Идеологическая диверсия. Америке нужен мир! Желательно, весь - Рэй Стейнер Клайн

фиксировалось — отчасти из-за того, что имя главного путешественника не сообщалось по обычным каналам авиакоммуникаций.

А.Даллес и автор книги Р.Клайн во время кругосветного путешествия. В центре — пилот самолета

Все хлопоты в связи с нашим прибытием лежали на сотрудниках баз ЦРУ, которые сплошь и рядом обращались за содействием к начальству местных американских гарнизонов, и те шли навстречу этим просьбам — ради какого-то безымянного правительственного чиновника и его свиты, путешествующих инкогнито. Конечно, когда Аллен Даллес прибывал в государство, глава которого устраивал для него специальный прием, это не ускользало от прессы. Так что можно сказать, что из всех секретных экспедиций, наша получила наибольшую прессу.

Эта поездка показала во всей полноте, насколько аномальной является роль ЦРУ. Аллен Даллес был главой организации, созданной согласно закону. Одна из ее функций — анализ международных дел, т. е. обязанность не из числа секретных. Он встречался с зарубежными государственными деятелями именно в качестве директора ЦРУ — одного из четырех или пяти самых влиятельных лиц из окружения президента. И в то же время он руководил агентурной разведкой и тайными операциями, что вынуждаю его соблюдать инкогнито. Что-то следует изменить в организации, которая совмещает столь разные типы деятельности, так как в результате получается так, что действительно тайные операции подвержены риску утратить секретность, тогда как абсолютно легальная деятельность аналитиков окутана атмосферой секретности, каковая не является необходимой, напротив, зачастую мешает работе и в конечном счете приносит вред роли ЦРУ как поставщика независимых и объективных оценок.

Аллен Даллес был человеком очень обаятельным, отличным рассказчиком, остроумным собеседником и проницательным знатоком человеческих душ. У него были артистические наклонности, и роль «обершпиона» открывала немалые возможности для их реализации. Развеселившись, он запрокидывал увенчанную красивой сединой голову и хохотал с театральной гулкостью, словно Дед Мороз в универмаге. Если сами его рассказы не всегда смешили, то все-таки нельзя было не рассмеяться его хохоту. Сочетание тонкого чувства юмора и этого деланного смеха открыло мне многое из душевных качеств этого великого человека, очень непростого.

Как правило, трудно без трений пробыть с кем-то бок о бок почти два месяца. Но мне повезло — к концу поездки мы с Алленом испытывали чувство привязанности друг к другу. Мне случалось слышать от него немало похвальных слов — не исключено, что он преувеличивал мои достоинства, поскольку вообще был щедр как на похвалы, так и на разносы. К тому же его «сантимент» ко мне отчасти объяснялся уверенностью, что я многому научился именно у него. И это было правдой. Так или иначе, я был очень близок с ним до самых последних его дней, и при всякой встрече мы неизменно предавались воспоминаниям о той знаменитой, уникальной во всех смыслах поездке — вспоминали различные забавные эпизоды и смеялись до слез. Такое феерическое кругосветное путешествие директора ЦРУ могло произойти только в эру Эйзенхауэра.

Где бы мы ни объявлялись, всякие большие люди спешили повидаться с Даллесом — человеком, занимавшимся стратегической разведкой, на основе данных которой строилась американская политика сдерживания коммунизма и создания альянса дружественных стран. Никто не кривился при слове «ЦРУ», напротив, — люди горели желанием иметь дело с этим учреждением, считавшимся оплотом свободного мира. Позже мне частенько случалось разъезжать по свету с Джоном Маккоуном да и самому по себе — в качестве заместителя директора по делам разведки, — и тогда представление о ЦРУ как о достойной уважения и влиятельной организации еще не потускнело, но все же чувствовалось, что нет уже того романтического ореола, который был так ощутим во времена Даллеса.

Разъезжать с Даллесом по всему свету, блюдя стиль псевдосекретности, было мне в новинку. Наше расписание то и дело оказывалось на грани срыва, поскольку у нас в глазах рябило от смены часовых поясов, да к тому же в разных странах были свои графики перехода с зимнего времени на летнее и обратно. Даллес любил, когда его встречают — пусть и скромно. Он придавал немалое значение тому, как он смотрится со стороны — особенно, если группа встречающих его у самолетного трапа включала женщин.

Помню, как в Париже начальник базы ЦРУ и один из старших офицеров отдела тайных операций, получив ошибочные сведения о времени нашего прибытия, опоздал на четверть часа. Увидев, что его никто не встречает, Даллес сперва расстроился, а потом впал в гнев. Я, глядя на это, сначала было развеселился, но тут Даллес сказал мне нечто такое, чего я никогда не забуду. В состоянии сильного раздражения он не столько говорил, сколько как бы неистово шипел. Гневным шепотом он изложил мне нечто вроде нижеследующего: «В тайных операциях успех или провал, жизнь или смерть часто зависят от особого внимания к деталям и умения все делать вовремя. Никому из офицеров ЦРУ не позволено ни опаздывать на заседания, ни упускать и малейшей детали при выполнении приказа. Приказ должен выполняться точка в точку, каким бы тривиальным он ни представлялся — ведь, возможно, штаб-квартира так все рассчитала, что от этой, такой тривиальной с виду, детальки зависит вся операция. Причем исполнителю этого «тривиального» дела не всегда дано знать истинный его смысл. Есть только одно правило: приказ должен быть выполнен абсолютно точно. Все, что может пойти не так, идет не так, а поэтому каждый офицер ЦРУ обязан дважды и трижды перепроверять каждую деталь вверенной его руководству операции».

Он был прав. Опоздать на пятнадцать минул в аэропорт — конечно, вроде бы ерунда, но вообще от сотрудника ЦРУ, работающего за рубежом, требуется точность всегда и во всем, точность, ставшая привычкой, — это может уберечь его от многих несчастий. Я сформулировал это требование в качестве закона Даллеса и не раз излагал его работникам ЦРУ: «Везде, где путаница возможна, она случается. Так что каждую деталь операции надо трижды проверить».

В общем, я передал своим друзьям, что старик был вне себя от парижского инцидента, и они разослали всем офицерам ЦРУ, которые должны были встречать нас в других местах, инструкцию, согласно которой встречающие обязаны быть в аэропорту за час до нашего прибытия — на всякий случай.

Другая особенность жизни за рубежом работников агентурных служб поразила меня во время пребывания во Франкфурте-на-Майне. Мы провели там несколько дней, знакомясь с комплексом операций местной — очень большой — базы. Силами сотрудников этой базы предпринимались бесчисленные попытки проникнуть за «железный занавес». Для обслуживания различного рода дел мы встретились в типовом «надежном доме», как называется жилище, обычно снимаемое на подставное