Малый уголок - Сомерсет Уильям Моэм

что не будет назойливой, со всем этим покончено, все осталось позади, но до Пата дошли кое–какие слухи, ничего важного, однако же лучше, если мы с ней будем говорить одно и то же, если он вдруг случайно станет меня о чем–нибудь расспрашивать. Она надеется, что я приду; конечно, для меня это не так уж важно, я в полной безопасности, но она может оказаться в довольно затруднительном положении, и ей, понятно, не хотелось бы попасть в беду, если можно этого избежать.

Я знал, что о поездке Хадсона она не солгала, мой старик говорил про нее за завтраком. Письмо выглядело совершенно нормальным. Иногда она писала так быстро и небрежно, что ничего нельзя было разобрать, но вообще–то почерк у нее был хороший, и я видел, что когда она писала это письмо, она была совершенно спокойна. Меня немного встревожили слова насчет Пата. Она часто ужасно рисковала, хотя я каждый раз предостерегал ее. Но она и слышать ничего не хотела. Если он действительно о чем–нибудь дознался, лучше нам держаться одинаковой версии, и — «кто предостережен, тот вооружен», не правда ли? Поэтому я позвонил ей и сказал, что буду у нее около шести. Говорила она таким небрежным тоном, что я даже удивился. Казалось, ее не очень–то волнует, приду я или нет.

Когда я пришел, она пожала мне руку, словно мы просто друзья. Спросила, не хочу ли я чаю, я сказал, что уже пил чай перед приходом сюда. Она заметила, что не задержит меня надолго, так как идет в кино. Она была принаряжена для выхода. Я спросил ее, в чем там дело с Патом, и она ответила — ничего серьезного, просто ему сказали, что нас с ней видели вместе в кино, и ему это не очень понравилось. Она объяснила ему, что это чистая случайность. Один раз я увидел ее в зале одну, подошел и сел рядом, а другой раз мы встретились в фойе и, так как она была без спутника, заплатил за ее билет, и мы заняли соседние места. Она считала, что Пат вряд ли станет об этом упоминать, но если вдруг он меня спросит, надо, чтобы я подтвердил ее слова. Я сказал — конечно. Она назвала тс числа, про которые он спрашивал, чтобы я знал, и принялась говорить о своей поездке в Зеландию. Она хорошо знала эту страну и стала мне о ней рассказывать. Я никогда там не бывал. По ее рассказам, там было чудесно. Она собиралась остановиться у друзей и так забавно рассказывала о них, что я не мог удержаться от смеха. Она бывала очень славной, когда хотела. С ней было весело, когда она была в хорошем настроении, этого у нее не отнимешь, я и не заметил, как время прошло. Она была такой, как тогда, когда мы впервые встретились. Наконец она встала и объявила, что ей пора идти. Я пробыл там с полчаса, может быть, минут сорок пять. Она протянула мне руку и, посмеиваясь, взглянула на меня.

— От тебя не убудет, если ты поцелуешь меня на прощание, правда ведь? — сказала она.

Она говорила это, поддразнивая меня, и я рассмеялся.

— Думаю, что нет.

Я наклонился и поцеловал ее. Вернее, она поцеловала меня. Она обвила мою шею руками, и когда я попробовал высвободиться, не отпустила меня. Она вцепилась в меня мертвой хваткой. А потом прошептала, раз уж она уезжает надолго завтра утром, не можем ли мы побыть вместе еще раз. Я сказал, что она обещала не приставать ко мне, а она ответила, что и не хотела приставать, но когда увидела меня, ничего не смогла с собой поделать, и клянется — это последний раз. В конце концов, ведь она уезжает, ну какое значение имеет, если это будет еще один разок. И все время она, не переставая, целовала меня и гладила мое лицо. Она твердила, что ни в чем меня не винит, она просто глупая женщина, неужели я не могу быть ласков с ней. Ну, понимаете, все сошло так хорошо, у меня стало так легко на сердце от того, что она, казалось, примирилась с нашим разрывом, что я не хотел быть жесток с ней. Если бы она оставалась в Сиднее, я не пошел бы на это ни за какие коврижки, но она уезжала, и я подумал: пусть уж она уедет счастливой.

— Хорошо, — сказал я, — пошли наверх.

Дом у них двухэтажный, спальня и комната для гостей находятся на втором этаже. За последнее время понастроили кучу таких домов вокруг Сиднея.

— Нет, — сказала она. — Там страшный беспорядок.

Она потянула меня к дивану. Диван у них большой и мягкий, есть где расположиться.

— Я тебя люблю, я тебя люблю, — повторяла она. .

Вдруг дверь распахнулась. Я вскочил на ноги. Передо мной стоял Хадсон. Какой–то миг он был так же растерян, как я. Затем он закричал — я уж не помню что — и прыгнул. Он замахнулся кулаком, но я увернулся, я ловкий и занимался немного боксом; и тут он всем телом обрушился на меня. Мы сцепились. Он — крупный, сильный мужчина, больше меня, но я здорово крепкий. Он пытался сбить меня с ног, но я не намерен был ему поддаваться. Мы сцепились. Иногда он наносил мне удар, иногда я ему. Один раз мне удалось вырваться от него, но он кинулся на меня, как бык, и я пошатнулся. Мы перевернули все столы и стулья. Ну и драка это была! Я попробовал снова уйти от него, но не смог. Он подставил мне подножку, я еле удержался на ногах. Довольно скоро я понял, что он гораздо сильней. Но я более подвижный. Он был в пальто, а на мне оставалось только нижнее белье. Затем я оказался на полу, уж не знаю, сам я споткнулся или он силой меня свалил, и мы катались, как сумасшедшие. Он оказался сверху и стал бить меня по лицу, я ничего не мог сделать и только старался закрыть лицо рукой. И тут я подумал, что мне пришел конец. Господи, ну и напугался же я! Я собрал все силы и вырвался от него, но он тут же снова насел. Я чувствовал, что начинаю сдавать; он наступил коленом мне на горло, и я понял, что вот–вот задохнусь. Я попробовал закричать и не смог. Я откинул в сторону правую руку и вдруг ощутил, что в нее кладут револьвер. Клянусь,