Мой любимый шотландец - Эви Данмор

в шикарном особняке. Нельзя быть столь безрассудной в мире вроде этого – ее может обидеть кто угодно! У Люциана скрутило живот, он похолодел. Защищать любимую женщину практически от всего его не тянуло лет десять. Теперь же из клети в самой глубине души рвался давно забытый инстинкт. Если не держать его взаперти, тот нальется силой приливной волны и вышибет почву у него из-под ног.

* * *

Хэрриет отмокала в железной ванне у камина долго, едва замечая успокаивающее тепло пахнущей вереском воды. Ее мысли целиком заняли откровения Люциана.

Когда он наконец вернулся в номер, волосы ее почти высохли. Хэрриет сидела в кресле, прижав колени к подбородку и завернувшись в два клетчатых пледа. Люциан сполоснулся в тесной каморке за занавеской, ругаясь сквозь зубы, и вышел в черном кашемировом халате, который очень эффектно подчеркивал его могучие плечи. Хэрриет следила, как он раскладывает на столе бумаги, и пыталась совместить новые факты с тем, что знала о муже раньше.

– Значит, этим ты и занимаешься? – спросила она. – Приобретаешь убыточные шахты, а потом улучшаешь условия жизни в общине?

Он поднял взгляд.

– Когда могу, то да.

– Я думала, это забота Комиссии по вопросам благосостояния горняков.

– По идее – да, но законы не всегда соблюдаются так, как хотелось бы.

– А что насчет профсоюзов горняков?

В его глазах вспыхнул язвительный огонек.

– Скажи-ка, кому принадлежат в Британии угольные и сланцевые шахты? Кто управляет консорциумами, которые ими владеют? Профсоюзы?

– Нет, – выдавила Хэтти. – Герцоги, графы и богатые коммерсанты.

– Вот именно.

– На них закон тоже распространяется.

Он посмотрел на нее скептически.

– Когда ты в последний раз слышала, что графа привлекли к ответственности за преступления перед рабочим классом?

Она пощупала занывшие виски.

– Никогда.

– Драммуир принадлежал Ратленду, – сообщил Люциан. – Потому-то здесь все так плохо.

Хэрриет опешила.

– Я не знала!

– Он подогнал цифры, и в результате у консорциума сложилось ложное впечатление о доходности шахты. Сообразив, что даже после необходимых вложений прибыли будет мало, они продали шахту мне. Придется ли Ратленду ответить за содеянное? Сомневаюсь.

– Лорды, которых ты разорил, – медленно проговорила она. – Они выбраны не случайно?

– Конечно.

По ногам Хэтти побежали мурашки, и она крепче обняла колени.

– Ты берешь правосудие в свои руки, наказывая по одному мерзавцу-аристократу зараз?

Он склонил голову набок.

– Ты меня осуждаешь.

– Я что, вышла замуж за анархиста?

– Нет, черт возьми!

– Какое облегчение, – сказала она, потом с подозрением спросила: – А почему ты не анархист?

Люциан презрительно скривил губы.

– Знаешь, чем они занимаются?

– Рассуждают о свержении монархии?

– Сидят и болтают почем зря целыми днями, – сообщил он. – И под предлогом отказа от любых авторитетов обсуждают всякие идеи – хотя совсем отказаться от лидера и принуждения невозможно – и в результате не добиваются практически ничего.

– Неужели?

– От государства я многого не жду, – признался Люциан, – поэтому на лицемерных болтунов у власти мне плевать.

– Ясно, – успокаивающе сказала Хэрриет. – Значит, ты коммунист?

Он покачал головой.

– Впрочем, нескольких коммунистов я поддерживаю деньгами – к примеру, Уильяма Морриса.

– Того самого? – удивилась она. – Рисовальщика обоев?

– Да.

– Ни за что бы не подумала!

– Зато теперь знаешь.

– Ты – социалист.

Люциан пожал плечами.

– Я хочу управлять людьми, которые находятся у власти, а как – мне все равно.

– Управлять людьми у власти, – пробормотала Хэрриет. – Вот в чем моя роль – точнее, моего отца.

Он кивнул, и у нее внутри все похолодело.

– Да будет тебе известно, что волшебной палочки у него нет, – заявила она. – И законом он тоже связан.

Люциан отодвинулся от стола и скрестил руки на груди.

– Ты не станешь отрицать, что он человек влиятельный и мог бы открыть для меня кое-какие двери?

Она вздернула подбородок.

– Хочешь изменить мир к лучшему? Почему бы для начала не раздать свое состояние бедным?

Люциан презрительно фыркнул.

– Милостыня? Нет, меня интересуют долгосрочные перемены. Помнишь, мы говорили о том, как трудно одинокому предпринимателю поднять зарплаты до прожиточного минимума? Я хочу добиться реструктуризации государственного бюджета. Моя цель – систематическое перераспределение богатств!

– Ясно.

Люциан разошелся не на шутку.

– Угадай, сколько бюджетных средств ежегодно идет на нужды британской армии?

Хэрриет устало пожала плечами.

– Двадцать процентов?

– Тридцать! Тридцать процентов уходит на чертовы имперские войны! С другой стороны, на нужды здравоохранения или образования не выделяется ни шиллинга! В результате бедные, неграмотные ребята отправляются прямиком на фронт или в забой. Достойнее погибнуть от пули или под завалом, чем просить подаяния у насквозь прогнивших лондонских пэров!

«Он рассуждает совсем как Люси, – подумала Хэтти, глядя, как тени играют на его суровом лице, – та же убежденность, та же целеустремленность».

– И что ты предлагаешь? – мягко спросила она.

Люциан развел руками.

– Империалисты с деньгами никогда не расстанутся. Они скорее сожрут весь мир, чем накормят британский народ. Я думаю о доходах бюджета, и в настоящее время самый эффективный рычаг – повышение подоходного налога.

– Для моей суфражистской деятельности мне пришлось изучить протоколы голосования Гладстона, – поделилась Хэрриет. – И я совершенно уверена, что последние двадцать лет он выступал за отмену подоходного налога.

– Отменить налог не удалось, так что это всего лишь голословное потворство, – заметил Люциан, возбужденно расхаживая перед столом. – Бюджет чрезмерно зависим от таможенных и акцизных сборов, в то время как торговая конъюнктура постоянно ухудшается и американский импорт способен превзойти британские товары по всем статьям!

– Звучит логично, – согласилась она. – И все же маловероятно.

– Гладстон знает, что альтернативы нет, – заявил Люциан. – Подоходный налог взымается по ставке менее одного процента, большинство граждан от него освобождены – его следует увеличить и распространить на прибыли корпораций.

Услышав такую нелепость, Хэрриет фыркнула.

– Корпоративный налог?!

– Однажды его введут, – заверил он, – вот увидишь!

И тогда девушку осенило, что ее склонили к браку с целью проведения британской налоговой реформы. Она прищурилась.

– Почему бы тебе не скупить членов парламента, чтобы они выполняли твои приказы, как делают обычные промышленники? – спросила Хэрриет. – Или не организовать оппозиционную партию? Зачем становиться одним из них?

Он усмехнулся.

– Поверь, эти стратегии вовсе не исключают друг друга. Однако самые мощные крепости осаждать бесполезно – их нужно разрушать изнутри.

– А когда стены падут, ты избавишься от своего богатства? – невинно осведомилась она.

– Нет, – мрачно ответил он.

– Почему же?

– Богач пользуется влиянием, бедняк – нет. Мы узнаем о простом работяге лишь в случае его гибели из сводок компании, в которой он трудился, или если какому-нибудь журналисту вздумается сочинить сенсационную новость – так или иначе, о смерти бедняка обычно говорят громче, чем о жизни.

– Тебе это только на руку.

Люциан резко остановился и посмотрел на нее.

– В шахту я не вернусь! –