"Англия: Портрет народа" - Джереми Паксман

Общее мнение выразил Герберт Уэллс, который родился над лавкой скобяных товаров неудачника- отца на центральной улице городка Бромлей в графстве Кент. «Лишь потому, что это явление растянулось на столетие, а не было сжато до нескольких недель, — писал он, — истории не удается понять, какой долгой бедой обернулось для людей то, в каких домах они жили в XIX веке, к скольким убийствам это привело, к какому вырождению и невозможности жить дальше».

Фридрих Энгельс, отец которого воспользовался промышленной революцией, чтобы основать текстильную фабрику в Манчестере, на основе своих путешествий из одного города на севере Англии в другой написал свой труд «Положение рабочего класса в Англии». В нем описываются почерневшие здания, захламленные и загаженные улицы, зловонные реки и кишащие паразитами жилища. Город Коктаун в романе Чарльза Диккенса «Тяжелые времена», написанном после поездки в Престон, графство Ланкашир, «словно размалеванное лицо дикаря», здесь и «черный канал», и бесконечные трубы, из которых «бесконечно виясь змеиными кольцами, неустанно поднимался дым», и «река, лиловая от вонючей краски». Ну кто остановит свой выбор на таком адском месте, как на символе Англии? Что касается жителей, то «по городу пролегало несколько больших улиц, очень похожих одна на другую, и много маленьких улочек, еще более похожих одна на другую, населенных столь же похожими друг на друга людьми, которые все выходили из дому и возвращались домой в одни и те же часы, так же стучали подошвами по тем же тротуарам, идя на работу, и для которых каждый день был тем же, что и вчерашний и завтрашний, и каждый год — подобием прошлого года и будущего». (Перевод В.Топер)

Стоит ли удивляться, что англичанам не захотелось видеть эти места сердцем Англии? Вместо этого они обратились к сказочкам о «настоящей» стране — чистой, беззаботной, в которой полно мастеровых, не испорченных грязью городов. Одни из лучших образцов можно найти в восхитительных книгах Ричарда Джеффриса. Самый английский из всех английских писателей, сын владельца небольшого фермерского хозяйства, он впервые добился успеха в 1878 году своими подробными и в высшей степени идеализированными воспоминаниями «Егерь дома» (которые начинаются так: «Домик егеря стоит в укромной ложбине, или узкой впадине посреди лесов, в сени могучего каштана, который сейчас сбросил листву, но летом выглядит величественно»). В весьма популярной книге «Жизнь животных одного южного графства» он ведет повествование с возвышенности Даунз в Уилтшире, откуда открывается прекрасный обзор, и ему удается представить широкую картину жизнедеятельности всех животных и людей в округе. Он предлагает читателям образ Англии, жизнь в которой основана на реальных событиях сезонного и биологического циклов. Ярким контрастом этому выступает его фантастический роман «После Лондона» (1885), в котором столица превращается в ядовитое болото, где живут жестокие карлики.

Болезнь сразила Джеффриса еще молодым, и он умер в тридцать восемь лет, перебиваясь последние дваг года тем, что диктовал жене эссе. Среди многих, кого тронуло его творчество, был и поэт Эдвард Томас, «случайное рождение в среде кокни» которого произошло в Ламбете в марте 1878 года. В тот самый исчезающий Уилтшир, увековечиванию которого Джеффрис отдал столько сил, он не раз приезжал в детстве на праздники. Томас принадлежит к школе писателей — еще двое, кто приходит на ум, это Томас Харди и У. Г. Хадсон, — считавших, что в Англии становится все больше людей, лишенных чувства родных мест. Новая Англия становилась Англией предместий, недоумевающее и безразличное население которых утратило все свои корни. Как и многие другие, Томас погиб на Первой мировой войне: он был убит под Аррасом в 1917 году. Во введении к посмертному изданию в 1920 году «Избранных стихотворений» Томаса его друг писатель Уолтер де ла Мэр сказал о нем просто: «если одним словом выразить все, чем он жил, это слово — „Англия"… Когда Эдварда Томаса убили во Фландрии, зеркало, в котором отражалась Англия, зеркало такое истинное и такое ясное, что более чистого и нежного отражения не найти нигде, кроме как в этих стихах, рассыпалось». Конечно же, в его стихотворениях отражена не Англия. В них отражена часть Англии. Это Англия Томаса, Англия встающих один за другим холмов, деревенские лужайки и зеленые ограды — то, что он называл «страной Юга». На вопрос, что он имеет в виду под этим определением, он ответил, что речь идет о территории ниже Темзы и Северна к востоку от национального парка Эксмур: а это графства Кент, Сассекс, Суррей, Гэмпшир, Беркшир, Уилтшир, Дорсет и часть Сомерсета. На самом деле это и есть самая настоящая Англия. Со временем эта территория расширилась и стала включать такие графства, как Оксфордшир, и протянулась на север до Шропшира А. Э. Хаусмана.

Во всей этой пасторальной идиллии имелась одна особенно большая дыра — Лондон. Трущобы там были такие же страшные, как в любом другом месте, но их компенсировал статус города-столицы империи. Один за другим заморские визитеры, говорившие с благоговением о его богатстве, оказывались ошеломлены убогостью его подбрюшья. С целым набором противоречивых впечатлений уехал и Федор Достоевский, пораженный величием города, его энергией и обхождением публики и повергнутый в ужас пьянством, проституцией и отвращением от города в целом. В «Зимних заметках о летних впечатлениях» он описал свои ощущения в главе V под названием «Ваал», указывая на правящих городом ложных богов. Он пришел к выводу, что «тут уж вы видите даже и не народ, а потерю сознания, систематическую, покорную, поощряемую». Субботним вечером перед его взором представали таверны, в которых «все пьяно, но без веселья, а мрачно, тяжело». «Мрачный характер не оставляет англичан», — писал он. Тонко чувствующие англичане соглашались с этим: Джон Раскин писал о «великом омерзительном городе Лондоне», а художник Уильям Моррис называл его «отвратительным».

Это отвечало становившемуся все более распространенным представлению, что люди в городах перестают быть людьми, но Лондон был и остается чем-то исключительным. В наши дни город стал еще более причудливым, чем даже в те времена, когда он был центром мировой империи. Британская и английская столица все в большей степени становится городом, который принадлежит не Великобритании или Англии, а всему миру. Лондон — центр мировых организаций, и его самая прибыльная деятельность — финансовые операции — осуществляется в ритме, который не знает национальных границ. В остальном он соответствует представлению англичан, что «настоящая» страна находится где-то в другом месте. Желая воздать хвалу Лондону, англичане говорят, что это «скопище деревень»; и пусть подобное описание и объясняет многое в его беспорядочном очаровании, так о своем городе не скажет ни один действительно гордящийся им горожанин. Лондонцам всегда хотелось возводить мемориалы, такие как Трафальгарская площадь, но они никогда не заботились о планировании города как гармоничного целого, где можно было бы жить.