Война (СИ) - Александр Цзи

Наверное, все-таки уместно. Самураи взрезают себе животы, а чтобы они не мучались лишний раз, голову им сносят так называемые друзья. Другом может быть, кстати, тот, кто победил самурая в схватке, после которой средневековый японец не захотел больше жить. На самом деле отрубание головы человеку, делающему харакири, — большая честь. Судя по всему, и я оказал Джерому честь.

Мы с Витькой взяли коня — того самого, на котором я “воевал” в надежде обратить на себя внимание Секуляров. Витька настоял, чтобы съездить со мной. Я не противился — пусть проветрится. Будет под присмотром.

Мы еле разместились в одном седле — я впереди, Витька сзади. В моем бывшем хозяйстве имелись еще лошади, но их неважно объездили.

Похоронная процессия медленно продвигалась в наступившей ночи по мокрой степи. Небо очистилось от туч, с него светили звезды и стареющая луна. В молочном свете кусты, трава и земля казались осыпанными бриллиантами. Мы остановились на пригорке в паре километров от берега и становища. Я подумал, что старейшину похоронят в Ведьмином круге, но дольменов поблизости не было видно.

Симплы вырыли круглую яму глубиной в рост взрослого человека. Пока рыли, Отщепенцы затянули унылую песню о богатыре, чей жизненный путь подошел к концу. В песне загробная жизнь не упоминалась. И я не припоминал, чтобы кто-то из здешних когда-либо говорил о богах, ином свете и чем-нибудь религиозном.

Телу Джерома придали сидячее положение и усадили в яму. Туда же положили лук со стрелами и какие-то тряпочные свертки — надо полагать, все же подразумевалось, что другой свет существует и в нем Джерому понадобятся некоторые вещи.

Затем яму закидали землей, сделав небольшой холмик. На холмик положили несколько валунов. И все. Больше ничто эту могилу от остальной местности не отличало. Ни символы, ни курганы, ни какие-либо иные отличительные знаки.

Вероятно, среди Отщепенцев не принято навещать могилы павших.

Когда мы ближе к полуночи двинулись в обратный путь, Люция проехала мимо на своей кобыле и похлопала меня по плечу. Тогда я не совсем понял, к чему был этот жест.

Но наутро ситуация прояснилась.

***

Проснулись мы с Кирой позднее обычного — уж очень утомились ночью. Витька ночевал в шатре по приглашению Артура, и палатка оказалась в полном распоряжении двух влюбленных, которые очень долго не имели возможности побыть наедине. Мы искупались в мутном после грозы Танаисе, потом вернулся Витька и сказал, что нас на завтрак ждут в шатре.

Отказываться было глупо. Мы пошли.

Становище вовсю жило своей жизнью. Симплы-пастухи выгнали скот на пастбища, покрытые молодой травой, которая разом поднялась после дождя. Стучали молотками кузнецы, женщины вывешивали сушиться белье, дети кричали и прыгали по лужам.

Наложницы восприняли мой завет более чем серьезно. Я даже удивился. Впервые на моей памяти они вели себя в шатре по-хозяйски, а не прятались в серали каждый раз, стоило мне зайти в жилище. Разговаривали, смеялись. Суетились, как приветливые хозяйки, но рабской униженности я больше не замечал.

Очевидно, наложницы и раньше не испытывали этой униженности по отношению ко мне. К Гришану — вероятно. Поговаривали, что это был еще тот ублюдок. Но Азалия и Катерина очень хорошо знали свою роль и никогда при мне из нее не выходили.

Теперь же они получили бессрочный отпуск, и дальше ломать комедию не имело смысла.

В принципе, такими — раскрепощенными и счастливыми — они мне нравились больше.

После завтрака я оставил Киру и Витьку в шатре — Кира увлеклась обсуждением с бывшими наложницами ведения хозяйства в условиях кочевой жизни, а Витька побежал с Артуром заниматься скотом. Я зашагал к центр становища, кивая всем встречным с видом старожила.

В центре, как я и ожидал, возвышался вечно пустующий шатер — самый большой в становище, предназначенный для редких собраний.

Траву вокруг еще не успели вытоптать, и идти по ней было приятно. Звук шагов полностью в ней тонул.

Уже издали я увидел стоящих перед входом симплов с луками, стрелами и копьями, а в шатре почуял присутствие ведунов. Они меня тоже почуяли, и в дверях показалась Люция.

— Ты вовремя, ведун Олесь, — сказала она с таким видом, будто я каждый день приходил сюда, как на работу. — Заходи.

Я зашел, слегка сбитый с толку. Я планировал упросить отдать мне этот шатер. Отщепенцы сошьют себе новый, а моему подросшему семейству нужна квартира побольше. Но тут выясняется неприятная новость: шатер востребован, и прямо сейчас в нем заседают! Мало того, почему-то приглашают и меня!

Внутри на толстых матрасах, постеленных на соломенные циновки, сидели старейшины: Алихан, Варвара, Мухаммед, Нэнси, Тимур, Рубен, Алевтина, Томирис и Тамара. Сидели полукругом, лицом ко входу. Место посередине этого полукруга оставалось вакантным — там просто лежала плоская подушка для сидения. Место Джерома.

В сторонке стояла обувь всех присутствующих.

Люция стряхнула сапожки, опустилась на свое место с краю и скрестила длинные ноги в просторных шароварах. Нэнси и Алихан, ничуть не удивившись моему появлению, указали на свободное место, и я, немного помешкав, разулся и уселся в центре, на место Джерома.

— На повестке дня наша будущая стратегия… — начал Алихан, когда я скрестил ноги и выпрямился, чувствуя себя не в своей тарелке.

Его слова заглушило громкое зевание. Тимур распахнул пасть и не потрудился его прикрыть. Выглядел он сонным и недовольным.

Вечное отщепенское неуважение к какой-либо власти, подумал я. И к правилам приличия. Анархисты до мозга костей.

— Какая еще к Уродам стратегия? — сказал Тимур, смаргивая слезы, выступившие от зевания. — Валить надо. И чем дальше на восток, тем лучше.

— Там земли заняты кочевьями других становищ! — оживилась Варвара. Я так редко общался с большинством старейшин, что не запомнил бы их имен, если бы не нейрочип.

— Ну и что? — повела плечом Люция. — Подвинутся!

— Будет война, — без намека на страх или сожаление возразила Варвара.

— Ну и что? — повторила Люция. — Значит повоюем, разомнемся. Когда Отщепенец боялся хорошей драки?

Нэнси мелко захихикала, дреды ее задергались, как пружинки. Она тыкнула в направлении Люции тонким концом своей вечной трубки.

— Например, вчера, — сказала она. — Вчера мы все решили больше не воевать с россами.

— Потому что они отнимают нашу волшбу! — подскочила на месте Люция. — Мы не договаривались об этом! Россы вероломны, и у них нет чести. А потерять волшбу для Отщепенца все равно что…

Она затруднилась с подходящим сравнением, и я негромко подсказал:

— Все равно что кастрация…

На меня вопросительно уставились. Слово им было незнакомо. Я показал пальцем,