Красные пианисты - Игорь Бондаренко

Путем подложных писем удалось скомпрометировать фельдмаршала Рейхенау, известного своими профашистскими взглядами. От имени Рейхенау, ловко подделав его почерк, рассылались письма сослуживцам фельдмаршала. В них содержались намеки на дилетантство фюрера как верховного главнокомандующего. Какое количество этих писем было разослано, установить не удалось. Но один из адресатов пришел в гестапо. Последовал срочный вызов Рейхенау в ставку Гитлера. По возвращении из ставки фюрера фельдмаршал Рейхенау «скончался от удара». Гестапо не обратило бы на эту историю внимания, если бы вскоре к ним не попало похожее письмо, якобы написанное фельдмаршалом Манштейном… Беккерту об этом рассказал штандартенфюрер Панцигер.

Сотрудничал с Шульце-Бойзеном и зондерфюрер Вернер Краус, занимавший пост в ведомстве по проверке почты из-за границы. Шульце-Бойзен хотел его устроить в штаб сухопутных сил, чтобы следить за оккупационной политикой Германии, но Краус отклонил это предложение, хотя по-прежнему продолжал снабжать обер-лейтенанта интересующей его информацией.

Сведения, которые удалось добыть Харнаку и Шульце-Бойзену, были весьма ценными. Группе Шульце-Бойзена удалось установить, что абвер знает британский код и потому хорошо осведомлен о маршрутах союзнических конвоев, курсировавших между Исландией и северными портами России. Шульце-Бойзену стало известно, в каких пунктах в северных морях развертывались немецкие подводные лодки для атаки караванов судов. Важные сведения были добыты о новых видах самолетов, о двигателях, работающих на перекиси водорода, о торпедах с дистанционным управлением, сверхсекретных заказах заводу «Ауэрфабрик» в Ораниенбурге.

Руководители организации также узнали о намерении немецкого командования силами парашютистов захватить Баку.

К середине июля 1942 года отдел III службы радиоперехвата накопил уже достаточно радиограмм и передал весь этот материал гестапо.

К работе подключились штурмбанфюрер Копков и комиссар по уголовным делам Штрюбинг.

Дешифрованные телеграммы послужили нитью к организации. Но Копков не торопился. Ему нужна была вся сеть: с явками, связными. Все участники.

Он приказал подслушивать телефонные разговоры Шульце-Бойзена, Харнака, Кукхофа.

Звонок Хорста Хайльмана Шульце-Бойзену спутал карты работникам гестапо. Пришлось немедленно приступить к арестам.

В рыбацком поселке Прайль на Куршской косе, в Восточной Пруссии, арестовали отдыхавших там Арвида и Милдрет Харнак.

Либертас Шульце-Бойзен села в стокгольмский поезд, намереваясь выехать в Швецию, к сестре. Прозвучал гонг перед отправлением поезда. В это время в купе, где расположилась Либертас, вошли трое в черных кожаных пальто.

В это время гестапо перехватило звонок Гуддорфа к коммунистке Кларе Нимиц. Из разговора можно было понять, что значительные силы коммунистического подполья все еще на свободе.

10 октября арестовали Вильгельма Гуддорфа и его приятельницу Еву-Марию Бух. Еве был всего двадцать один год.

Беккерт открыл ее досье.

— Вы, родившаяся в семье католического священника, в семье верующего, отдавали ли вы себе отчет в том, что помогаете безбожникам-коммунистам?! — воскликнул следователь.

— Я помогала своему народу, — ответила Ева-Мария.

— Ваши действия носили антигосударственный характер, и вы должны сознаться в этом! — настаивал следователь.

— Нет! Тогда я действительно оказалась бы такой подлой и низкой, какой хотелось бы вам меня изобразить! — заявила молодая женщина.

Сыщики Копкова напали на след подпольщика-коммуниста Бернгарда Бестляйна. Он возглавлял группы борцов Сопротивления в Гамбурге и других северных портовых городах.

К середине октября гестапо арестовало 119 человек, которые все сначала проходили по делу «Красной капеллы». Но по мере расследования выяснилось, что не все арестованные принадлежали к «Красной капелле». Ильза Штёбе и Рудольф фон Шелия не входили в организацию. Генрих Куммеров тоже работал самостоятельно. Стало совершенно ясно, что швейцарская группа была автономна и имела собственных информаторов.

После утверждения приговоров руководителям «Красной капеллы» Гитлер поручил Герингу окончательное утверждение приговоров.

Казнь через повешение совершалась в кабинах, разделенных занавесками.

В камере, где в ожидании казни сидел Харро Шульце-Бойзен, нашли скомканный клочок бумаги. На нем было написано:

Правду не заглушат веревка и топор.Еще не зачитан последний приговор.Кто судил нас, от кары не уйдет.Ведь этот суд — еще не Страшный Суд[23].

Этот клочок бумаги тоже был подшит к делу.

Беккерт отодвинул пухлую папку. Потянулся рукой к фляжке. Сделал из нее два больших глотка. Почувствовав себя бодрее, встал и подошел к клетке. Открыл дверцу и поймал Симку. Потом направился к окну.

Начинались сумерки. Синева неба темнела. Беккерт раскрыл ладонь.

— Лети, — сказал он. Канарейка взвилась ввысь, но тут же круто развернулась и направилась к окну. Беккерт едва успел захлопнуть ставни, и Симка со всей силой ударилась в стекло, упала вниз.

Беккерт распахнул окно и перегнулся.

То, что несколько секунд назад было живым, поющим, крылатым существом, превратилось в жалкий, безжизненный комочек. В этом Беккерт увидел какой-то знак. Символ! То был знак Высшей воли!

Беккерт шаркающей походкой вернулся к столу. Тут он снова приложился к фляжке. Потом стал лихорадочно листать папку с подшивками.

«Ты, душа моя, в эту тишьустремишься, взмахнув крылами,и огромною птицей пролетишьнад задумчивыми вещами.

«Моя дорогая мать, мой дорогой отец!

Я все еще радостно переживаю предоставленное свидание; ведь благодаря ему папа убедился, что я вовсе не комок нервов. Пусть это послужит вам утешением и стимулом стойко переносить свою судьбу.

Сегодня мне предстоит отправиться в тот последний путь, что рано или поздно ждет каждого из нас…»

«Урсула Гёце — 27 лет», — вычислил Беккерт.

«Моя дорогая мама, дорогой папа, Курт и Герда!

Настал мой черед пройти тот путь, каким сама желала пойти вместе с моим большим Гансом. Но сначала я должна выполнить свою задачу: провести через первые месяцы жизни то, что объединяет нас всех, — нашего маленького Ганса. Может быть, ему хоть немного помогут в жизни та гордость и та радость, с какой я это делала и которую он всосал с материнским молоком, а также и все наши надежды и добрые пожелания. Вы станете спутниками начала его жизни: окружите его всей вашей любовью и попытайтесь по возможности заменить ему отца и мать…»