Учитель из Меджибожа - Григорий Полянкер

У самого края леса они наконец встретились — группа партизан и Лазутин со своими людьми. Обнимая друг друга, здоровались, словно встретились старые закадычные друзья. Чуть передохнув, двинулись в глубь леса. И зеленый мрак поглотил их, принял в свои дебри, скрыл от постороннего ока.

Хотя стояла глубокая ночь и дождь все еще моросил, неподалеку от землянок, в глубокой лесной впадине, окруженной со всех сторон густым лозняком, тускло тлели костры и над огнем кипели котлы с пахучим варевом. Это готовили скромную трапезу для новоприбывших. При их свете командир партизан всматривался в счастливые, возбужденные лица Лазутина и его друзей. Командир отряда был благодарен этим мужественным людям за неожиданное подкрепление. Теперь это весьма кстати. После недавних операций на коммуникациях отступающего врага отряд понес немалые потери, и значительная группа, прибывшая сюда со своим оружием, снаряжением, сделала его опять боеспособным. Что и говорить: большая сила влилась в отряд. Пусть эти люди только немного отдохнут, придут в себя, они еще себя покажут! Долгие месяцы они мучились за колючей проволокой, угнетенные, униженные. Теперь будут беспощадно мстить за все. У каждого, небось, свои счеты с фашистскими палачами.

Когда командир объяснил им, что несколько дней они тут передохнут перед операцией, прибывшие всполошились. Не отдыхать они сюда пришли, а действовать, бить врага, мстить! Нетерпение, жажда мести и борьбы подогревали этих людей.

После скромной трапезы, дружеской беседы, оживленных разговоров командиры собрались в штабную землянку обсудить дальнейшие шаги. Стали распределять бойцов по группам, взводам, согласно специальностям каждого из прибывших. Командир отряда, глядя добрыми глазами на Лазутина, обратился к нему:

— Ну, сынок, мы знаем, каким ты агитатором был в тяжелейших условиях там… Вот и попрошу тебя стать моим заместителем по политчасти…

— Что ж, попробуем, — ответил Лазутин. — Но у меня еще одна военная профессия. Будучи в стрелковом полку, я немало полазил по тылам врага, ходил с разведчиками за «языками». К тому же неплохо знаю немецкий язык. Кроме того, я захватил с собой китель лейтенанта с медалями…

— Все это, брат, пригодится. Работы теперь у нас с тобой невпроворот, — прервал его командир отряда… — Главное, не спешить и все обдумать. — Посмотрев на чуть посветлевшее небо, «дядя Коля» спохватился: — А теперь, товарищи, чувствуйте себя как дома. Всем спать. Отдых вам необходим прежде всего. Отдохнете, а тогда за дело.

С первой минуты, когда Илья Френкис встретился с этим спокойным, скромным человеком, который не был похож на подлинного кадрового военного, он проникся к нему большим уважением. Командир и в самом деле был глубоко штатским. Директор мебельной фабрики в небольшом районном городишке, он в начале войны, когда враг приближался, взорвал цеха, отправил свою семью и семьи своих работников, друзей в глубокий тыл, а сам организовал партизанский отряд и ушел в лес. В боях, в жестоких схватках с фашистами и полицаями постепенно научился воевать и не раз выходил победителем в тяжелейших ситуациях. А отряд все разрастался, превратившись в довольно ощутительную силу.

И командир, и его люди понравились Лазутину. Как-то быстро они сдружились, и вскоре трудно было отличить бывалых партизан от людей, недавно влившихся в отряд, которые сразу же стали участвовать в боевых действиях.

Лазутину казалось, что с приходом сюда он наново родился на свет. Он жаждал действий, рвался в бой, частенько шел на самые рискованные операции, и командиру отряда подчас стоило немало труда, чтобы сдерживать своего пылкого помощника. Он словно хотел восполнить то, что не успел сделать за все тяжкое время, когда он был вдали от этих народных мстителей…

Потянулись тяжелые боевые дни, недели, месяцы, когда люди сами не знали покоя и не давали покоя врагу в окрестных деревнях и на железной дороге. Приходилось часто все больше отдаляться от лесной базы, настигать врага в тех местах, где он отступал под натиском советских войск.

Вся округа клокотала. Казалось, что в этих лесах действует не один крепко сколоченный, очень подвижной отряд, а большое соединение.

Петр Лазутин и его товарищи быстро вошли в свои роли, и со стороны могло показаться, что они давно уже связали свою судьбу с партизанами, прямо-таки родились лесными богатырями.

В непрерывных боях и смелых налетах на вражеские гарнизоны, полицейские участки, на железнодорожные станции и шоссейные дороги быстро шло время, заполненное большими и дерзкими операциями.

…Миновало лето. Наступила дождливая осень. Незаметно приблизились холода. Первый снег покрыл белым покрывалом лесные дороги, зеленые дебри лесов, а отдыха, передышки люди не знали, да и не искали их.

Навсегда врезались в память боевые операции, молниеносные схватки с врагом и полученные раны в тяжелых сражениях. Но больше всего запомнился молодому замполиту один зимний вечер, когда он, Петр Лазутин, отправился с группой разведчиков далеко на запад, где вот уже несколько дней подряд вся земля гудела, сотрясаясь от жестокого боя.

Стоял ядреный морозный день. Снег скрипел под ногами. Небольшая группа партизанских разведчиков двигалась вдоль высокой железнодорожной насыпи. Еще осенью партизанский отряд сделал все, чтобы эта дорога перестала действовать: взорвали мосты, разрушили несколько километров железнодорожного полотна. И этот путь, и высокая насыпь теперь были мертвыми. Разведчики быстро двигались туда, откуда доносился непрерывный грохот артиллерии.

Где-то неподалеку должны были находиться железнодорожная станция и поселок, за который несколько дней подряд шел ожесточенный бой.

Дул холодный, пронизывающий ветер. Мороз крепчал с каждым часом. И Петр Лазутин вел свою группу навстречу буре. Снегом занесло все ходы и выходы. И единственной дорогой, по которой можно было ориентироваться, оказалась высокая мертвая насыпь, которая укрывала разведчиков не только от вражеского глаза, но также и от случайно залетавших сюда снарядов и мин…

Вслушиваясь то в угасающий, то в нарастающий гром канонады, бойцы напористо шли, уходя в ночь. Быстро темнело, но снежная белизна окутывала дорогу призрачным сиянием.

Они уже забыли счет времени. Все труднее было пробираться по снежным сугробам. Долго ли еще идти?

Петр Лазутин напряженно вслушивался в грозную музыку боя. Грохот как будто стал стихать, ослабевать. Партизаны переглядывались, спрашивая друг друга: что случилось? Чья взяла? Остановилось наступление, захлебнулось? Иссякли силы? У кого?

Лазутин вскарабкался на скользкий холм, всматривался в пустынную даль. Оттуда валили огромные облака дыма, огненные языки пламени лизали небосвод. Он прикинул, что горело где-то там, в поселке, за который и шел ожесточенный бой.

Но вот у леса, куда сворачивает насыпь, появились какие-то белые тени. Они быстро двигались сюда. Лазутин прижался к сугробу, напряженно вглядываясь в ту сторону.

Рукой подал знак разведчикам, чтобы те залегли и ждали его команды. Кого-то из товарищей позвал, чтобы помог вести наблюдение. Надо схватить «языка», и тогда станет ясной обстановка.

Однако белые тени двигались не только по насыпи, но и вдоль железной дороги. Он уже отчетливо видит, что это какие-то фигуры в белых халатах.

Но кто они — наши или немцы? Поди разбери! Спроси у ветра!

Снежная крупа хлещет по лицу, мешает смотреть, не дает дышать. К Лазутину подползло два бойца. Глазами полными тревоги спрашивали: как же быть, если их обнаружат? Не лучше ли отойти? Тех, в белых халатах, гораздо больше, и Уступать с ними в бой вряд ли целесообразно…

Лазутин махнул рукой, мол, сам все видит. Надо еще повременить.

А белые тени приближались. Нужно было иметь крепкие нервы, чтобы лежать в снегу и спокойно наблюдать за идущими, допуская их так близко и не зная, свои они или чужие.

Но Лазутин давно научился владеть собой, быть хладнокровным в самой сложной ситуации.

А не отвести ли своих к балке, которая находится за насыпью, не отойти ли по добру по здорову? Но это уж было невозможно. Их могли обнаружить и перебить, как зайцев. Вступить в бой? Но тех значительно больше. К тому же все они в белых халатах, а его люди одеты кто во что горазд, и эта пестрота может послужить неплохой мишенью для врага, если там враг…

Он мысленно ругал себя, что так опрометчиво вывел бойцов сюда, поверив в безопасность этой проклятой насыпи… Казалось, что она сможет защитить от огня, а вышло наоборот, совсем не так, как ему показалось.

Но вот он уже различает лица людей в белых халатах — багровые, исхлестанные ветрами и морозами. Движется сюда по насыпи и обочине не менее взвода, а может, и роты. Они, видно, совершают какой-то маневр. Еще немного, и встреча неизбежна.