Отец Пепла - Илья Олегович Крымов

Пожелав, чтобы чаша отправилась следом, Туарэй взлетел и скоро опустился посреди Пепельного дола, на кипящее красно-чёрное озеро. Он повёл копьём, и лава начала движение, словно невидимый гончар-великан взялся за работу. Доргонмаур вращался и рисовал остриём узоры, по миру текла его песня, — созидающая и оттого непривычная. Реальность приобретала иные очертания в этом небольшом своём фрагменте. Из толщи горячего расплава поднимался грандиозный амфитеатр, громадная чёрная чаша с многоуровневыми трибунами, украшенная постаментами, с которых взирали драконы различных видов. Из их пастей начало бить пламя.

«Когда-то я мечтал стать магом-зодчим, строить…»

— И мне достаточно долго это удавалось. Но славные времена честного труда в забытой миром деревне остались позади. Разрушать всегда получалось лучше.

Он довёл амфитеатр до нужного вида и стал медленно вытягивать жар. Попутно изменялся состав воздуха, молекулярная структура ядовитого газа распадалась. Закончив строительство и опустив чашу в середину арены, бог взлетел и ринулся к ближайшему вулкану, из которого поднимался огромный торс. Дух торчал из кратера словно человек из бадьи с дымящейся водой, он громко ревел в имматериуме и рвал себя руками.

— Приказываю, чтобы лава перестала течь.

Вулкан не услышал, война, разразившаяся в долине, беспорядочная стрельба из гномских пушек, тряска земли, всё это разбудило его и приступ огненной ярости должен был длиться ещё несколько лет. Туарэй не мог столько ждать. Доргонмаур в его когтистой руке взял высокую ноту, удар пронзил эфирное тело духа и тот завизжал от боли. Копьё потянуло сущность в себя, та упиралась, вулкан зарокотал и стал плеваться горящими камнями, но это не имело значения, потому что суть огненной горы перетекла в оружие, наделив его хозяина приятным чувством сытости.

Один за другим вулканы, составлявшие границы Пепельного дола, утихали. Испуганные духи втягивались внутрь жерл как улитки в свои раковины, лавовые потоки быстро мельчали и остывали, воздух очищался от яда.

Вскоре к амфитеатру устремились люди. От входа в долину шли те, с кем Туарэй проделал путь с равнин; со всех других сторон двигались остатки Девятого легиона. И тех, и других, таких разных, объединяло лишь одно — вера в Элрога Пылающего.

Туарэй, воссоздавший на трибунах мрачную ложу императора, следил за тем, как смертные входили в амфитеатр чрез громадные порталы. Жители равнины падали ниц, лицезря своего бога в блеске полной славы и мощи; легионеры избегали их, продвигались ниже, к тёмному кругу арены. Они пересекали его и опускались на одно колено перед ложей, шеренга за шеренгой. Для горцев было совершенно очевидно, что чужаки — неофиты — не являлись ровней потомкам древнего войска; Девятый выжил, Девятый пронёс веру и верность сквозь столетия, не отступив и не склонившись ни перед кем. Их было тысяча шестьсот три, от стариков, едва волочивших ноги, до детей, питавшихся материнским молоком. Тысяча шестьсот три, из которых осталось удручающе мало крепких мужчин и женщин.

«Жрица, пусть люди равнины и народец холмов займут места на трибунах в том порядке, какой пожелают. Сегодня они будут зрителями».

Самшит, находившаяся на расстоянии, начала раздавать указания, заставляя верующих подниматься с колен и переходить на трибуны.

— Девятый легион, — голос бога наполнил чашу и звучал так, словно Туарэй стоял за плечом у каждого, — настало время суда. Вы будете взвешены, очищены, изучены и оценены. Все, кто достиг порога семнадцатого года жизни. Прочим приказываю отделиться и занять места на трибунах.

Подростки и дети стали подниматься с колен, они шли меж своих взрослых родичей, забирали младенцев из рук матерей и занимали первые ряды. Перед ложей осталось меньше четырнадцати сотен душ.

— Все вы будете подвергнуты испытанию, кто-то пройдёт его, кто-то окажется слишком слаб телом или душой. Потом вы будете посчитаны. Если прошедших окажется больше половины, вы получите великий дар и награду выше всех мечтаний. Если же нет, или счёт будет равен, все вы станете пеплом. Такова справедливость Элрога. Слышал ли ты меня, легат?

— Мы все слышали! Слава Пылающему! Пусть его пламя горит в наших сердцах или пусть оно сожжёт нас дотла! — провозгласил Фуриус Брахил, отсалютовав Туарэю поднятым кулаком.

— Да начнётся…

— Подождите!

В портале амфитеатра появилась низкорослая фигура.

— Я отстал! — истошно закричала она. — Я отстал! Подождите!

— Легион двигается со скоростью своего самого медлительного солдата. — Брахил поднялся и обернулся к калеке, что ковылял на обрубках ног и обмотанных тряпьём кулаках. — Ты будешь задерживать нас.

— Не лишай меня этого, легат! Не смей! — ответил Квинтус Бракк. — Я отдал жизнь легиону! Я ещё дышу и ещё воюю! Я эвокат! Я заслужил!

— Ты обрубок человека, — беспощадно отвечал легат, — и в грядущем испытании можешь подвести нас.

— Я задержу легион не больше, чем эти дряхлые старики и старухи здесь! — упрямо кричал калека, подбираясь всё ближе к Брахилу. — И вообще, это не тебе решать! У нас есть бог!

Немолодое лицо, покрытое чешуйчатым рисунком, обратилось к ложе, зрачки пылали фанатизмом из глубоких глазниц, в морщинках терялись скупые слёзы.

— Я выдержу любые испытания и принесу любые жертвы ради того, чтобы исполнить свой долг! О боже, я поползу по углям и сухому терновнику, если на то будет твоя воля!

Туарэй чуть склонил голову:

— Квинтус Бракк, ты будешь взвешен, очищен, изучен и оценён наравне с остальными легионерами.

Бог одним молниеносным рывком переместился к гигантской чаше, парившей над центром арены, его крылья возбуждённо распахивались и медленно складывались, пока огненные глаза вглядывались в бесконечно кипящую, чёрную как нефть кровь драконов. Он сунул палец в пасть и прокусил его клыком, затем капля ихора пала в бурлящую черноту. Копьё опустилось следом, Туарэй стал размешивать, медленно и плавно, наблюдая изменения, — ихор не растворялся, но захватывал и очищал.

— Вы думаете, что приносили жертвы. Вы думаете, что испытывали боль. Вы думаете, что копили силу. Сегодня тот день, когда вы узнаете, что ошибались во всём, кроме одного — будет вершиться суд.

Доргонмаур издал высокую ноту, и золотая чаша отозвалась. От её края отделилась тонкая чешуйка, плавно опустилась, зачерпнула кипящей, чистой как ключевая вода крови, и перелетела по воздуху к Фуриусу Брахилу, опустилась в его подставленную ладонь. Следом чешуйку получил его единокровный брат Атмос Брахил; божественные дары опускались в подставленные ладони молодых, сильных, старых и немощных, мужчин и женщин, покрытых нарисованной чешуёй. Последним был Квинтус Бракк.

— Одной капли хватит каждому из вас. Пейте и встречайте суд. Я посчитаю тех, кто выживет.

Бог неспешно двинулся обратно к высокой ложе, пока легионеры вокруг него, зная о смертельной угрозе, подносили чешуйки к губам. Бог шёл, слушая нараставший кашель, стоны и крики, шипение горящей плоти, плавящегося жира, истошный вой.

Он вспорхнул на ложу, где занял трон чёрного камня и призвал в свою руку Светоч Гнева, — продолговатый цилиндр чёрного чугуна с крупным аловитом, вставленным в один конец. По его воле артефакт распался на детали: композитный корпус, освинцованный изнутри, магическая сердцевина, камень с заметными изъянами. Он изучил плетение чар, которые когда-то сам создал оценил задумку, тонкость исполнения, решил не прикасаться, чтобы не разрушить всё. Работая когтями, Туарэй стал шлифовать новый, чистый камень, и каждый раз, когда от него откалывались осколки, в воздухе полыхал ослепительно-яркий огненный протуберанец. Наконец меч был собран воедино с новым камнем, а старый бог выбросил прочь за ненадобностью. Взвесив тяжёлый цилиндр в руке, он решил, что всё сделано хорошо и можно позволить разуму отдохнуть.

Когда его веки приподнялись, остатки Девятого лежали вокруг золотой чаши, словно