<4D6963726F736F667420576F7264202D20D4E8EDCFEEF0F2C0F0F2F3F02DD2EEEAE8EE2E646F63> - Admin

и Диких, сработавшиеся как хорошо погнанные шестеренки в голос орали друг на друга, не

отрываясь, правда, при этом каждый от своих обязанностей...

- Если я начну поворот влево, то миноносцы пролетят у меня через прицел с такой

скоростью, что я запоздаю с выстрелом, ваше БАЛДАгородие, лучше выстави нужное

склонение, мы уже градусов на семь легли на левый борт, не забудь. И на циркуляции крен

продолжает расти, - начал было опять учить жизни молодого соратника Диких, но сам

получил в ответ отповедь - сейчас и всегда вежливый Тыртов не лез в карман за словом.

- Жену свою будешь учить. Что и на какой угол тебе поднимать или опускать, - зло

отозвался из под крыши башни лейтенант, - Крен я уже скомпенсировал, правда креномер у

нас уже разбит, но я на глаз прикинул...

Оглушительный выстрел десятидюймового орудия прервал перепалку, и не успели еще

все в башне прийти в себя, как раздался уже спокойный голос Тыртова, -

- Головной миноносец влез в прицел, сейчас посмотрим... Есть!

При расстоянии до цели всего в десять кабельтов, снаряду для полета отведено всего

лишь четыре секунды. И результата выстрела не приходится ждать мучительно долго, да и

видно дело рук своих было в оптические прицелы прекрасно.

- Хер ты себе к носу прикинул, а не угол вертикального наведения!!! НЕДОЛЕТ! - если

опустить мат и близкую к нему морскую терминологию, то эмоциональная, образная и яркая

речь прапорщика Диких свелась именно к этому.

Но спустя всего несколько секунд султан взрыва опал, и Платон пристыженно замолчал.

Из струй Ниагарского водопада падающей воды показался головной японский миноносец.

Вернее то, что от него осталось. Огрызок «циклона» быстро садился кормой, кажется винты и

рули были сорваны взрывной волной, а расчет кормового минного аппарата смыт за борт или

снесен осколками. Только у носового еще копошились, поднимаясь с палубы, мокрые

фигурки моряков.

- Ну, и чем товарищ прапорщик недоволен, с ручного наведения, без определения

дистанции, на глазок определив крен корабля - и попали как в апте... - радостно начал было

Тыртов, и тут же осекся.

Не успев даже встать на ноги, все еще стоя на коленях, кто-то из японцев приник к

прицелу носового минного аппарата левого борта, и выпустил торпеду. Дистанция в десять

кабельтов была для японских мин Уайтхеда предельной, и запаса хода у этого смертоносного

снаряда скорее всего не хватило бы, но на мостике решили не рисковать. Резко переломив

траекторию поворота крейсер начал заваливать нос влево. Увы, при этом маневре он

подставлял под торпеды остальных пяти миноносцев почти всю проекцию борта...

Диких и Тыртов, не переставая орали на расчеты башни и погребов, требуя скорейшего

заряжания следующего снаряда, хотя оба понимали, что времени на еще один выстрел у них

уже нет. Тыртов еще успел заметить, как на остановленном их снарядом кораблике кто-то в

офицерском кителе метнулся от рубки к кормовому аппарату и начал его разворачивать в

сторону русских. Но по неподвижному миноносцу уже открыли огонь из немногих уцелевших

трехдюймовок противоминного калибра. Одна из их гранат разорвалась рядом с торпедой,

заряд шимозы сдетонировал, и на месте дерзкого миноносца поднялся еще один стол воды.

Следовавшие за уже покойным флагманом «циклоны» один за одним выпускали по две,

а те, кто успевал довернуть, то и все три мины. Судя по тому, как щедро расходовали дорогие

снаряды японские командиры, выйти живыми из атаки они не рассчитывали. Шедший вторым

в строю «Касасаги» успел выпустить две, после чего исчез во вспышке взрыва 8-дюймового

снаряда, который в упор всадила в него кормовая башня «Памяти Корейца». Третий в строю

«Хато» тоже успел выстрелить две, но так же не дождался результатов своей стрельбы,

получив от «Громобоя» один за другим три снаряда среднего калибра, он быстро лег на левый

борт и опрокинулся.

Но самоубийственная смелость и абсолютное самоотречение экипажей шести маленьких

корабликов, была вознаграждена. Не способный увернуться от многочисленных торпед

русский крейсер содрогнулся от мощного взрыва. Вместе с огромным столбом воды в воздух

выбросило черную тучу – попадание пришлось на продольную угольную яму, разделяющую

машинное отделение правого борта и кормовую кочегарку. И опять многострадальный

правый борт, в надводной части которого и так не осталось живого места...

Доклад о повреждениях поступил быстро. Франк удивительно спокойным голосом

докладывал: «Правое машинное скоро затопит полностью. Машина остановлена. Эвакуировал

людей. Четверо погибших. Кормовое котельное – гасим топки, травим пар. Вода прибывает

двадцать сантиметров в минуту. Могут взорваться. Через пять минут всех выгоню и оттуда.

Из левой котельной тоже вода – в нее откуда-то снизу фильтрует, ничего не можем поделать –

насосы встали».

Крен корабля ощутимо нарастал...

Выбежав на уцелевшее каким-то чудом крыло мостика, Беляев перегнувшись вниз,

быстро окинул взглядом истерзанный борт своего корабля. Худшие опасения подтвердились.

Рваные пробоины в корме, раньше бывшие надводными, уже во всю брали воду. Вернувшись

в рубку, Беляев обвел взглядом настороженные лица притихших офицеров, и бесстрастно

резюмировал увиденное:

- Все, господа. С нми - кончено. Тонем. Можем вот-вот опрокинуться…

Прикажите команде спасаться по способности и поднимите сигнал нашим истребителям

подойти для снятия команды. Благо «германцы» наши рядом. В лазарете - выносите раненых

на верхнюю палубу, на левый борт, к вам сейчас подбегут из машинного, помогут! Трюмным

- все наверх! - Беляев метался от одного амбушюра к другому: спасти корабль немыслимо,

поэтому он пытался хотя бы минимизировать людские потери.

- Машинное? Валерий Александрович, немедленно всех наверх! Оставьте несколько

человек залить топки в носовых кочегарках, остальным бегом в лазарет! Тяжело раненых в

бессознательном состоянии выносить в первую очередь, мы затонем минут через...

- Минут десять есть. Наше итальянское чудо с такими повреждениями не продержится

дольше, - ответил на вопросительный взгляд командира трюмный механик, - Если бы не

вскрытый борт над броней. Ведь как консервную банку… - и уже сбегая с мостика прокричал,

не снижая скорости, - я попытаюсь затопить в носу все отсеки левого борта, что только

успею! Тогда хоть не опрокинемся, а уйдем на ровном киле. Это даст лишнюю пару минут

для погрузки раненых на миноносцы...

Больше капитана Корпуса флотских инженеров-механиков Бориса Владимировича

Вернандера никто не видел... Он остался в низах крейсера, до последнего манипулируя

клапанами затопления и перепускания, пытаясь продлить агонию обреченного корабля и не

допустить его опрокидывания.20

На мостике единственного еще оставшегося на плаву «Циклона» - «Саги», его командир

лейтенант Иокова смотрел на окутанный паром и дымом, все глубже оседающий в воду

русский броненосный крейсер. Все офицеры и матросы их отряда до последнего выполнили

свой долг перед Японией и Императором. Его корабль, пробитый пятеркой мелких снарядов и

одним крупным, уже потерял ход, и вот-вот должен был быть добит сворой проходящих мимо

русских дестроеров, которым, похоже, удастся предотвратить результативную атаку их

японских коллег на два других крейсера. Но они, конечно, сперва выполнят ту работу, для

которой создавались, - уничтожение более мелких миноносцев противника…

К сожалению для их командиров, «Саги» был одним их двух миноносцев, которые

успели развернуться к «Памяти Корейца» левым бортом, и выпустить и последнюю, третью

торпеду, так что русские эсминцы фактически "махали кулаками после драки". Кто-то из

японских матросов остервенело отстреливался из кормовой пушки, но это был просто еще

один способ правильно уйти в вечность. Свою главную роль полторы сотни моряков японских

миноносцев уже выполнили – «Асахи» отомщен, и убивший его русский крейсер переживет

свою жертву не более чем на четверть часа.

Неожиданно ему, по жизни не большому поклоннику классической поэзии, в голову

пришла хокку, наиболее точно описывающая их сегодняшнюю атаку:

Незаметные песчинки,

Мы преданны своей стране.

За нее идем в свой последний путь...21