Все ведьмы делают это! - Надежда Первухина

— Нет, нет, Аудэу, — качала она головой, когда Авдей, изнемогая от страсти, принимался развязывать пояс ее кимоно. — Я не позволю вам этого.

— Но почему?!

— Как я посмотрю в глаза вашей жене? Нет. Все что угодно, но только не это…

Авдей отступал перед такой твердостью. Иногда японка представлялась ему изысканно-недоступной и холодной, как вода из горного родника. О Вике он никогда не думал подобным образом. Вика была огненной женщиной. Во всех смыслах.

Раздираемый между страстью и долгом, Авдей и не заметил, как читающая общественность принялась вовсю трубить о десятилетии его литературной деятельности. Он вспомнил о том, что является не просто писателем, но еще и почетным членом элитарных ПЕН-клубов, председателем жюри ежегодной литературной премии «Сателлит», присуждаемой молодым авторам. Вспомнил потому, что ему принялись звонить из всех этих организаций и учреждений, выясняя, каким образом писатель Белинский, краса и гордость российской фэнтези, собирается отметить столь значимую дату. Авдей растерялся: ему сейчас только помпезных торжеств и не хватало, особенно если учесть, что дома дети смотрят на папу как на врага всех покемонов, а теща недвусмысленно намекает на то, что она в гувернантки не нанималась…

Так что все вопросы, связанные с юбилеем, Авдей сбросил на своего промоутера, поставив только два условия: чтобы все было скромно и тихо. И не более ста приглашенных.

За день до торжества Авдей позвонил Инари.

— Удобно ли будет, если я приду, — засомневалась японка.

— Если ты не придешь, я оставлю всю эту братву пьянствовать и есть икру, а сам приеду к тебе, — грозно пообещал Авдей, и Инари согласилась присутствовать на вечере.

(Если быть предельно откровенными, то детям и теще Авдей о вечере в свою честь даже не заикнулся).

Мероприятие прошло благопристойно и чинно. Было много речей (официально-хвалебных и хвалебных с юморком), актеры любительского театра-студии при Союзе писателей России, неловко махая мечами, изобразили батальную сцену из авдеевского романа, потом Белинскому вручили очередную премию, причем очень оригинальную: яшмовую фигурку крысы, сидящей на друзе горного хрусталя. Лицо женщины, вручавшей статуэтку, было полускрыто вуалью.

— Какую организацию вы представляете? — негромко спросил Авдей, принимая премию.

— Те, кто придет, — загадочно ответила женщина, и непонятно было: то ли это название организации, то ли еще какая чертовщина.

После всех поздравлений Авдей, чувствуя себя немыслимо усталым, выдавил из себя благодарственную речь. И начался банкет. Авдей усадил Инари рядом с собой, избегая отвечать на вопросы типа: «Авдей Игоревич, а где ваша супруга?»

— Инари, нам надо бежать отсюда, — прошептал Авдей японке.

— Почему? Ведь эти люди собрались здесь ради вас.

— Я думаю, моего отсутствия уже не заметят…. И действительно, банкет находился уже в том градусе, при котором отсутствие виновника торжества воспринималось как нечто само собой разумеющееся.

— Инари, пожалуйста, поедем к тебе, — принялся упрашивать Авдей, едва они сели в такси. — Уверяю, я сейчас абсолютно безопасен и годен лишь на то, чтобы пить анальгин с нарзаном. Я у тебя просто посижу в тишине, остыну от всей этой болтовни…

— Хорошо.

Машина тронулась, Инари внимательно поглядела на Авдея.

— У вас болит голова? — внезапно спросила она.

— Что голова, она кость! Такое впечатление, что у меня болит все до последней нитки в носках.

— Это странно, — в глазах японки появилась какая-то нечеловеческая глубина. — Такое бывает, если навести на человека порчу или дать ему заклятый предмет.

— Чепуха, — поморщился Авдей. — Да и не давали мне ничего… Стоп! Яшмовая крыса!

Он раскрыл свой дипломат, где лежала статуэтка, и скорчился от новой волны боли.

— Перепил мужик… — сочувственно покачал головой водитель.

Инари во все глаза глядела на крысу.

— О милостивый Амиду, — прошептала она помертвелыми губами. — Неужели они теперь и здесь?!

Не обращая внимания на вопросы Авдея, она положила дипломат к себе на колени и уставилась на статуэтку долгим немигающим взглядом. Глаза ее при этом стали переливчато-золотыми, как бумага для упаковки подарков. Под взглядом Инари фигурка претерпела разительные перемены: вместо яшмы и хрусталя в дипломате Авдея теперь лежала полуразложившаяся, кишащая червями вонючая крыса, зажавшая в лапках остатки тряпки, в которой Авдей опознал свой давно выброшенный на помойку галстук.

— Аудэу, вам дорог этот чемодан?

— Нет.

— В таком случае откройте окно.

Инари захлопнула дипломат и, едва они въехали на мост, швырнула его в Яузу.

— Боже, Инари, да ведь теперь вода будет отравлена…

— Нет. Неужели вы не поняли — это было заклятье на вашу, исключительно вашу гибель. Какой ужас! Давно не было ничего подобного…

— Объясните же мне…

— Вас хотели уничтожить при помощи черного колдовства. У нас в Японии этим занимаются тэнгу — злые духи, оборотни, полулюди-полудемоны. Они подчиняют себе лисиц, барсуков и крыс и с их помощью творят злодеяния. Не думала, что встречу такое в России…

В квартире Инари Авдею стало легче.

— Я приготовлю для вас целебный чай, а покуда греется вода, сделаю вам шиацу.

— Это не больно? — пошутил Авдей. Инари мягко улыбнулась:

— Это традиционный массаж. Он помогает снять усталость и боль.

Чуткие пальцы Инари творили просто чудеса. Авдей ожил настолько, что принялся целовать ладони прекрасной японки.

— Перестаньте, Аудэу, вы же обещали…

— Перестать — это выше моих сил.

— У меня выкипит вода для чая. Не троньте платья. Мне надобно на кухню.

— Так что ж ты не идешь?

Инари вздохнула:

— Ах, Аудэу… В моей душе совесть сражается с желанием, и я не знаю, кого мне хочется назвать победителем…

Авдей привлек к себе женщину, чье лицо отправило бы в путь тысячи искусственных спутников Земли, и прошептал:

— Пусть все сражения подождут до завтра…

Пьяный от счастья, окрыленный любовью и полный восторга от недавнего обладания дивной женщиной, Авдей вернулся к суровой реальности, то есть вернулся домой где-то около полуночи. Для любопытствующей тещи (если та еще не спит) у него была заготовлена правдоподобная ложь о том, как долго длился банкет, а потом одному упившемуся драматургу пришлось вызывать бригаду «скорой помощи»… Но едва Авдей открыл дверь, как почувствовал, что в квартире что-то неладно.

Воздух был словно стеклянный, неподвижный и почему-то намекающий на близкое присутствие гипотетического склепа. Ни в одной комнате, кроме гостиной с кораблями, не горел свет. Да и за дверями гостиной свет был какой-то странный: дрожащий, неверный, словно горели свечи, которых Вика в доме старалась принципиально не держать.