Берег Живых. Выбор богов. Книга третья - Анна Александровна Сешт

Бальзамировщик остался при своём – привык решать дела иначе, миром – но всё же был благодарен Хэферу за понимание.

– Нас всё равно найдут.

– Когда найдут, здесь буду я, – усмехнулся царевич, – а это, согласись, многое меняет.

Многое? Это меняло абсолютно всё.

Коротко Перкау дорассказал, что произошло. Царевич дополнил его рассказ:

– Мы перенесли в святилище вас обоих, занялись вашими ранами. Он, – о ком была речь, не оставалось сомнений, – направлял мою Силу. Её хватило на то, чтобы спасти зверя, который спас тебя. Опасность миновала. Теперь нужно восстановиться, нам всем. И ша, и ему – даже больше, чем мне.

Самка со вздохом поднялась, подошла к ним и села рядом с Хэфером, положив ему на плечо тяжёлую морду. Царевич не отшатнулся – протянул руку, погладил её, потом подал ей кусок мяса. То исчезло в пасти чудовища в доли мгновения, и самка облизнулась с довольным урчанием.

Перкау помнил, как когда-то Хэфера принимала храмовая стая. А теперь и эти звери признали его – пустынные хищники, чувствовавшие волю Владыки огня и песков, жившую в нём. Насколько он на самом деле изменился?.. Об этом Перкау пока мог только гадать.

– У нас с тобой будет достаточно времени всё обсудить, – Хэфер ободряюще улыбнулся жрецу, совсем по-старому. – Но сейчас, будь добр, отведи меня к источникам. Я уже чувствую, как пыль и песок приросли ко мне непробиваемым доспехом.

По обоюдному безмолвному согласию они не обсуждали ничего серьёзного во время омовения. Перкау украдкой наблюдал за царевичем – тот окунулся в горячие источники с такой искренней радостью, и вместе с тем словно пытался смыть с себя что-то гораздо более серьёзное, чем дорожная пыль. Бальзамировщик не мог не обратить внимания и на обережный браслет на запястье Хэфера, сплетённый из светлых волос, но пока придержал вопросы о Тэре, дал другу краткие минуты отдыха. Слишком уж многое успело произойти – с ними обоими.

Потом пришло время для печального и неотложного. Перкау отлучился ненадолго – взять из своей комнаты амулеты, которые были при нём, когда Колдун забрал его из поместья Великого Управителя. Пектораль жреца Ануи он не надевал с тех самых пор… Он отнёс женщине еды и воды и вернулся к Хэферу. Где в храме проводить ритуал Божества, считавшегося враждебным хозяину храма, Перкау не представлял, и решил провести там же, в прохладных нижних помещениях с необработанными каменными стенами, куда сходились коридоры, и где Колдун и Хэфер оставили тело. Он справедливо рассудил, что раз уж два Бога могут уживаться в одной душе – в его собственной – то сумеют ужиться и здесь.

Когда Перкау совершил воззвание к Ануи, успев уже истосковаться по энергиям своего божественного покровителя – Страж Порога откликнулся быстро, но и Сатех, конечно же, никуда не отступал. Ощущение было странным, но по-своему приятным – сочетание двух противоречивых Сил, слившихся воедино через призму его сердца и разума. Жар Первородного Огня и извечные тени некрополей.

Хэфер, разумеется, почувствовал это, посмотрел на Перкау с одобрением, но присоединяться к воззванию по понятным причинам не стал. Он не был посвящённым Ануи, и к тому же слишком много в нём было теперь иной Силы – непостижимой, непредсказуемой. Но во всём остальном он помогал бальзамировщику – и омыть тело, и переложить на укрытые чистым льном камни, и принести необходимое.

Откуда у Колдуна в кладовых среди ритуальных благовоний нашлись бальзамирующие составы и натрон, Перкау не знал и, если честно, не хотел узнавать. С инструментами пришлось проявить смекалку и приспособить под свои нужды то, что имелось – всё-таки здесь была не мастерская для мумификации. Благо хоть нашёлся обсидиановый нож, рассекавший плоть, как известно, куда лучше металла. Перкау спешил укрепить тело, удержать от дальнейшего разложения, прежде чем ритуально очистил свои скудные инструменты и освятил энергиями Ануи.

Пока Перкау смешивал бальзамы для более простого вида подготовки тела к вечности, Хэфер носил натрон. Его оказалось недостаточно, но пришлось работать с тем, что есть.

Наконец, бальзамировщик опустился на колени рядом с телом, разложил инструменты и снадобья и окинул взглядом тело Таэху. Лицо дознавателя обрело умиротворённость – смерть успела разгладить его черты, но пока не успела изуродовать их. Запах тлена, остановленного заклинаниями, был не сильный. Взгляд Перкау скользнул к рукам Интефа – тем самым рукам, что раз за разом доводили его до грани смерти и безумия, но не позволяли перешагнуть рубеж. И когда он надрезал Таэху бок, то вспомнил, как Интеф впервые разрезал его по-живому – сделал такой же надрез, как делали бальзамировщики перед подготовкой. Едва ли дознаватель мог даже представить, кто по странной тёмной насмешке Богов будет готовить его плоть к вечности. Но теперь его палач был мёртв, и Перкау не находил в себе гнева – только печаль от того, как всё обернулось, и необходимость сделать то, что до́лжно. А потом дело полностью захватило его, не оставив прочих мыслей.

Всё это заняло не один час. Работа спорилась. Притом, что труд бальзамировщиков был скорбным, он напомнил жрецу о том, кем он был, и как провёл бо́льшую часть своей жизни. Главное – Ануи не отвернулся от него. Перкау чувствовал Его дыхание в каждом ритуальном действии. И не чувствовал гнева Сатеха, словно всё происходило с молчаливого согласия Владыки Каэмит.

Лишь когда тело и внутренности были помещены в натрон, и бальзамировщик омыл руки и инструменты, Хэфер нарушил молчание.

– Как его звали? – спросил он, глядя на укрытого полотнами мертвеца.

– Интеф, – отозвался Перкау. – Интеф Таэху. Дознаватель Великого Управителя.

– Дознаватель… – в глазах царевича застыл вопрос.

Бальзамировщик передёрнул плечами, сбрасывая воспоминания. Хэфер тяжело вздохнул.

– Отец упоминал Интефа. Таэху шёл за тобой. Искал этот храм, как и я. Дядя – противник культа, я это знаю. Тебя хотели уличить в том, что заставил меня свернуть с верного пути, – его взгляд потемнел. – Прости… прости меня, Перкау, за всё, что тебе пришлось пережить. Я видел твои шрамы.

Перкау распрямился и вскинул голову, встречая его взгляд.

– Ты помнишь, зачем я остался, господин мой царевич, – жёстко сказал он. – Это был мой выбор – защитить тебя, как могу. Защитить общину… – сердце болезненно сжалось от тревоги.

– Община жива, под защитой Первого из бальзамировщиков, – тихо сказал Хэфер. – Живы все, кроме Лират… да хранит её Ануи. Она выбрала остаться… Отец снял обвинения, но пока не отдал приказ восстановить храм. На это есть причины. Вас ведь подставили… – царевич покачал головой и