Записки капитана флота - Василий Головнин

Потом явилась к нам для перевода эпитафия, вырезанная штурманом Ловцовым подле местечка Немуро на дереве, под которым похоронено тело умершего от цинги команды его матроса во время зимования в том месте Лаксмана. Это дело кончено было в час, потому что японцы, без сомнения, имея уже перевод от самого Лаксмана, тотчас увидели сходство с нашим и успокоились.

Японцы как будто нарочно хотели занимать нас беспрестанно переводами, чтобы иметь случай учиться русскому языку, но более, кажется, происходило сие от любопытства и недоверчивости. Например, показывали они нам копию с грамоты, привезенной Резановым от нашего государя к японскому. Содержание оной, конечно, должно быть им известно от слова до слова, но они хотели, чтобы мы ее перевели для них. При сем случае мы спрашивали у них о настоящем титуле их императора, но они отвечали только, что он весьма длинен и помнить его трудно, и никогда не сказывали нам.

Равным образом таили они от нас и имя государское, хотя прямо и не отговаривались сказать оное, но все они на наши вопросы порознь сказывали разные имена; это уже и значило, что подлинное его имя они скрывали. Мы только узнали, что по японскому закону никто из подданных не может носить того имени, которое имеет царствующий государь, почему при самом вступлении на престол наследника все те, которые имеют одно с ним имя, переменяют оное.

У японцев есть фамильные имена и собственные, только фамильное имя они ставят прежде, а собственное после, например: Вехара есть фамилия, а Кумаджеро собственное имя, говорят же и пишут Вехара Кумаджеро. При разговорах весьма редко употребляют оба сии имени, но одно какое-нибудь как в фамильярном разговоре, так и говоря с почтением, с той только разностью, что в последнем случае употребляют слово «сама», соответствующее нашему «господин» или «сударь», которое придается и к фамилии, и к имени без разбора, но всегда ставится после, например, Вехара-сама, Теске-сама и проч. Сие слово «сама» весьма много значит у японцев, оное можно сравнить с нашими словами «господь, владыко, господин». Например, Тенто-сама значит Небесный Владыко, или Бог; Кумбо-сама – японский гражданский государь; Кин-рей-сама – японский духовный государь (Кин-рей имя его дома); обуньио-сама – губернатор. Но к другим чинам «сама» не прибавляют, например, не говорят гинмиягу-сама и проч. Надобно знать, что выговор сего слова одинаков во всех вышепрописанных случаях, но пишется оное везде различным образом.

В сей грамоте были прописаны все подарки, посланные от нашего Двора к японскому императору. Мы знали из путешествия капитана Крузенштерна, что японцы их видели, но переводчики наши сначала хотели, чтобы мы им объяснили, что это за вещи, а потом уже признались, что они всем им имеют у себя подробное описание, в котором означены не только величина и свойство каждой вещи, но также когда и где оные деланы; описание сие они нам показывали и некоторые места из него переводили.

Здесь надобно заметить, сколь умны и тонки японцы: когда они хотят о чем-нибудь узнать и станут спрашивать, то притворяются, что об этом деле не имеют ни малейшего понятия и как будто в первый раз в жизни слышат об нем, а когда расспросят все, что им нужно было выведать, тогда уже откроют, что сие дело японцам небезызвестно.

Кроме русских бумаг, с коих японцы желали иметь переводы, Теске и Кумаджеро приносили к нам множество разных вещей и несколько японских переводов с европейских книг, на которые хотелось им получить от нас изъяснение или знать наше мнение, а более, я думаю, желали они поверить точность переводов, чему причиною была обыкновенная их подозрительность. Между прочими вещами показывали они нам китайской работы картину, представляющую вид Кантона, где над факториями разных европейских народов изображены были их флаги. Японцы спрашивали нас, почему нет тут русского флага, а узнав причину, хотели знать, каким же образом намерены мы были идти в такое место, где нет наших купцов. Они крайне удивились и почти не верили, когда мы им сказали, что в подобных случаях европейцы все друг другу помогают, к какому бы государству они ни принадлежали.

Еще Теске показал нам чертеж чугунной восемнадцатифунтовой пушки, вылитой в Голландии. Честолюбие заставило его похвастать и сказать нам, что пушку эту за двести лет пред сим в последней их войне с корейцами[46] японцы взяли у сего народа в числе многих других после великой победы, над их войсками одержанной. Но мы видели по латинской надписи, на пушке находившейся, что и ста лет не прошло, как она вылита для голландской Ост-Индийской кампании, однако же не хотели его пристыдить, а притворились, что верим и удивляемся беспримерному их мужеству. Сверх того, показали они нам рисунок корабля «Надежда», на котором господин Резанов приходил в Нагасаки, и спрашивали, что значит кормовой наш флаг, гюйс и разные другие европейские флаги, которые, вероятно, капитан Крузенштерн поднимал для украшения корабля, или, по-морскому сказать, рассвещал его флагами.

Но более всего удивили нас нарисованные теми японцами, которых Резанов привез из Петербурга, планы всего их плавания. На них были означены Дания, Англия, Канарские острова, Бразилия, мыс Горн, Маркезские острова, Камчатка и Япония, словом, все те моря, которыми они плыли, и земли, куда приставали. Правда, что в них не было сохранено никакого размера ни в расстоянии, ни в положении мест, но если мы возьмем в рассуждение, что люди сии были простые матросы и делали карты свои на память, примечая только по солнцу, в которую сторону они плыли, то нельзя не признать в японцах редких способностей.

После Теске сказал нам откровенно, что из столицы прислана большая кипа японских переводов разных европейских книг, с тем чтобы мы их прослушали и сказали свое мнение, но как в пользу нашу японское правительство ничего еще не сделало, то губернатор не хочет нас много беспокоить, а желает только, чтобы мы проверили три книги. Другие же можно будет прослушать тогда, когда последует повеление о нашем возвращении, если время сие позволит. «Впрочем, – прибавил он, – это дело не важное, можно их и оставить». Три книги, о которых говорил Теске, были следующие: «Бунт Бениовского в Камчатке и побег его оттуда», «Повествование о нападении русских и английских войск на Голландию в 1799 году» и «Землеописание Российской Империи».

Первыми двумя из них Теске немного занимался, но последнюю читал от начала до конца, причем мы принуждены были делать наши замечания и опровержения почти на каждой странице, потому что Россия тут описывается во времена ее невежества, и хотя заключающиеся в сей книге описания большею частью справедливы, но они относятся к нашим прапрадедам, а не к нам. Японцы же, судя по собственной привязанности к своим старинным законам и обычаям, не хотели нам верить, чтобы целый народ в короткое время мог так много перемениться.