Красные пианисты - Игорь Бондаренко

Если эта операция потерпит крах, даже самые твердолобые немецкие генералы поймут, что война проиграна…

Шандор скрутил карты, положил в шкаф, погасил свет и подошел к окну. Внизу, на лавочке неподалеку от дома, он увидел фигуру в шляпе. Бездомный бродяга? Нет, не похож.

В темноте вспыхнул огонек сигареты.

Радо давно уже чувствовал, что за его людьми ведется слежка.

В сентябре сорок второго года на квартире Хаммелей был произведен обыск. Полицейские нашли аппарат, похожий на рацию. Эдмонд сказал, что это осциллятор — медицинский прибор, которым он пользуется для лечения невралгии. Показал справку от врача. Полицейские все же забрали Эдмонда и его «прибор» в полицию. Там специалисты установили, что действительно этот аппарат может быть использован как осциллятор. Но если в него вмонтировать еще несколько лампочек, то это будет передатчик. В принципе, радиопередатчик и осциллятор схожи, оба излучают коротковолновые колебания.

Хаммеля отпустили.

Потом последовал визит налогового инспектора к Джиму. У Джима все бумаги оказались в порядке.

В полицию вызвали и самого Радо. Истек срок действия его паспорта. А без паспорта вид на жительство продлить невозможно.

— Поезжайте в Венгрию и продлите паспорт, иначе мы вас вышлем.

— У меня сейчас для этой поездки нет ни денег, ни времени. Нельзя ли выслать паспорт кому-либо из моих родственников, чтобы они там его продлили и переслали по почте? — спросил Радо.

— Поступайте, как хотите. Но если через месяц паспорт не будет продлен, мы вас вышлем в Венгрию, — повторил полицейский чиновник.

Для Радо поездка в Венгрию была сопряжена со смертельным риском.

В Будапеште жил отец Радо. Но как ему сообщить, чтобы письмо дошло без перлюстрации и он бы понял, в каком положении оказался сын?

— Может, перейти на нелегальное положение? — предложила Лена.

— Нет, это не годится! Как я буду руководить группой, лишенный возможности свободно передвигаться по стране? И что будет с вами? Полиция может выслать вас… Нет, этот вариант отпадает.

— А что, если обратиться к Карои? Ведь он, кажется, работает в посольстве?

Карои был их давним знакомым. Время от времени они, как соотечественники, встречались.

Карои согласился послать письмо отцу Радо с дипломатической почтой. Отец Шандора нашел в Будапеште чиновника, который за деньги выдал фиктивную справку о том, что Радо в тридцать пятом и в тридцать шестом годах работал геологом в районе местечка Мора.

Эту справку переправили в Женеву. С ней Радо явился к венгерскому консулу. По венгерским законам ее гражданин утрачивал свои права, если не был на родине более десяти лет. Согласно справке, срок этот не истек. Консул дал распоряжение продлить паспорт. Все как будто уладилось, но Радо чувствовал кожей, что интерес к нему и к его людям не утрачен.

На Курском выступе началась гигантская битва. В кинотеатрах Женевы показывали немецкие киножурналы — «Вохеншау».

На выжженных солнцем полях в смертельной схватке сходились тысячи танков и самоходных установок. Под Курском горело все. Даже железо.

Комментарии немецкого диктора, сопровождавшие «Вохешнау», вначале были оптимистическими. Но постепенно тон их менялся. Появились слова о том, что русские бросают в бой все новые и новые танковые массы. «Доблестные немецкие герои прочно удерживают свои позиции».

Газеты Швейцарии со слов своих корреспондентов писали о такой кровавой бойне, которую никогда раньше немецкие войска не видывали.

«Немецкий капрал, который отказался назвать свою фамилию, — передавал корреспондент газеты «Ди Тат», — сказал мне: «Наш медперсонал не успевал оказывать даже первую помощь раненым. Медпункт был похож на настоящую бойню».

Менялся тон сводок и Советского Информбюро.

«С утра 5 июля наши войска на Орловско-Курском и Белгородском направлениях вели упорные бои с перешедшими в наступление крупными силами пехоты и танков противника, поддержанных большим количеством авиации. Все атаки противника отбиты с большими для него потерями, и лишь в отдельных местах небольшим отрядам немцев удалось незначительно вклиниться в нашу оборону. По предварительным данным, нашими войсками на Орловско-Курском и Белгородском направлениях за день боев подбито и уничтожено 568 немецких танков, сбито 203 самолета противника. Бои продолжаются».

В сводке за 15 июля уже сообщалось, что

«за три дня боев на ряде участков Орловского клина советские войска продвинулись на 25—30 километров».

«Сегодня, 5 августа, войска Брянского фронта при содействии с флангов войск Западного и Центрального фронтов в результате ожесточенных боев овладели городом Орел.

Сегодня же войска Степного и Воронежского фронтов сломили сопротивление противника и овладели городом Белгород.

Сегодня, 5 августа, в 24 часа, столица нашей Родины — Москва будет салютовать нашим доблестным войскам, освободившим Орел и Белгород, двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из 120 орудий…»

— Шандор! Ты плачешь? — Лена тронула мужа за плечо. В комнате было темно. Перед глазами только подрагивал зеленый глазок телефункена.

Радо ничего не ответил. Он действительно плакал. Сказалось нервное напряжение последних месяцев. Слезы радости бесшумно катились по его щекам. Но даже слезами радости мужчина не может гордиться! Лена никогда его таким не видела.

— Тебе показалось, дорогая. Просто у меня слезятся глаза от насморка, — ответил Радо.

Глава семнадцатая

Перед Шелленбергом лежала расшифрованная радиограмма из Швейцарии в Москву.

«Немецкие потери с начала войны до 30 мая 1943 года: убитых — 1 млн. 80 тыс., пленных — 565 тыс. Кроме того, потери вспомогательных войск — примерно 180 тыс. убитых и раненых. Всего немецкие безвозвратные потери, по данным на 30 мая, составляют 3 млн. 772 тыс., из них убитых 2 млн. 44 тыс. Дора».

«Какая кровоточащая рана! — подумал Шелленберг. — А ведь эта радиограмма послана 2 июля и в ней приводятся данные по 30 мая сорок третьего года. Что же осталось от немецкой армии после Курской битвы? Сумеет ли немецкий народ залечить эту чудовищную рану?» Шелленберг с трудом поднялся, будто сразу постарев на несколько лет. В последнее время он действительно чувствовал себя скверно. Но не такое было время, чтобы просить хотя бы день отпуска. Швейцарская «Красная тройка» бесила Шелленберга. Почему полковник Массон все еще медлит? Неужели приказ, подписанный самим Гитлером, не напугал «нейтралов»?