Счастливчик - Николас Спаркс

— С тобой все так, — сказал он, ободряюще погладив ее по руке.

— Только дай мне шанс. И я уверена, ты что-нибудь обнаружишь.

За этой шуткой Тибо услышал горечь обиды.

— Нет, — сказал он. — Думаю, не обнаружу.

— Ты милый.

— Я честный.

Она улыбнулась, глотнув пива:

— По большей части — да.

— Ты думаешь, я нечестен?

Она пожала плечами:

— Я же сказала: по большей части — честен.

— Что это значит?

Она поставила бутылку на столик и собралась с мыслями.

— Я думаю, ты потрясающий парень. Ты толковый, много работаешь, добрый, прекрасно относишься к Бену. Это я знаю или по крайней мере думаю, что знаю, потому что вижу это собственными глазами. Но именно то, что ты недоговариваешь, заставляет меня сомневаться на твой счет. Я говорю себе, что знаю тебя, а потом, когда думаю об этом, понимаю, что не знаю. Каким ты был в университете? Не знаю. Что случилось после этого? Не знаю. Я знаю, что ты служил в Ираке и что пришел сюда пешком из Колорадо, но не знаю почему. Когда я спрашиваю, ты отвечаешь, что «Хэмптон — приятное местечко». Ты умный человек, выпускник университета, но готов довольствоваться минимальной зарплатой. Когда я интересуюсь почему, ты говоришь, что любишь собак. — Она провела рукой по волосам. — Дело в том, что у меня возникает ощущение, как будто ты говоришь правду. Ты все это не сочиняешь. Но то, о чем ты умалчиваешь, как раз и могло бы помочь мне понять, кто ты есть на самом деле.

Слушая ее, Тибо пытался не думать обо всем, что утаил от Элизабет. Он знал, что не может рассказать ей все; он никогда ей все не расскажет. Она ни за что не сможет понять, и все же… он хотел, чтобы она узнала, какой он на самом деле. Больше всего, понимал он, ему хотелось, чтобы она приняла его.

— Я не говорю об Ираке, поскольку не люблю вспоминать, что там было, — сказал он.

Она покачала головой:

— Не обязательно об этом рассказывать, если не хочешь…

— Хочу, — возразил он тихо. — Я знаю, ты читала газеты, так что у тебя сложилось представление о том, каково это. Но все не так, как ты представляешь, и я никак не смогу описать происходившее, чтобы оно стало для тебя реальным. Это нечто, что нужно пережить самому. То есть по большей части все было не столь ужасно, как ты, возможно, думаешь. Часто — в основном — все было нормально. Мне многое давалось легче, чем остальным, ведь я не имел ни жены, ни детей. У меня были друзья, были рутинные обязанности. В основном я делал все на автомате. Но иногда бывало плохо. Действительно плохо. Настолько плохо, что мне хочется забыть о том, что я вообще там был.

Она помолчала, потом спросила:

— И ты здесь, в Хэмптоне, из-за того, что произошло в Ираке?

Он взялся за этикетку от бутылки пива, отковырял уголок и принялся царапать ногтем стекло.

— В некотором смысле — да.

Элизабет уловила сомнение в голосе Тибо и коснулась его рукой. Казалось, это разбудило в нем какие-то чувства.

— Моим лучшим другом в Ираке был Виктор, — начал Тибо. — Он прошел со мной через все три срока службы. Наше подразделение понесло большие потери, и в конце концов я понял, что хочу оставить все позади и больше к этому не возвращаться. Мне это удалось по большей части, а для Виктора все оказалось сложнее. Он не мог перестать думать об этом. После ухода из вооруженных сил мы разошлись и попытались начать собственную жизнь. Он отправился домой в Калифорнию, я вернулся в Колорадо, но мы продолжали общаться: разговаривали по телефону, писали друг другу е-мейлы, причем оба делали вид, будто нас не смущает то, что пока мы за последние четыре года каждый день боролись за жизнь, на родине все вели себя так, словно наступил конец света, если им не досталось место на парковке или они получили не тот латте в «Старбаксе». Как бы там ни было, мы решили встретиться и поехали на рыбалку в Миннесоту.

Тибо замолчал, не желая вспоминать о случившемся, но знал, что придется. Он сделал большой глоток пива и отставил бутылку в сторону.

— Дело было прошлой осенью, и я… я был просто счастлив увидеть его снова. Мы не говорили о службе в Ираке, не было такой необходимости. Просто провести пару дней с человеком, который знал, через что тебе пришлось пройти, было достаточно для нас обоих. Дела Виктора к тому времени шли хорошо. Не отлично, но хорошо. Он женился, и они ждали ребенка. И я помню, что думал: хоть ему до сих пор снятся кошмары и то и дело мерещатся страшные образы из прошлого, в итоге все наладится.

Он посмотрел на нее с чувством, которое она не смогла определить.

— В последний день мы отправились на рыбалку с утра пораньше. В маленькой гребной лодке нас было только двое, и когда мы выплыли, вода в озере стояла ровно, как стекло, создавалось ощущение, будто мы всколыхнули ее первые. Я помню, как над озером закружил ястреб, и когда по зеркальной поверхности скользнуло его отражение, я подумал, что никогда не видел ничего столь прекрасного. — Он покачал головой, погрузившись в воспоминания. — Мы собирались закончить, прежде чем на озере появится слишком много народу; потом мы планировали отправиться в город выпить пива и поесть стейков. Чтобы отпраздновать конец путешествия. Но мы, видимо, потеряли счет времени и задержались на озере.

Он потер лоб, пытаясь сохранить спокойствие.

— Я уже обратил внимание на этот катер. Не знаю, почему я заметил именно его среди всех других. Быть может, это как-то было связано со службой в Ираке, но я помню, что решил приглядывать за людьми, сидевшими на катере. Хотя это было странно. Ведь они не делали ничего необычного. Просто подростки, которые развлекались на воде, катаясь на водных лыжах и надувных подушках. Их было шестеро — три девушки и три парня. И было ясно, что они решили в последний раз порезвиться на воде, пока погода позволяла.

Когда Тибо продолжил, его голос зазвучал хрипло.

— Я чувствовал, что так будет, — сказал он. — И я знал: произойдет что-то страшное, прежде чем все увидел. Есть такой особенный звук, который издает двигатель, когда аппарат поворачивается к тебе и мчится на полной скорости. Как будто шум на миллисекунду отстает от двигателя, так что это можно ощутить только на подсознательном уровне, и я понял: мы в беде. Я едва успел повернуть голову, прежде чем увидел катер, несущийся на нас со скоростью тридцать миль в час. — Он сжал пальцы. — К тому времени Виктор уже осознал, что происходит, и у меня до сих пор перед глазами его лицо с выражением жуткого страха и удивления, Такое же выражение было на лицах моих друзей в Ираке прямо перед тем, как их убили. Он выдохнул.

— Катер протаранил нашу лодку. Удар пришелся Виктору прямо в голову, смерть наступила мгновенно. Только что мы говорили о том, как он счастлив в браке, и через мгновение он, мой лучший друг; лучший друг, который у меня когда-либо был, погиб.