Гавайи: Миссионеры - Джеймс Миченер

Когда наступила пора рожать Иеруше, от доктора Уиппла пришли неутешительные вести: "Меня задерживают на острове Гавайи, где сразу три жены миссионеров должны родить, поэтому я не смогу приехать к вам в Лахайну. Однако я уверен в том, что брат Эбнер будет в состоянии справиться со всем самостоятельно, и роды пройдут нормально. Тем не менее, я прошу вашего прощения за то, что не смогу присутствовать при этом лично. Извините".

Прочитав это послание, Иеруша перепугалась по-настоящему. Бедная женщина волновалась настолько, что как-то раз даже предложила мужу нечто совсем невероятное:

– Может быть, нам стоит попросить помощи у кого-нибудь из местных женщин?

Но Эбнер оставался непреклонным в своем решении и снова вспомнил слова Иеремии, когда Господь запретил следовать путям язычников. После этого преподобный Хейл принялся убеждать свою супругу в том, что вряд ли женщина-язычница, смысл жизни которой составляют лишь служение идолам и всевозможные пороки, смогла бы понять, как должен рождаться христианский ребенок. Против этого Иеруша поспорить уже не могла. На этот раз упрямый Эбнер чуть ли не наизусть выучил справочник по акушерству Деланда. Сама же Иеруша настолько уверовала в знания своего мужа, что мальчик родился без всяких осложнений. И когда Эбнер впервые поднял малыша в руках, он не забыл с самым невозмутимым видом поздравить себя с этой победой в медицине. Однако когда ему нужно было положить ребенка у левой руки Иеруши и устроить его маленький ротик у груди женщины, переполнявшие Эбнера эмоции, наконец, вырвались наружу, и он, упав на колени перед кроватью, признался:

– Мой дорогой, мой любимый товарищ! Я люблю тебя так сильно, что никогда не смогу объяснить это или выразить в словах. Я люблю тебя, Иеруша.

И она, услышав эти обнадеживающие слова на чужой земле, те самые слова, о которых так долго мечтала, быстро успокоилась и, радостная и счастливая, смогла покормить ребенка.

– Мы назовем мальчика в честь библейского пророка Михея, – наконец, произнес Эбнер.

– Нет, я думаю, имя должно быть более приятным, например, Давид, предложила Иеруша.

– Мы назовем его Михей, – ответил Эбнер.

– А он сильный? – слабым голосом поинтересовалась женщина.

– Его сила зависит от доброты Господа, – убедил её Эбнер, и уже через две недели Иеруша возобновила свои занятия с местными девушками. Она снова стала прежней сестрой Хейл: стройной, светящейся добром и радостью женой миссионера, изнывающей от жары в своем тяжелом шерстяном платье.

Кстати, одной из особенностей, присущей миссионерам, было то упорство, с которым они, живя в тропиках, продолжали следовать всем старым привычкам и традициям, словно уже успели вернуться домой в свою холодную и неприветливую Новую Англию. Они упорно носили тяжелую одежду из плотной ткани, так же долго и упорно работали и питались те ми же продуктами, столь тяжелыми для желудка, к которым привыкли, когда, конечно, могли их раздобыть. В стране, богатой всевозможными фруктами, величайшей радостью для миссионера было достать с прибывшего судна, например, несколько сушеных яблок, чтобы насладиться традиционным толстым яблочным пирогом. Горы изобиловали дичью, но миссионеры с огромным удовольствием поглощали солонину. В море на отмели можно было с легкостью наловить рыбы, но они отказывались от неё и продолжали потреблять сушеную говядину, которую доставляли им из самого Бостона. Белые священники редко прикасались к плодам хлебного дерева, а кокосы считали исключительно едой язычников. За все годы, проведенные на Мауи, Эбнер Хейл ни разу не вышел из дома на работу, связанную с миссионерством, если на нем не было надето теплое нижнее белье, плотные шерстяные брюки, рубашка с длинными рукавами, фрак, а если собрание проводилось на свежем воздухе, то ещё и его знаменитая касторовая шляпа. Иеруша одевалась соответственно.

Однако, что было ещё более непостижимым, так это то, что каждый год первого октября, когда гавайское лето было в самом разгаре, семьи миссионеров неизменно одевались в плотное шерстяное нижнее белье. Эта привычка сохранилась у них ещё с Бостона, и они не собирались расставаться с ней здесь. Кроме того, они так и не научились расслабляться, купаясь в прохладных водах лагуны, поскольку "Лондонский медицинский словарь" Бартоломью Парра особо предупреждал их: "Плавание является трудоемким упражнением, и не должно практиковаться, с тем чтобы не истощать запас своих сил. Для человека, в отличие от четвероногого, плавание неестественно, поскольку зверь в воде повторяет те же движения, которые производит и на суше".

Все эти условности стали результатом самой серьезной пропасти, возникшей между миссионерами и местными жителями. Гавайцы, так любящие купаться, которые не могли проработать и двадцати минут, чтобы не сделать небольшой перерыв и хотя бы обрызгать свое тело прохладной водой, считали миссионеров не только грязными людьми, но и очень быстро заметили, что от тел белых священников исходит весьма неприятный запах. Иногда Малама, которую тоже раздражал запах пота миссионеров, предлагала Эбнеру и Иеруше поплавать на запретном пляже, предназначенном исключительно для алии. Однако всякий раз Эбнер отказывался от этого приглашения, будто оно исходило от самого черта.

Кроме того, вся мудрость, собранная за долгие века островитянами, также игнорировалась миссионерами и их семьями. Потея в невероятно теплой и плотной одежде, они продолжали избегать потреблять здоровую пищу, которая окружала их со всех сторон. Эти странные люди упрямо трудились сверх своих сил, слабея из года в год, теряя здоровье и наконец умирая от истощения и перенапряжения. Но, даже погибая, они продолжали обращать народ островов в христианскую веру.

В году, когда строительство церкви было уже на две трети закончено, однажды вечером к Эбнеру подошел Келоло со своей последней просьбой.

– Мы ещё можем поменять место входа, – начал он. – Тогда злые духи не смогут попасть внутрь.

– Господь позаботится о том, чтобы зло никогда не проникло в его церкви, – холодно ответил Эбнер.

– Ты не смог бы пройти вместе со мной на площадку? – умоляющим тоном произнес Келоло.

– Все уже было оговорено, – отрезал миссионер.

– Я хотел бы показать тебе очень простой способ… – хотел посоветовать Келоло, но не успел.

– Нет! – грубым окриком прервал его Эбнер.

– Прошу тебя! – снова взмолился вождь. – Есть ещё кое-что, что тебе должно быть известно.

Противясь самому себе, Эбнер отшвырнул перо и нехотя вышел в ночь, к месту, где строилась церковь. Здесь уже собралась небольшая группа пожилых людей. Они сидели на корточках и внимательно разглядывали будущее здание.

– Что они тут делают? – с недоумением спросил Эбнер.

– Это мои молящиеся кахуны, – охотно пояснил Келоло.

– Ни за что! – воскликнул преподобный Хейл, отстраняясь от жрецов. – Я не собираюсь обсуждать с кахунами проект церкви Господа нашего.

– Эти люди любят Бога, – не отступал Келоло. – Спроси их сам. Они знают катехизис. И они хотят, чтобы мы построили крепкую церковь.

– Келоло, – уже более спокойно попробовал объяснить Эбнер, приближаясь к неподвижно сидящим старцам, – я прекрасно понимаю, что в старые времена эти жрецы сделали много добра. Но Богу больше не требуются кахуны!

– Макуа Хейл, – взмолился Келоло, – мы пришли сюда, как друзья, которым очень дорога эта церковь. Пожалуйста, не оставляй дверь там, где ты её задумал. Каждый кахуна хорошо знает о том, что это невозможно в наших местах с точки зрения влияния духов.

– Высший дух – это Господь Бог! – возмутился Эбнер.

Однако ночь выдалась на редкость приятной, бледный полумесяц светил на западе, а по небу изредка пробегали почти прозрачные облака. Может быть, именно поэтому Эбнер решил все же присесть рядом с кахунами и побеседовать с ними о религии. Он был удивлен тем, как многое из Библии известно этим людям, и с каким умением они могли совмещать эти знания со своими древними верованиями. Один из стариков пояснил миссионеру:

– Мы верим, что вы правы в том, что говорите, Макуа Хейл. Бог может быть только один, и мы привыкли называть его Кейн. Существует также Святой Дух, и мы называем его Ку. Есть также и Иисус Христос, для нас он – Лоно. И, кроме того, существует король преисподней, это – Каналоа.

– Бог – это не Кейн, – логично возразил Эбнер, но кахуны не стали с ним спорить. Они только слушали миссионера, а когда настала очередь высказаться им, они заговорили:

– Когда Кейн, то есть Бог, желает выстроить церковь, он наблюдает за ней. Он всегда так поступал, когда мы сооружали свои храмы.

– Но Бог не лично следит за строительством именно этой церкви, – пояснил Эбнер.

– Но Кейн следил.

– Кейн – это не Бог, – терпеливо повторил Эбнер. Мужчины глубокомысленно закивали и продолжали: