Мужчины на моей кушетке - Брэнди Энглер

— Сколько вы потратили?

— Двести тысяч долларов.

Я невольно поморщилась.

Пару дней спустя за ужином я рассказала подругам, что у меня появился новый пациент — сексоголик. Может быть, дело было в выпитом вине, но они согнулись в конвульсиях недоверчивого хохота.

— Да ладно, — проговорила Маргарет. — Он что, серьезно? Мужчины занимаются этим с сотворения мира, а теперь вдруг это стало психической болезнью? Разве это не патологизация нормального мужского поведения?

— Да. Это только предлог для оправдания кобелизма, — заявила Джейн. — Дежурный современный поп-психологический диагноз, позволяющий этим ублюдкам ловко соскочить с крючка. Теперь нам еще и положено им сочувствовать. Ах, бедняжки, у них просто такое неудачное расстройство психики, что они не в состоянии удержать пенис в штанах!

— Думаю, я сексоголичка! — сделала вывод одна из моих соседок по квартире, заставив нас всех умолкнуть и уставиться на нее.

— Да, это точно, — подтвердили мы и в шутку, и всерьез, припоминая, как прошлой ночью она приволокла домой очередного парня, не удосужившись даже спросить, как его зовут, пока они не оказались в койке.

— Тебе и впрямь жаль их, Брэнди? — спросила Маргарет. Недавно ей изменил любовник.

— Ну, в данном случае я могу мужчине посочувствовать, — сказала я.

— Тогда, может быть, тебе стоит основать благотворительный фонд для этих бедненьких кобелей! — фыркнула она.

— Я не предлагаю жалеть мужчин с зависимостью от секса или извинять их поведение, — возразила я. — Или подводить под него теоретическую базу. Или прощать им тот вред, который они причиняют, — мол, пусть их, если это не задевает лично меня. Я просто говорю, что они больны, склонны совершать ошибки и заслуживают сострадания, по крайней мере в моем кабинете.

Меня не удивили реакции моих подруг. Зависимость от секса — пока еще плохо изученное поле исследований. Этот диагноз — не входящий в формальный список «Диагностического и статистического руководства по ментальным расстройствам», учебника психологической диагностики, — был предметом ожесточенных дебатов.

Однако этот тип поведения абсолютно реален, и существует огромная разница между сексоголиками и бабниками. Сексоголики обычно стыдятся своего поведения и чувствуют, что не властны над собой. Они часто страдают депрессией. Бабники же отлично себя чувствуют и полностью собой владеют. Я заметила, что бабники стремятся к удовлетворению эго, в то время как сексоголики, похоже, ищут чего-то другого.

Сексоголики теряют всякое чувство меры и контроля, предаваясь компульсивной сексуальной активности с разрушительными для жизни последствиями, такими как опустошение банковского счета для оплаты секс-услуг, мастурбация до кровавых мозолей или потеря работы из-за навязчивого просмотра порно на рабочем месте и за счет компании-работодателя. Они страдают от последствий — и все равно не могут остановиться.

Со временем это поведение может развиться в психологическое состояние, сопровождающееся теми же неврологическими изменениями, которые возникают в мозге наркоманов. Как и при любой зависимости, способность мозга ощущать удовольствие со временем снижается. Это явление также известно как «нечувствительность к наслаждению».

Порог удовольствия меняется, становясь настолько высоким, что зависимому требуется все больше и больше сексуальных контактов, чтобы ощутить наслаждение. То есть — если эмоциональные причины, стоящие за подобным поведением, недостаточно убедительны для скептиков — эту зависимость еще глубже укореняет физическая потребность.

Я пытаюсь привести таких пациентов к более отчетливому осознанию истинной природы их желаний. Я хочу сделать бессознательные мотивации сознательными. В полотно желаний, в особенности мужских, вплетается множество эмоциональных стремлений, пусть даже они сами об этом не догадываются или не признают этого.

Билл подтвердил, что ему нужно было все больше и больше сексуальных контактов, чтобы ощутить тот же уровень возбуждения. Желание целиком поглощало его мысли в течение дня, потом отвлекало его от времяпрепровождения с женой и детьми по вечерам. Пользование домашним компьютером быстро превратилось в сплошное чтение писем от женщин, с которыми он знакомился в онлайне.

— Я не могу не открывать их, — говорил он беспомощно. — Если я не прочту письмо, я просто делаюсь одержимым. Кончается все тем, что я общаюсь с ними в онлайне, иногда мастурбирую. Потом договариваюсь встретиться с какой-нибудь женщиной вечером, если мне кажется, что она согласится делать то, что я хочу.

— И что же вы хотите? — спросила я, послушно следуя за Биллом.

— Я хочу, чтобы она доминировала, но в то же время была теплой и нежной. Это то особенное сочетание, которое трудно найти в проститутке.

— Могу себе представить, — проговорила я. До ужаса знакомая мужская проблема!

— Я хочу, чтобы она брала на себя контроль и понимала, что я хочу. Чтобы знала, как уложить мою голову себе на грудь, как целовать меня в лоб, поглаживая мой член. Я хочу, чтобы она нашептывала мне нежности заботливым тоном, велела мне расслабиться, обещала, что она обо мне позаботится. — Голос Билла дрожал от смущения. — Многие женщины не хотят этого делать. Они смотрят на меня, как на… подозрительного психа.

Говорите что хотите о состоянии Билла, но я не считала его психом из-за того, что он нуждался в ощущении этого аспекта женственности, пусть даже в представлении Билла он ассоциировался с сексом и проститутками. На самом деле его потребность была прекрасна.

— Проституток интересует только денежная сделка, — жаловался Билл. — Никакого настоящего соблазнения! Они просто не понимают… Им нужны только деньги вперед, никаких поцелуев, никакой нежности. Мне приходится проводить отбор. Иногда удается найти такую, как надо, и я плачу за то, что хочу. Но все равно это как-то механистично… за вечер у меня бывает не одна такая попытка.

— И это удовлетворяет вас? Вы чувствуете себя удовлетворенным?

— Да нет на самом-то деле. Все заканчивается, когда я устаю. Пытаться заставить проститутку быть нежной — все равно что пытаться выдоить молоко из камня. Обычно я прихожу в ужас от того, сколько денег потратил. Из-за всех этих долбаных сук я чувствую себя неудачником!

Сдерживаемая ярость Билла встревожила меня, но я отмахнулась от своей тревоги, потому что не хотела отвлекать его от того, что он силился высказать. Вместо этого я отразила его фрустрацию:

— Значит, вы хотите любовного взаимодействия от женщин, которые просто не желают вам его дать.

— Думаю, да. Я ищу теплоты … да, дело именно в этом. Я никогда раньше так это не называл, но вы правы. Я в жизни не знал, что такое теплота, так что даже не представлял, что именно ее я и ищу.

В этот момент мужчина двадцатью годами старше меня казался мне несчастным малышом, которого хотелось обвить руками и утешить. Вот что удивило меня больше всего прочего — собственное желание проявить заботу после того, как я выслушала историю о неверности: прежде эта тема вызывала у меня едва сдерживаемое отвращение.

Я попросила его рассказать мне все подробнее.

— Вы меня обезоруживаете, — сказал он, как будто впервые что-то осознавая.

— Почему вы так говорите?

— Не могу поверить, что все это вам рассказываю!

— Для меня это честь, Билл. — И я говорила искренне.

— Я чувствую себя… уязвимым.

— Вы действительно сейчас уязвимы. Как вы себя при этом чувствуете?

— Неуютно. Но с вами мне легко.

— Я рада. Особенно тому, что вы позволяете себе ощущать дискомфорт — и все же открываетесь мне. Это и есть мужество, Билл.

Сострадание к Биллу не покинуло меня и после того, как он ушел. На глаза наворачивались слезы при мысли о том, каким открытым он был со мной. Я привела в порядок диван, вымыла свою чашку и заперла кабинет на ночь. Должно быть, вот так приходит зрелость, думала я.

Что-то в Билле действительно возбуждало во мне некую первобытную женскую реакцию, поэтому во время следующего сеанса я попросила его рассказать о матери. Он описал ее как «алкоголичку, которая была занята только собой».

— Она закатывала вечеринки, меняла бойфрендов и всегда выглядела эффектной и счастливой, а я чувствовал, что только путаюсь у нее под ногами. На следующий день у нее всегда бывало похмелье, и она слонялась по дому в халате, то и дело укладываясь то на один диван, то на другой, и бесилась, когда я к ней лез.

Когда ему бывало особенно плохо, он забирался в материнский шкаф, обнимал ее длинный шелковый халат и находил в нем утешение.

Мать Билла заботилась о его повседневных потребностях, но сводила их взаимодействие к минимуму.