Длинная серебряная ложка. Приключения британцев в Трансильвании - Кэрри Гринберг

Неужели так будет и в самом конце, подумала Эвике, в последний из дней, и сжалится ли Господь над нами, когда увидит нас такими? Она решила бы, что ей снится сон, сумбурный и тягостный, если бы не запах. Над толпой вампиров нависло марево, в котором переплелись ароматы тяжелых духов и специй, но даже они не могли заглушить запах смерти. А может, и не было никакого запаха, и наша простоватая героиня приняла ожидаемое за действительность.

Виктор наклонился к ней и шепнул какую-то остроту. Девушка вздрогнула, словно ей в ухо упала льдинка, но автоматически улыбнулась, продолжая разглядывать гостей, которые все прибывали и прибывали. Нужно собраться с силами и довести задуманное до конца.

Отделавшись от жениха с невестой, вампиры взбирались по шаткой лестнице, сетуя, что не прихватили с собой веревку и альпеншток, а потом спешили в Парадную Залу. Столы там прогибались от подносов с фирменной колбасой герра Штайнберга и чаш с пуншем. Напитки были приготовлены по особому рецепту, и плавали в них отнюдь не дольки апельсина. Колбаса тоже расходилась на ура, хотя заметно было, что в большинстве своем гости смотрят на этот фуршет как на преддверие серьезной трапезы. Граф и его дочка интересовали их куда больше.

Но рядом с графом появился Леонард Штайнберг, который весь вечер ходил за будущим тестем, будто пришитый невидимыми нитками к его бархатному камзолу.

Утолив аппетит, вампиры приступили к более изысканным развлечениям. Те, кто постарше и посолидней, разошлись по углам, где предусмотрительный граф фон Лютценземмерн – сам в последний раз бывавший на балу лет 40 назад – расставил ломберные столики. Игроки кричали, спорили и лезли в драку, когда кто-то жульничал с помощью телепатии или превращался в нетопыря, чтобы подсмотреть чужие карты из-за спины. А какие ставки были в этих играх, и вспоминать страшно.

Молодежь и старики побойчее затеяли танцы. Нашлись среди гостей экземпляры, которые овампирились, когда в моде еще были хороводы, поэтому они громче всех ратовали за что-нибудь неспешное. Полонез казался им слишком быстрым, кадриль – верхом безвкусицы, ну а вальс так и вовсе порнографией. К всеобщей радости, на них цыкнул Виктор, который вернулся в Парадную Залу, чтобы открыть бал.

– Ma cherie, позволь пригласить тебя на первый танец, – кланяясь, обратился он к невесте.

– Смотря что за танец. Я только вальс умею.

– И это все? Неужели учителя танцев у тебя тоже не было?

– Увы мне, – раздался печальный вздох. – Ни танцам, ни языкам, ни наукам – ничему меня не обучали. А все потому, что папенька скупердяй. Над каждым грошом трясется.

Во время ее исповеди Штайнберг, по пятам ходивший за сиятельным зятем, побагровел, затрясся от злобы и недвусмысленно потер себе шею ребром ладони. Эвике томно ему улыбнулась.

– Ну, герр Штайнберг, что же вы так оплошали? – упрекнул его Виктор.

– Так не в коня корм, – ответил фабрикант, посылая псевдодочери испепеляющий взгляд. – Сами видите, моя девочка совсем недалекая. Чтобы не сказать полная дура.

– Это я в дедушку, – вздохнув, призналась Эвике. – Знаешь, Виктор, у моей маменьки все родственники сумасшедшие, по лечебницам сидят. А вот папенькина родня все больше каторжане. Ты, кстати, проверь карманы, а то вдруг папенька что-нибудь у тебя стащил. Он у нас такой, вороватый, – мстительно добавила она.

Гизела в очередной раз поправила воротник бального платья. До чего же обидно, когда дама, чья молодость пришлась на времена Фридриха Великого, делает замечание, что твое платье старомодное!

С независимым видом она прошлась по зале. Хозяйка она здесь или нет? Осталось только объяснить это вампирам, которые бросали на нее весьма гастрономические взгляды. Но Гизела успокаивала себя тем, что раз у них со Штайнбергами уговор, ее не тронут. И отца тоже. И даже остальных, если сильно повезет. А еще она надеялась, что вампиры поверят в их маленький обман, раз уж они до сих пор его не раскусили. Словом, весь вечер виконтесса занималась самовнушением.

Ее батюшка, развлекавший гостей непринужденной беседой, отделился от толпы, подошел к дочери, ласково пожал ей руку. Леонард тоже был тут как тут.

– Гизи, ты бы не могла сегодня аккомпанировать? Потом тебя обязательно сменят, чтобы вы с Леонардом тоже потанцевали.

Леонард изобразил вежливую, хотя малоубедительную улыбку, и нервным жестом пригладил волосы, которые пробивались сквозь густой слой бриолина и торчали по сторонам. Фрак его выглядел так, будто по нему прошлась рота солдат, одна фалда была надорвана – Леонард умудрился на нее наступить, – рукава скукожились и из них торчали его острые запястья. А танцует он со всей грацией лося на льду, тоскливо подумала Гизела.

– Спасибо, папа, но лучше не надо. А вот сыграть могу. Тем более что только я умею обращаться с нашим клавесином, – и виконтесса смерила инструмент взглядом тореадора.

За эти годы она узнала все секреты фамильного клавесина. Например, на какие клавиши лучше не нажимать, потому что они западают. Даже виртуоз Паганини, сыгравший на скрипке с одной струной, пришел бы в замешательство при виде инструмента, который стрекотал, сипел, кряхтел, стонал и в любую минуту грозил треснуть пополам. Уже за клавесином Гизела отыскала взглядом свою служанку, которая буквально висела на Викторе. Неужели рассчитывает протанцевать с ним весь вечер? Это ведь совсем неприлично, если танцуешь только с одним партнером. Но где Эвике – и где приличия!

Тем не менее, у девушки были все шансы выдать себя за Королеву Проклятых – похоже, упыри признали ее за свою. В представлении Гизелы ее горничная была антонимом слова «вампир», но немертвые почему-то охотно поверили в такую невесту. И даже сам жених… О нет, жених поверил в первую очередь!

При мысли о женихе Гизела смущенно отвела взгляд и принялась внимательно изучать люстру. Почему некоторым достается Леонард, которому бы только с микробами агукаться, а другим…

Она печально вздохнула. И здесь Берта умудрилась ее обскакать, даже находясь за сотни километров! И лучшего жениха отхватила, и лучшее платье.

Девушка закрыла глаза и попыталась представить, что было бы, окажись здесь настоящая Берта Штайнберг, и ее сердце заныло. Потому что она не перекинулась бы с Гизелой даже словечком – Берта всегда молчалива и холодна. Кивнула бы, отвела глаза и мгновенно переместилась в другой конец залы. И, конечно, Берта была бы прекрасна – намного красивее Эвике даже в одном и том же платье и с одинаковой прической, уложенной за затылки пышными завитками. Ей так шел красный… Ей идет красный.

Итак, на чем мы остановились? Берта проходит мимо с гордо поднятой головой, даже не замечая Гизелу. Вежливо кланяется гостям. С манерами у нее не густо, тут они с Эвике как сестры родные, но, в представлении Гизелы, поклон Берты вышел благородным. Она улыбается Виктору и ликует, что в нее влюблен такой красавец. Они открывают бал. Берта летит по залу невесомо, будто ласточка, порхает над полом, все смотрят на нее – прекрасная невеста! А Гизела сидит в стороне – вот прямо как сейчас – и задыхается от ревности и злобы. Потому что в этой паре есть лишний. Кто-то, чье место должна занять она, Гизела фон Лютценземмерн – это ее место по праву! Это ее должны кружить в танце, по ее талии должны скользить руки… нет!