Зеленое золото - Освальд Тооминг

— Что же это?.. — говорили в замешательстве люди и замедляли шаг.

Экскаваторщик Лепп подмигнул своему помощнику. Он был человеком небольшого роста, в острых чертах его лица было что-то решительное. Наполнив нефтебак, завинтив пробку и вытерев тряпкой перепачканные руки, он крикнул круглолицему помощнику:

— Покажем им, как она поломана?

Помощник, молодой парень, видно, совсем недавно выросший из своего кургузого пиджачка, стукнул кулаком по экскаватору.

— Покажем!

Водитель вскочил на вычищенное до блеска гусеничное полотно и влез в кабину.

— Эй, посторонись! — закричал помощник и, сорвав со своей светловолосой головы кепку, завертел ею в воздухе. — Отойдите, отойдите! А то ковшом глины угостим.

Лепп потянул за рычаг. Мотор зарычал сильнее, длинная стрела опустилась, тросы раскрутились, и ковш острыми зубами вгрызся в им же выкопанную яму.

— Вот это да!.. — Какой-то старик даже рот раскрыл от удивления.

Машина взвыла и вздрогнула на своем бревенчатом настиле. Зубы ковша впились в землю, вгрызлись глубже и замерли перед пнем… Мотор ускорил обороты, запел тоном выше, энергичнее, корни пня затрещали и вот тросы уже начали наматываться на толстый вал, поднимая ковш. Корпус машины повернулся, и ковш со свистом пронесся в воздухе, описывая размашистую дугу…

— Ай! — воскликнул старик, смотревший на все это с раскрытым ртом, и отпихнул женщину, наступившую ему на ногу.

— Сюда высыпает, уходите! — крикнула какая-то женщина.

— Отойдите, отойдите!..

Люди рассыпались. Лепп сверкнул зубами и открыл ковш. Он нарочно поднял его повыше, чтобы грязь разлетелась подальше.

— У, сатана! — выругался кто-то, кому забрызгало грязью нос.

— Ишь ты, сколько загреб сразу!

— Воза два, не меньше…

Экскаватор повернулся, ковш со стуком упал в яму, набрал новую груду, снова на солнце сверкнуло дно ковша, снова два воза земли легло на берег реки.

Лепп был в ударе. Он видел на лицах людей одобрение, восторг, удивление, и это подзадоривало его, руки проворно перелетали с рычага на рычаг. Машины были для него всем. После войны, когда тракторов так не хватало, он из нескольких старых, разбитых тракторов собрал по частям новый. А потом пересел с трактора на экскаватор.

Еще более широкая дуга, еще больший размах, зубы еще глубже вгрызаются в землю, и ковш снова полон доверху. Пройдет несколько недель и люди увидят, как весело потечет по новому руслу вода, как станут подсыхать поля и луга, как пышно разрастутся вика и клевер, а каждая картофелина будет вырастать чуть ли не с репу…

Дивились-дивились, никак не могли надивиться. Не отрываясь глядел на летающий ковш старый Андрес, который, опираясь на кривую суковатую палку, пришел сюда самым последним и сидел теперь в сторонке на срубленной березе. Андрес хорошо знаком с рытьем канав, еще как знаком! Пятнадцать лет ходил от одной канавы к другой с лопатой на плече, с почерневшим на кострах котелком и топором за поясом. Он принадлежал к сословию канавщиков. Он работал в холодной и ржавой болотной воде, он копал весной, копал летом, копал осенью, — копал до тех пор, пока лопата не начинала отскакивать со звоном от замерзшей земли. Нелегко это было — стоять часами в болотной или речной воде, от которой словно навсегда окоченели ноги — без палки шагу не сделать, словно навсегда скрючило руки — не разогнешь, и свело до боли поясницу — нагнуться больно. Не было профессии хуже, чем профессия канавщика, и не было прозвища хуже, чем прозвище канавщика. Дурная слава ходила за канавщиками, как тень… А теперь канавщик сидит в большой машине, передвигает всякие рычаги, и гора земли все растет, словно тут орудуют лопатами целых две сотни канавщиков. Люди с изумлением и восторгом смотрят во все глаза на машиниста, который ведь всего-навсего канавщик. И если бы он сейчас остановил машину и вылез из нее, то люди обязательно обступили бы его, а может, принялись бы качать с криками «ура!» Но канавщику Леппу некогда останавливать машину и вылезать из нее, потому что он вместе с другими экскаваторщиками принял на себя обязательство покончить к первому сентября и с углублением реки Куллиару, и с ее выпрямлением. А это значит, что нужно трудиться без передышки до тех пор, пока не прибудет третий экскаваторщик, а тогда они примутся работать в три смены…

Весело было глядеть, как быстро углубляется яма на месте нового русла, но Тамм уже начал выражать беспокойство, да и бригадир все поглядывал на солидные карманные часы: их собственная-то работа стояла. И наконец все колхозники разбрелись, но всюду, где бы они ни работали, до них доносился грохот экскаватора, и все сходились на том, что более приятной музыки они в жизни не слыхали.

Прошла ночь, а утром грохот возобновился и донесся до сторожки в Сурру — первый звук, который долетел туда извне. Он разбудил Нугиса, и старик, выйдя на крыльцо, долго прислушивался к нему. Жаль было уходить с крыльца. Впрочем, Нугису предстояло отправиться как раз в ту сторону, где тарахтели машины, в Туликсааре. Вчера вечером явились люди из лесопункта, которые должны были прорубать просеку для узкоколейки, и передали ему, что лесничий просит его прийти и принять работу землекопов из лесничества. Нугис быстро собрался и двинулся в Туликсааре. Но там ему сказали, что Реммельгас чуть свет ушел из дому. Старик отправился обратно. Он заглянул по дороге в палатку на станции, потом постоял немного около экскаваторов и вернулся к своей сторожке только в полдень.

Тут вдруг он услышал выстрел, раздавшийся в стороне Кяанис-озера. Залаяли Стрела и Молния. Они сидели на цепи, потому что Анне ушла вместе с рабочими на одну вырубку неподалеку — на ней росли саженцы, и ее надо было прополоть. Нугис прислушался, потом побежал в дом и вынес из задней комнаты свою двустволку. После этого он спустил с цепи собак.

Раздался второй выстрел.

— Ату! — крикнул Нугис.

Прижав уши, гончие помчались в лес.

«Заслышав собак, — решил Нугис, — браконьер сообразит, что я вернулся домой, и попытается удрать, но куда? Спереди лежат Кяанис-озеро, болото Люмату и река с глубокими омутами — там не проберешься. Остается свернуть на Каарнамяэ или скрыться в зарослях у Мяннисалу». Нугис обдумывал все это на бегу, прислушиваясь к лаю собак. Они, как слышно было, мчались к Мяннисалу. Нугис повернул влево, чтобы сократить путь и перерезать дорогу удиравшему браконьеру.

Какое-то коричневое тельце, мелькнув в траве, метнулось от одного куста к другому и притаилось. Что же это за зверь, который не убегает от человека? Или он так ловко ускользнул, что лесник даже и не заметил? Нет, вот он опять. Темно-бурый, приземистый, мчится к следующему кусту…

«Гиииррргхх!» — разнесся по лесу пронзительный крик.

— Кирр! — воскликнул Нугис и бросился к упавшему вдруг зверьку. Выдра лежала на боку. Услышав приближающиеся шаги, она напряглась, чтобы приподнять свою плоскую голову, но ей не хватило сил. Глаза ее были открыты и тускнеющий взгляд выражал боль.

— Киррушка! — Нугис опустился на колени и подложил руку под голову выдры. Голова поникла. Нугис сунул другую руку под грудь зверька, чтобы высвободить его ногу, придавленную собственным телом, и почувствовал на ладони кровь. Кирр была ранена в грудь. Инстинкт заставил ее скрыться в кустах, она бежала до тех пор, пока ей не отказали силы. Голова зверька откинулась назад, глаза потухли, сквозь зубы заструилась кровь.

Выдра умерла.

Нугис осторожно положил зверька набок, встал и прислушался. Выражение боли на его лице постепенно уступило место гневу. Собаки ушли дальше, но лаяли теперь чаще и яростней — они, видно, почуяли браконьера.

Нугис побежал изо всех сил, каждый миг готовый услышать выстрел. Не простятся ли сегодня и Стрела с Молнией со своей жизнью? Но что это? Гон ослабевает, собаки лают, но в их голосах нет прежнего ожесточения… Неужто браконьер им знаком и они не могут решить, наброситься ли им на него или, виляя хвостом, уйти своей дорогой? Закрывая глаза рукой Нугис бежал напрямик через густые еловые заросли.

За ельником лес поредел, чуть поодаль начинался луг. Тут Нугис остановился на миг, потом пригнулся и побежал, прячась за кустами. Вот мелькнула впереди фигура и снова скрылась. Расстояние было слишком велико, чтоб узнать человека. Нугис, окликая время от времени собак, бросился ему наперерез, продрался сквозь густые заросли и снова выбрался в редколесье. Теперь незнакомец должен был выйти прямо на него… Едва Нугис взвел курок, как увидел приближающегося человека с ружьем. Он сразу выскочил из-за дерева и закричал:

— Стой!

Человек застыл на месте и начал поднимать ружье.

— Бросай ружье! — И Нугис вскинул было свою двустволку, но тут же опустил ее: перед ним стоял Осмус…

У всегда столь самоуверенного заведующего лесопунктом был испуганный и растерянный вид. По лицу его струился пот — при его комплекции бегать было нелегко. Глаза его блуждали, словно отыскивая, куда бы ему спрятаться.