Жажда мести - Владимир Никонорович Мирнев

— У нас один символ — советский символ. А вот скажите мне, я вас понимаю, вы достойный человек, а что такое наша советская история, которая создавалась народом и в которой неразрывно связана Коммунистическая партия?

— Если коротко, то, Леонид Ильич, история — это старая колымага, в которую запряжен тот или иной народ.

— У нас советская история, и ее тащат ракеты, а не колымаги, товарищ молодой человек. А вот народ тогда что такое?

— Народ — это общность людей, то есть это история, на лице которой написано кровью и потом его имя — русская, немецкая, советская и т. д.

Брежнев поднял брови, как бы говоря, что, мол, я понимаю, ваши выводы — результат большого ума, но они могут быть ошибочны. Это сразу уловил маршал и заерзал на стуле, ему не нравился разговор. Брежнев говорил об одном, а Волгин совсем о другом. Но на лице Генерального секретаря было любопытство, и это маршала успокаивало. Волгин решил заговорить о любимом предмете Брежнева, о котором он знал со слов маршала.

— На нашей родине, Леонид Ильич, процветает пышным цветом ложь, все лгут, а ведь в высоком понятии, Леонид Ильич, — родина — это земля, на которой произрастает древо нашей жизни. И вашей тоже. Ложь — это бритва, которой срезают с человека самое главное для жизни — совесть. Человек без совести, согласитесь, это как земля без гравитационного поля, она рухнет в бездну. Или человек без совести — это все равно, что человек в море без рук — он далеко не уплывет. Это простая истина, Леонид Ильич, но нет простых истин, как нет простых судеб. Даже простая маленькая копейка дорого стоит, ибо без нее в магазине жизни невозможно купить хлеба на дорогу. Ваша роль очень важна.

— Важную роль в нашем государстве играет Коммунистическая партия, — проговорил Брежнев и вновь посмотрел на маршала.

— Я не отрицаю, Леонид Ильич, но важность — не особенность государства, а особенность человека, который управляет огромным государством. Коррупция разъедает государство, а коррупция — это попытка в государственном механизме снять подшипники, после чего механизм разрушится сам по себе. Ложь стала главной доминантой в управлении страной. Я понимаю, что лжецы те же проститутки, как одним, так и другим платят деньгами, одним за ложь, а другим — за тело. Их можно понять, они живут трудной жизнью: им надо запоминать свою ложь, чтобы не быть пойманным в следующей лжи. Но ложь — это когда дурно пахнет. Величавое — не может быть дурным. Наша страна величавая. И роль ваша в жизни страны огромна.

— Интересно. Игра слов, но что вы скажете о роли личности в истории? — спросил Брежнев, боком двинувшись в кресле, как бы проявляя интерес к Волгину, что очень понравилось маршалу.

— Начнем с того, Леонид Ильич, что личность и народ — это два дуэлянта, у одного из которых пистолет может дать осечку. Если пистолет дал осечку у личности, то говорят — роль народа в истории, а если у народа, то говорят — роль личности в истории.

Брежнев улыбнулся и покачал головой, подзадоривая Волгина.

— Только дурак в истории отличается от умного тем, что дурак врет, но думает, что говорит правду, а умный говорит правду и сомневается в ней. Личность дурака в истории — это все равно, что пистолет у одного среди множества безоружных. Если он даже не заряжен, каждый думает в толпе, что он всегда может убить или помиловать, но никто не догадывается, что пистолет может быть просто не заряжен.

— А что же тогда такое государство, товарищ молодой человек? Это очень интересно.

— Всякое дело, Леонид Ильич, интересно уж тем, что не имеет конца, ибо оно постоянно требует работы для совершенства.

— Это правильно, товарищ молодой человек, вы говорите, — сказал Брежнев. — Но правда народа — это правда партии.

— Правда, Леонид Ильич, то, что я могу не сказать правду. В том самая главная ошибка истории. Человек не может приобрести силу над материей большую, чем в нем ее сокрыто.

— А огромная многомиллионная партия? Это надо знать. Огромное наше государство — это большая влиятельная сила в мире.

— Леонид Ильич, государство — способ выживания народа. А партия — это, простите, такая коллективная игра, которая обозначает, как руководить людьми. Вы ни разу не говорили, что партия раскрывает тайну жизни. Тайну жизни раскрывает художник.

— Партия — это воля народа. Дайте определение воли народа.

— Воля — это способ человека проявить свою силу для достижения цели. Воля создает вечность. Высшей волей, как и высшим разумом, наделен гений.

— Вот и правильно, товарищ. Как ваше имя?

— Волгин, Владимир Александрович, — отвечал Волгин.

— Так что такое вечность, Волгин Владимир Александрович. Вечность — это Ленин, Маркс.

— Вечность? Вечностью называется место, где встречаются с людьми после смерти.

— Где же мы с вами встретимся? — рассмеялся Брежнев и посмотрел на старого маршала. — Умный человек. Надо послом определить его в какую-нибудь развитую страну. Я читал, вы окончили университет, работали, книгу издали. Конечно, конечно, каждый ищет у нас место. И находит, товарищ молодой человек. Но ленинский тип коммуниста — это главное. Что-то я не припоминаю, чтобы было написано, что вы — член Коммунистической партии.

— Я не член КПСС.

— А напрасно, товарищ уважаемый Владимир Александрович Волгин. Ум у вас острый, ленинского типа, и быть там вам надо, уважаемый товарищ Волгин. Напишите мне записку: «Об исправлении некоторых негативных явлений в жизни советского народа в свете исторических решений партии». И по пунктам. Я прочитаю с ленинских позиций. А товарищ маршал мне принесет, он тоже думает об исправлении некоторых негативных явлений в армии. У меня сейчас важное совещание, уважаемые товарищи. Всего вам хорошего, дорогие товарищи.

Волгин занервничал, потому что сказал не все. И он подошел к Брежневу и выговорил твердым голосом:

— Леонид Ильич, — обскурантизм — самый главный бич, он сродни лжи. Это две гидры одной змеи, имя которой — коррупция.

Генеральный секретарь, не поднимая глаз, выслушал, но только поднял глаза и внимательно посмотрел на его лицо. Маршал козырнул и направился прочь, за ним — Волгин. Прикрыв дверь, они остановились в коридоре. Здесь было светло, чисто, сухо. За одним из столов он увидел Валерию Чередойло. Он глазам своим не поверил. Она сдержанно кивнула. Он подошел и протянул руку. Она обрадовалась. Он не мог признать ее внутренне, хотя внешне признал, и глаза оценили ее внешность, издали напоминавшую прежнюю Чередойло. Все так же были уложены ее красивые волосы.