Антрополог на Марсе - Оливер Сакс

Далее я поинтересовался у Темпл, чем же, на ее взгляд, отличаются от нее обычные люди при взаимодействии и общении. Она ответила, что обычные неаутичные люди при взаимном общении руководствуются условностями, обычаями, скрытыми знаниями, накопленными в течение жизни, – знаниями, большей частью которых она не владеет. Ощущая их недостаток, Темпл старалась «компьютеризировать» поступки и поведение партнеров по взаимодействию и общению в различных жизненных ситуациях и на основании накопленных данных выработать алгоритм своего поведения на все случаи жизни. Естественный путь накопления опыта, как она искренне полагала, ей был недоступен.

Выслушав Темпл, я пришел к мысли, что трудности ее проистекают с раннего детства, ибо в то время она почти не говорила, а в тех редких случаях, когда говорила, путала местоимения и не могла отличить понятия «ты» от понятия «я».

Когда Темпл было три года, ее отдали в детский сад для умственно отсталых детей, где с ней стали заниматься развитием речи. Обучение пошло впрок, и она начала говорить. Хотя Темпл и оставалась аутичным ребенком, обретение связной речи и способности с ее помощью поддерживать отношения с другими людьми помогло ей выбраться из хаоса ощущений. Ее сенсорная система с интенсивными колебаниями чувствительности стала понемногу стабилизироваться. К шести годам Темпл стала хорошо говорить и тем самым перешла рубикон, отделяющий таких, как она, высокофункциональных людей от низкофункциональных, не способных освоить связную речь. После того как Темпл освоила разговор, триада ее дефектов – социальных, коммуникативных и образных – стала постепенно сдавать позиции. Теперь Темпл общалась с учителями, способными оценить ее индивидуальность и интеллект и противостоять ее патологии: появившемуся граду вопросов, странной сосредоточенности на одном определенном занятии и необоснованной раздражительности. Принесло пользу и привлечение ее к посильному труду: рисованию, лепке, изготовлению различных поделок. В восемь лет Темпл освоила навыки, без труда приобретаемые детьми, едва научившимися ходить и которыми не в силах овладеть низкофункциональные дети.

Вне всякого сомнения, развитию Темпл помогли ее родители, тетя, учителя, но следует также учесть и то, что аутизм с годами ослабевает, и в таком случае с ним легче «ужиться».

В школе Темпл тянулась к своим одноклассникам, доброжелательно к ним относилась, но ее поведение и манера общаться не позволяли установить с ними дружеских отношений. Ей отдавали должное за ее умственные способности, но никогда не принимали в компанию. «Я не могла понять, что неправильно делаю, не могла уяснить себе, почему меня сторонятся, – сообщила мне Темпл. – В то же время я чувствовала, что другие дети отличаются от меня, но чем не подхожу им, уразуметь не могла». И все же она понимала, что другие дети, в отличие от нее, общаясь между собой, используют не одну «ясную» речь, а нечто большее, едва различимое и для нее недоступное, и порой она полагала, что они общаются с помощью телепатии. Со временем она поняла, что существуют своего рода «сигналы» (жесты, телодвижения), а в речи – иносказания (намеки, шутки, метафоры), которые используются в общении, однако сама осилить их не могла, поэтому и стала «компьютеризировать» поступки и поведение партнеров по взаимодействию и общению.

Когда Темпл было пятнадцать, произошло на вид непримечательное событие, однако оно самым серьезным образом повлияло на ее дальнейшую жизнь. В тот год ей довелось увидеть станок для скота, который вызвал у нее значительный интерес. Ее учитель воспринял это по-деловому и предложил ей построить такой станок с его помощью. Темпл с увлечением принялась за постройку, впитывая знания, которые передавал ей учитель, пробудивший у нее интерес к биологии. Так и не осилив метафор, намеков и аллегорий в речи людей, Темпл, занимаясь наукой, неожиданно для себя открыла другой язык – язык научно-технический, который оказался яснее и понятнее разговорного, ибо лишен всяких иносказаний. Приобщившись к этому языку, Темпл решила, что будет и дальше заниматься научной деятельностью. Но в то же время она стала осознавать, что, вероятно, никогда не сможет вести «нормальную» жизнь, познать дружбу, любовь, плотские удовольствия. Замечу, что осмысление такого неприглядного будущего на аутичных людей действует угнетающе и может привести их к депрессии и даже к самоубийству. Однако Темпл сумела справиться с гнетущими мыслями, решив, что замуж не выйдет и посвятит жизнь науке.

Вместе с тем в молодости Темпл была психически неустойчива, и любой неприемлемый раздражитель мог вывести ее из душевного равновесия[233]. Давала о себе знать и гормональная турбулентность. И только позже, когда Темпл закончила колледж и поступила на службу, она стала уравновешеннее, спокойнее. И все же она начала принимать небольшие дозы имипрамина, наркотика, считающегося антидепрессантом. Вот что Темпл пишет в своей книге по этому поводу:

Тягостные поиски смысла жизни канули в прошлое. Я стала спокойнее, рассудительнее и больше не корплю над чем-то одним-единственным. Но антидепрессант подавляет мое усердие, правда, не связанное с работой: за последние четыре года я мало чем пополнила свой дневник. Зато теперь почти не нервничаю, что благоприятно сказывается на бизнесе и на общении с деловыми партнерами и просто с окружающими людьми. Поправилось и здоровье: я забыла об извечном колите. Но если бы я начала принимать антидепрессант в молодости, лет двадцать назад, я бы не добилась успехов в жизни, ибо нервное возбуждение и болезненная целенаправленность в течение долгого времени служили превосходной движущей силой, пока не отразились негативно на психике.

Читая эти строки, я вспомнил, как Роберт Лоуэлл[234], страдавший маниакально-депрессивным расстройством, сказал мне однажды, что, принимая литий, он стал спокойнее, но от этой бесстрастности пострадала его поэзия, потеряв выразительность.

Размышляя над книгой Темпл и вспоминая наши с ней разговоры, я пришел к заключению, что за последние двадцать лет она достигла не только больших успехов в науке и бизнесе, но и стала раскрепощеннее, общительнее. Еще лет десять назад, когда она только начала читать лекции, она не поддерживала контакта с аудиторией, не смотрела на слушателей и избегала отвечать после лекции на вопросы. Теперь она читает лекции (когда по аутизму, а когда по уходу за сельскохозяйственными животными) в самых разным местах и даже за рубежом. Изменился и стиль прочтения лекций. Теперь Темпл ведет себя непринужденно, раскованно, вставляет в лекции шутки, анекдотические подробности и легко отвечает на заданные вопросы. Стала интереснее и личная жизнь Темпл: у нее появились подруги. Однако стоит заметить, что на стоят пая дружба для аутичного человека почти недосягаема. Юта Фрис в своей книге «Аутизм и синдром Аспергера» («Autism and Asperger Syndrome») пишет: «Люди, страдающие синдромом Аспергера, не в силах установить настоящих дружеских доверительных отношений с другим человеком, хотя они и могут поддерживать обыденные отношения с другими людьми». Ее коллега Питер Хобсон в одной из своих работ рассказал об аутичном мужчине, который не мог осилить понятия «друг». В отличие от него, Темпл, насколько я рассудил, некоторое представление о дружбе все же имела.

Проведя со мной на животноводческой ферме около двух часов, Темпл, как мне показалось, вздохнула с нескрываемым облегчением, когда пришло время ланча. Действительно, в разговоре со мной ей пришлось заниматься самоанализом – самоанализом на людях, нелегким делом для аутичного человека (хотя ему и приходится постоянного приспосабливаться к неаутичному миру). И все же, насколько я рассудил, этот самоанализ оказался поверхностным (хотя, несомненно, оригинальным и интересным), затронувшим лишь «фасад» личности Темпл и не приоткрывшим завесу над ее внутренним миром.

«Иногда я отождествляю себя с Дейтой», – сказала мне Темпл, когда мы сели в машину. Мы снова разговорились. «Звездный путь»[235] произвел и на меня впечатление. Среди персонажей этого сериала Дейта, андроид, занимал заметное положение. Несмотря на свою бесчувственность, он был любознательным существом, постоянно изучавшим поведение и поступки людей и мечтавшим стать человеком. Темпл не была исключением, сравнивая себя с этим андроидом. С Дейтой отождествляют себя и другие аутичные люди, а иные (с таким же заболеванием) сравнивают себя с мистером Споком[236].

Когда я ехал с Темпл в машине, мне вспомнилась живущая в Калифорнии аутичная семья Б., которых я не раз навещал. Чета супругов в этой семье, как и их старший сын, страдали синдромом Аспергера, а у младшего сына был классический аутизм. Когда я впервые приехал к ним, то обстановка в доме была настолько «нормальной», что я было решил, что меня неправильно информировали. Однако, познакомившись с домом, я обратил внимание, что большая библиотека состоит из одних научно-фантастических книг[237], а также не мог мысленно не отметить, что стены оклеены странными шаржированными рисунками, а стены кухни обвешаны нелепыми обстоятельными инструкциями, определявшими порядок приготовления питии, сервировки стола и мытья посуды. Миссис Б. в беседе со мной отметила, что живет «на границе с нормальностью». «Нам знакомы нормы поведения обычных людей, но в полной мере им следовать затруднительно, – пояснила она. – Мы вроде бы соблюдаем условности, подчиняемся общепринятым правилам поведения, но на самом деле…» «Лишь подражаем обычным людям», – завершил ее откровение мистер Б. «Я до сих пор не пойму, что скрывается за условностями людей, – пожав плечами, продолжил он. – Мы видим только внешнюю сторону поведения человека, изнанки нам не понять».