Зеленое золото - Освальд Тооминг

Заметив, что отец усмехается в усы, Анне опустилась рядом с ним.

— Ты не сердишься, что оставляю тебя одного?

Шершавая рука лесника коснулась волос дочери:

— Так ведь не на край света ты уедешь… Поживу один…

Решили, что Анне отправится осенью в техникум, а до этого они подыщут для Сурру какую-нибудь старушку, которая будет ухаживать за скотиной, стряпать на хозяина и штопать ему носки.

Рано утром, как только лучи солнца коснулись верхушек деревьев, Анне села на велосипед и уехала.

Приехав со спутниками в Сурру, Реммельгас сразу заметил, что сторожка пуста и тиха, более пуста и тиха, чем когда-либо раньше. Лениво тявкнув раза два, Стрела с Молнией, раскрыв пасти и вывалив розовые языки, снова поплелись в тень. Кирр металась по двору, она тосковала по прохладной воде. Выдра выросла, ее блестящая шерсть потемнела, гибкое тельце вытянулось.

— Какой зверь! — чуть не в десятый раз говорил Нугису Осмус. — Продай. Сколько хочешь?

Нугис покачал головой.

— Кирр не продается.

— Отдам тебе своего Нестора. Пса таких кровей во всем свете не сыщешь.

— Может быть. Но, будь у тебя хоть десять Несторов, я бы не поменялся.

— А что, в Куллиару еще водятся выдры? — полюбопытствовал Осмус.

— Кто их знает, может, и найдется одна-другая…

— Надо бы устроить охоту.

— Пусть живут. Выдра стала такой же редкостью, как куница.

— Бережешь их, будто они твои собственные! — рассердился Осмус, но тотчас же понял, что сказал это зря, и примирительно рассмеялся. — Ладно, ладно, я не всерьез — просто пошутил… Ну что ж, пойдем?

Погода все эти дни то и дело менялась: день-другой шел дождь, а потом так пекло, что дышать было нечем. Парило и сегодня. Воздух над поляной дрожал, небо и солнце затянулись белесой дымкой. На березе редко и лениво куковала кукушка, выкликнет свое «ку-ку» и надолго замолчит… И вокруг такая тишина — ни листок не шевельнется. Лишь пчелы непрерывно жужжат, неутомимо перелетая с цветка на цветок и оставляя за собой сладкий аромат меда и пыльцы.

Осмус уже взмок от ходьбы. Вийльбаум задыхался, но боялся жаловаться. Нугис был замкнут и хмур, лицо его словно окаменело. Реммельгас казался рассеянным и на вопросы Осмуса отвечал невпопад.

Они начали с высоких, как по ранжиру подобранных елей, а кончили подгнившим смешанным лесом у болота. В Сурру они вернулись к вечеру, усталые и измотанные, или, как выразился Осмус, «спекшиеся».

Расстелили на столе карту участков. Осмус и не взглянул на нее, а все расхаживал взад-вперед по просторной кухне. С него хватит: он все проверил, все изучил на месте, все обдумал. Изучать больше нечего, пора открыто высказать свое мнение. И он начал напрямик:

— Ну что ж, как я думал, так и есть, и после обхода могу сказать с полной ответственностью: Куллиаруский лесопункт не согласен с выбором лесосек, выделенных Туликсаареским лесничеством. Причин достаточно: разработка трудна, вывозка невозможна. Выделенных лесосек принять не могу.

— Правильно! — Техник протер пенсне. — Просто безумие забрасывать людей в такую медвежью глушь!

Реммельгас устал. Он сидел на стуле и вяло следил за Кирр. Зверек начал понемногу признавать его. Но слова Осмуса заставили его мигом очнуться. Реммельгасу уже казалось, что упорство сломлено: выпрямление реки, строительство узкоколейки, последние собрания сделали свое дело, несмотря на всю свою досаду, Осмус покорился неизбежному и притих. Лесничий именно так истолковал то, что тот сегодня упорно молчал с самого утра. И тут вдруг — нате, пожалуйста!

— Весьма категорическое заявление…

— Абсолютно категорическое. Разработка леса слишком серьезное дело, чтобы экспериментировать…

Глубоко засунув руки в карманы, Осмус стоял посреди комнаты. Сколько раз он думал об этом разговоре, сколько мечтал, чтобы все произошло именно так: он говорит «нет», и кончено. Было время, когда он в самом деле чувствовал себя разбитым, чувствовал, что из-под ног уходит почва, что все оборачивается против него. Все не ладилось и складывалось в пользу нового лесничего. Но уже Вильде здорово сказал, что один раз верх берет Пийбелехт, а другой раз Вестман.[4] Время начало наконец работать на Осмуса. Но одного этого мало, он и сам не покладал рук… Слава Реммельгаса несколько поблекла, о нем пошли плохие слухи. Надо было ими воспользоваться. Ведь это не шутки: застрелить лося, пригреть фашистского приспешника, забрать в свои руки всю власть. И если кому случалось спросить у Осмуса, что он обо всем этом думает, то заведующий сначала многозначительно поджимал губы, как бы показывая этим, что он не охотник до пустых сплетен, а потом все же говорил: «Мне не по душе роль судьи, но об экскаваторе пока ни слуху, ни духу…»

Да, экскаватора не было. Участники толоки вернулись к своей повседневной работе — либо в лесничестве, либо в колхозе, — а трасса нового русла начала опять потихоньку зарастать ивовым прутьем. Раз нет экскаваторов, из углубления реки ничего не выйдет, разговоры о сплаве бревен останутся болтовней, и требовать вывозки леса с Каарнамяэ, с берегов Кяанис-озера — нереально и просто-напросто преступно. И Осмус повторил:

— Да, это дело слишком серьезное, чтобы экспериментировать.

— Кто же это экспериментирует?

— Вы!

Реммельгас вскочил.

— Опять все сначала. Да некогда нам больше препираться, нужно решать. Туликсаареское лесничество ни на метр не изменит размещения лесосек.

— Ладно, пусть пятая часть наших делянок будет на Каарнамяэ, но от пойменного леса возле Люмату я категорически отказываюсь…

— Да что это за торговля? Мы ведь не на рынке!

Нугис сидел понурый, даже усы его обвисли, а спина согнулась, словно обремененная ношей. Техник Вийльбаум давно уже, требуя внимания, махал карандашом. В конце концов он не выдержал и закричал тоненьким голоском:

— Товарищ Осмус прав, прав на сто процентов. Мы должны считаться с существующей обстановкой, с реальными возможностями. Одно советское учреждение должно поддерживать другое, а не чинить ему препятствия…

«Старая песня, — подумал Реммельгас. — Поет с голоса Осмуса». Настроение у него испортилось, он даже ощутил во рту горечь. Значит, придется начинать все сначала: объяснять, аргументировать, убеждать. Посылать в районный центр, а потом и в министерство документы и разъяснительные записки. Придется спорить, улаживать, выяснять, а где гарантия, что Осмус не возьмет верх? Доводы его не лишены убедительности, особенно, если смотреть со стороны. В министерстве лесной и бумажной промышленности он, вероятно, найдет поддержку и одобрение, кто знает…

Реммельгас уперся локтями в стол. Зеленое золото! Разве случайно народ дал лесу такое прекрасное название? Так надо защищать его, а не падать духом! Нечего поддаваться и плыть по течению. Нет, если нужно, так дойди до самого министра, вытащи его сюда, убеди в своей правоте на месте, прямо в лесу…

— Ну что ж, — сказал он, сворачивая карту, — мы познакомились с лесосеками, но они вам не понравились. Не остается ничего другого, как апеллировать к высшим инстанциям.

— Зачем к высшим? — Осмус развел руками. — Можно ведь уладить все на месте, по-дружески. Нас тут четверо. Пока что имеется два голоса против одного. Послушаем, что скажет Нугис?

— Я? — Лесник вздрогнул. Брови его высоко поднялись, морщины на лбу стали глубокими, словно борозды.

— По сути, твое слово самое важное, ведь ты, так сказать, хозяин Сурру. Ты растил лес, берег его. Вся жизнь твоя в нем — с горем и с радостью. Ты за рубку или против?

В глазах лесника загорелся огонек. «Ловкач этот Осмус, — подумал Реммельгас, — играет на самых чувствительных струнах старика. Уж не мучил бы его, и так ему нелегко. За весь день словечка не проронил». Реммельгас не приставал к леснику с расспросами и разными пустяками, он вполне понимал его настроение. Но Осмус был последователен, он не отпускал жертву.

— Ну, решай же, Михкель, не трусь!

А техник тоже подзуживал:

— Ну, «за» или «против», а? Как на выборах, хе-хе…

Усы лесника шевельнулись. Ему казалось, что какой-то ком застрял у него в горле и не давал говорить. За короткое мгновение он снова пережил всю борьбу с самим собой. Сейчас от него ждали прямого ответа, невозможно было ни увильнуть от него, ни убежать. Лесник почувствовал, что именно от его слов, от его решения зависит, уцелеют или нет самые высокие и крупные деревья на Каарнамяэ.

Собрав все свои силы, он, запинаясь, произнес:

— Возраст каарнамяйским ельникам вышел… Мы весной посадили вместо них новые… Теперь каждую весну будем сажать…

— Как-как? — Осмус подскочил к старику. — Хорошенько подумай, что говоришь. Может, судьба всего Сурру будет зависеть от твоих слов.

— Судьба Сурру в надежных руках, — тихо ответил Нугис и, рассердившись вдруг на Кирр, спихнул ее со стула. — Ты чего торчишь в комнате? Ступай на двор! — Голос хозяина выдавал его плохое настроение, и зверек покорно проскользнул через открытую дверь на двор. Нугис грузно зашагал следом.