Черепашья луна - Элис Хоффман

— Надо было ее послушать, — говорит Джулиан.

Внизу появляются огни Хартфорд-Бич, похожие на звезды, рассыпанные в пыли.

— А я вот не послушала, — говорит Люси.

Джулиан Кэш ей верит, хотя он не самоуверенный. Моторы ревут, слышно плохо.

— С Кейтом ничего не случится, — говорит Люси.

— Конечно, — соглашается Джулиан.

— Я точно знаю, — говорит Люси. На этот раз она закрывает глаза, она молит бога, чтобы это было правдой. — С ним ничего не случится.

Самолет жестко касается земли, бежит по посадочной полосе и наконец замирает. Они выскакивают из самолета первыми, возле аэропорта их уже ждет арендованный автомобиль, заранее заказанный Джулианом, но, когда они выруливают на шоссе, время уже близится к вечеру. К чему он, оказывается, не готов, так это к запаху лимонов, разлитому в воздухе, и к туману, настолько густому, что приходится включить дворники. После той самой аварии он всю жизнь водил машину исключительно аккуратно, но тут жмет на газ так, что Лоретта на заднем сиденье испуганно замирает. Джулиан молчит, глядя на шоссе перед собой: он и не думает, есть ли у него хоть какие-то шансы, он вообще об этом не думает. Он сосредоточен на дороге, потому что после поворота на Верити туман становится гуще, а на влажном асфальте чернеют скользкие кляксы инжира. То и дело машина врезается в облачко белых мотыльков, которые липнут к ветровому стеклу, закрывая обзор, пока их не смахнут дворники.

Когда-то много лет назад Джулиан часто сидел возле окна и думал, что он сделал не так. Но засиживался он допоздна не только поэтому. Он ждал свою мать, даже когда давно понял, что она не придет. Он сидел так каждую ночь, и сердце его каменело, и так бы и окаменело, если бы его не нашел Бобби. Он отлично помнит, что почувствовал, когда, сидя на пороге дома с ведерком, полным жаб, заморгал от солнца, не в силах поверить, что кто-то все-таки нашел его. Даже тогда, семилетний, он уже знал, как опасна надежда. Он научился жить без надежд. И он умеет держать под контролем пусть не все, но то, что ему нужно.

Они сворачивают с шоссе на дорогу к дому мисс Джайлз, и Люси нетерпеливо отстегивает ремень. Джулиан переключается на нейтралку и, распахнув дверцу, выскакивает почти на ходу. Люси торопится за ним, но спотыкается о корень спиленной ивы и тут же впадает в панику. Возле дома мисс Джайлз такой туман, что случиться может все, что угодно. Она бежит через двор и видит, как Джулиан стучит кулаком в дверь. Открывается дверь, и на пороге появляется пожилая женщина. И Люси мгновенно понимает: что-то не так. Старушка крохотного росточка, и ей приходится встать на цыпочки, чтобы дотянуться до Джулиана. Она касается его лба губами, рядом со шрамом, словно проверяет, нет ли у него температуры. Люси сама тысячу раз так проверяла температуру у своего ребенка, потому что легче сбить жар, чем бороться потом с тем, что может случиться. А здесь определенно что-то случилось; сына ее нет в доме, и Люси это знает без всяких слов.

Они сходятся на середине двора, и у Джулиана за спиной вспыхивает свет, который включает на крыльце мисс Джайлз. Вокруг него вьются мотыльки и комары. Во рту у Люси пересохло, по ногам от страха бегают мурашки. То же самое было у нее с ногами, когда погибли родители; тогда это длилось несколько месяцев, и она даже думала, что у нее начался артрит или рассеянный склероз, потому что иногда ноги так немели, что почти отнимались. Если бы она с ними ссорилась и отказывалась оставаться по ночам одна, то, может быть, в ту ночь кто-нибудь из них не ехал бы в той проклятой машине. Если бы они не целовались так безмятежно, если бы в ту ночь светила луна.

— Он ушел кормить собаку, — говорит Джулиан.

Люси смотрит на него пустыми глазами.

— Давай, — говорит Джулиан. — Наори на меня. Скажи, что это я виноват.

Шрам у него на лбу становится страшным, и Люси невольно пятится.

— Я не должен был разрешать ему уходить, — говорит Джулиан. — Скажи это.

— Мне все равно, что ты должен! — кричит Люси. — Мне нужен мой сын, и всё.

Они снова прыгают в машину, Джулиан давит на газ, и машина летит по колейной дороге, будто по воде. На шоссе он выруливает так, что Люси чуть не въезжает лбом в ветровое стекло, но успевает упереться обеими руками в панель.

— Пристегнись, — говорит ей Джулиан.

Любая напасть, которая случалась рядом с ним, всегда происходила по его вине, и сегодня это вот-вот повторится. Он это чувствует. Когда у тебя ничего нет, то нечего и терять. Когда тебе на все наплевать, то нечего бояться.

— Не нужно мне указывать, — говорит Люси. Она поворачивается к Джулиану, ее бледное лицо искажено. — И не нужно мной командовать.

Джулиан Кэш хорошо знает, что бывает, когда слишком быстро летишь по дороге, на которой чернеют ошметки инжира, он помнит, с каким звуком разлетается вдребезги ветровое стекло.

— Пожалуйста, — просит он, — пристегнись.

Люси накидывает ремень; у нее так трясутся руки, что она с трудом попадает язычком в защелку, а когда ей это все-таки удается, Джулиан уже точно знает одно: он справится, прошлое не повторится.

Посреди поляны мальчишка находит отличную дубовую палку, немного кривую и такую гладкую, словно она отполирована человеческой рукой. Вечер до того жаркий, что даже совы не вылетели на охоту, воздух такой влажный, что спички разламываются в руках, когда мальчишка пытается прикурить. По земле у корней деревьев стелется тонкая полоска тумана, виснет на ветках лиан. Мальчишка перебирает пальцами атласную поверхность палки. Совсем недавно он стащил из шкафчика своего одноклассника восемь долларов, а теперь понимает, что не хочет ничего покупать. Тогда он был похож на жадную ворону или на белку, которые тащат к себе все, просто чтобы тащить, и хотел заполучить все, чего не имел, особенно когда это принадлежало кому-то другому. Если бы он сейчас встретил Лэдди Стерна — где-нибудь около дома или на стоянке у «Бургер-Кинга», — им не о чем было бы поговорить, потому что не было бы у них ничего общего, кроме тех мутных, тягучих часов, когда они сидели перед телевизором, потягивая пиво или «Кахлуа», да еще того мучительного раздражения, которое вызывало у них все на свете.

Мальчишка этот совсем не похож на себя прежнего. Тут нечего пугаться, не с чем спорить, это так, и все. Он почти научился видеть в темноте, отличать ястреба от дербника и может теперь метнуть палку так, как раньше и не мечтал. Эрроу сидит перед ним, и лапы у него подрагивают от нетерпения. Вечер темный, небо застелено тучами, но псу нет до этого дела. Пес тычется носом в мальчишкино колено, чтобы напомнить, зачем они пришли в лес, он наклоняется и ласково гладит пса по голове. Теперь пес хорошо пахнет; когда тот поел, мальчишка его расчесал, а потом застелил загон свежей соломой. Солома намного лучше опилок и болотной травы, которые стелет Джулиан; спать на соломе мягче, и во время дождя она так не набирается влаги. Пес переводит взгляд с лица мальчика на палку и обратно, чтобы показать, чего ждет.