По кромке двух океанов - Г Метельский

Увы! Мне пока не удалось увидеть Долину гейзеров. Я опоздал на час. Ровно за час до моего приезда в Ключи отсюда улетел вертолет с фотокорреспондентом, который должен был снять гейзеры, чтобы обновить экспозицию в музее.

— Не огорчайтесь, — утешал меня позднее Борис Федорович Студеникин. — Побывайте на Киреунских источниках. Это недалеко от нас.

— Да, но как добраться до этого «недалеко»?

Если в Долину гейзеров теперь проложена туристская тропа, если вокруг самих гейзеров уже заметны следы пребывания человека в виде пустых консервных банок и пней пихты грациозной, то до Киреунских источников пока нет хода.

Правда, некоторые камчадалы с давних пор кое-как пробирались сюда на собаках или пешком, звериными тропами, ставили шатер, долбили вокруг приглянувшегося ключа ямку, чтоб можно было лечь, и купались там, кто сколько выдержит. Стучало сердце, била кровь в виски, но экзема и ревматизм проходили. Когда не было человека, в долбленку залезал медведь: он тоже лечился от каких-то своих болезней; зимой около парящих источников грелись и щипали зеленую траву олени…

…Вертолет летит очень низко. Кто-то сказал, что на Камчатке редко бывает «золотая осень», что деревья зелеными уходят под снег. Но это не так, по крайней мере в этот непохожий на другие год с небывало жарким летом, когда люди ждали дождя, и тоскливой, непривычно мокрой осенью. Стремглав несутся под нами багряные купы берез, кленов, рябин с крупными, как вишня, ягодами, густая темно-зеленая щетка кедрового стланика; хорошо виден белый, извивающийся шнурок океанского прибоя, сам океан, зеленоватый и прозрачный у берега, почти отвесные скалы то красного, то серого цвета, речушки и ручьи с кипящей водой, те самые, по которым поднимаются на нерест знаменитые камчатские лососи.

— Медведь! — повернувшись ко мне, кричит пилот.

Я лихорадочно ищу глазами хозяина камчатской тайги. Бог мой, как он улепетывает от вертолета, от страшного шума над своей головой — в панике, галопом, широкими прыжками, комично подбрасывая толстый откормленный зад.

О том, что мы подлетаем к Киреунским источникам, я узнаю по клубам пара, окутывающим широкое, окруженное горами ущелье. Солнца уже не видно, оно за тучами, идет сильный крупный дождь.

И все равно открывшаяся взору картина необычна и прекрасна. Склоны ущелья покрыты густым пожелтевшим лесом. За некоторые деревья зацепились и повисли на них маленькие пухлые облака. Неширокой бирюзовой лентой свисает со скалы водопад. Видны белые брызги внизу, среди валунов. Скалы голубоваты, кое-где розовы. Ближние подступы к лощине ярки, зелены от зарослей необычайно высокой жесткой травы, которую приходится раздвигать на ходу плечами.

И среди этого ущелья, повсюду, докуда видит глаз в дождливый день, поднимаются матово-белые клубы пара. Создается впечатление огромного пожара, который только что погасили, залили водой, и теперь все дымится, парит округло и густо. Клубы пара колышутся, меняют очертания, шальным порывом ветра отодвигаются в сторону, на миг открывая то зеленое пятно воды, то пузырящуюся, будто живую, поверхность какого-то темного месива — целебной грязи.

Внизу, там, где нет травы, желтеет ноздреватый голый камень, в котором то ли природой, то ли человеком выдолблены ямы.

Впервые о Киреунских источниках упомянул зоолог, палеонтолог и врач Венедикт Иванович Дыбовский, проживший, кстати сказать, 97 лет. За участие в польском восстании 1863 года его, в то время уже профессора зоологии в Варшаве, приговорили к пятнадцати годам каторги и сослали в Сибирь. По ходатайству прогрессивных русских ученых Дыбовскому разрешили заниматься наукой, и он исследовал озеро Байкал, а также фауну Дальнего Востока. Получив наконец разрешение вернуться на родину, в Минскую губернию, он, однако, поехал не домой, а на Камчатку и с 1879 года стал работать врачом в Петропавловске. Здесь и привлекли его внимание Киреуны. Об их целебных свойствах Дыбовский услышал от фельдшера Григорьева, работавшего неподалеку отсюда, в селе Кресты, и предложил назвать источники Григорьевскими.

Но детально их изучила лишь экспедиция Камчатского областного отдела здравоохранения в 1934 году. Она определила химический состав, дебит (три с половиной миллиона литров в сутки), площадь, занимаемую ключами, число грифонов (их оказалось более двухсот). Некоторые источники били со дна довольно глубоких, до шести метров, воронок, другие оказались послабее, третьи только сочились, образуя никогда не просыхающие лужи. Ученые выяснили, что в древние времена источники вели себя куда более активно, вверх взлетали фонтаны кипящей воды, и Киреунская долина ни в чем не уступала Долине гейзеров…

— Давайте купаться, — предлагает пилот. — Но только, чур, не больше пятнадцати минут! Знаю по собственному опыту…

Раздеваться не хочется — ветер, дождь, крупные, тяжелые капли его поднимают маленькие фонтанчики, на спокойной поверхности воды. Но приехать на другой конец страны, добраться в конце концов до уникальных источников, к которым нет дороги, и не попробовать на себе, что они представляют, — это по крайней мере странно. А раз так, была не была!

Трава холодная, скользкая, но каменный чешуйчатый край ямы уже заметно нагрет. Трогаю воду ногой — приятная, теплая. Прыгаю в созданную природой ванну, неожиданно ухожу в воду с головой и тут же стремительно выскакиваю, едва не ошпарившись: на глубине вода, как кипяток! Наверное, в этом месте бьет очень горячий ключ.

— Забыл предупредить вас, — пилот весело смеется. — Вот сюда плывите, здесь мелко и не обожжетесь. Холодная водичка откуда-то поступает.

Водичка поступает из ручья, чьи-то заботливые руки направили его сюда, ровно столько, сколько требуется… Удивительно приятно сидеть в этой экзотической ванне. Сверху льет дождь, свистит ветер, несется по долине, как по трубе. А в воде тепло, даже слой воздуха над ней нагрелся.

…Пилоты делают крюк, чтобы привезти меня в Ключи.

На заставу я прилетел вертолетом.

Застава стоит на берегу моря: несколько домиков, полигон, вышка, свой особый, всегда немного тревожный, напряженный мир. Время от времени сюда прилетает вертолет, привозит почту, а иногда конфеты или торт для двух маленьких дочек начальника заставы и старшины. С вышки открывается величественный вид на море, а если обернуться — то на покрытые лесом холмы. Холмов много, и они стоят так тесно, что касаются своими основаниями друг друга. Между ними петляет речушка, в которую заходят на нерест лососи. Наверное, можно было бы услышать, как она журчит на перекатах, но все заглушает мерное и глухое дыхание океанского прибоя.