Хайде?

— Думаю, вы слыхали о ней?

— Нет, никогда.

— Она была главной наложницей султана до меня. В отличие от остальных женщин, она значила для него больше, чем услада постельных часов, она была его другом. Таким же другом стала для него и я. Видите ли, султан, наш повелитель и господин… — Внезапно глаза ее устремились к далекому горизонту, и она замолчала. Со стороны могло показаться, что напряжение, с которым эта женщина вела разговор, оказалось для нее непомерным. — Наш господин тоже подчас испытывает чувство одиночества. Вы не должны забывать об этом.

— Но что же с ней случилось? С Хайде, я хочу сказать.

— У нее родился сын, принц Ахмет. Нынче он живет во дворце, где живут и другие принцы. Но сама Хайде, она будто провалилась сквозь землю, никто не видит ее теперь, ту, которая была вознесена так высоко. — Глаза хасеки Гюляе приобрели грустное выражение. — Говорят, что она никогда не покидает своих покоев. Что от нее ушло желание жить.

— Но почему?

Гюляе-хасеки снова обернулась к девушке, и на мгновение лицо ее оживилось.