Чесменский бой - Владимир Шигин

Глава вторая

Как флот Российский в Понт дерзает,

Так роет он поверх валов,

Надменно бездна отступает,

Стеня под тяжестью судов…

Перед российскими мореплавателями расстилалось море древней Эллады. В светлой дымке проступали фиолетовые силуэты островов. Каждый из них – будто жемчужина в оправе изумрудных эгейских вод. Плыли тремя отрядами: первый вел Спиридов, второй – Орлов, третий – Эльфинстон. Над кораблями наряду с Андреевскими трепетали и перечеркнутые христианским крестом Иерусалимские флаги, показывая всем, что россияне идут в бой за освобождение угнетенных единоверцев.

Нещадно палило солнце. От невыносимой жары закипала в палубных пазах еловая сера – гарпиус. В трюмах бесполезно пшикали воздуходувными мехами вентиляторы. Люди, изнывая от духоты, обливались водой.

Легкий Этизиан, наполняющий силой полотнища парусов, то и дело куда-то исчезал, и тогда паруса обвисали никчемными тряпками. Томительное ожидание иногда длилось по нескольку дней кряду. Коротая время, неунывающие матросы-архангелогородцы собирали вокруг себя зевак, вызывали дедовскими заклинаниями морской свежак:

Дай, Бог, ветерка,Наша лодка не ходка,С носу, с подносу,С кормы заветерье…

Под шутки и смех пускали за борт на щепках тараканов, жертву царю морскому принося. Помогало ли это? Кто знает… Но приходило время, и вновь вытягивались косицы вымпелов, набухали паруса, и эскадра продолжала свой путь на восток.

В нечастые минуты отдыха собирал вокруг себя боцман Евсей рекрутов и читал им вслух увлекательную «Историю о российском матросе Василии Кариацком». Читал по слогам, медленно, потому как и сам в грамоте не больно силен был. Но хотелось старику хоть чем-то порадовать этих беззащитных и безответных мальчишек. А рекруты, окружив Евсея тесной толпой, слушали, раскрыв рты. Еще бы, отважный матрос перехитрил жестоких разбойников, одолел козни коварного адмирала Флоренского и, пройдя все испытания, женился на любимой Ираклии!…

Беспрестанная погоня длилась уже несколько недель, а турок все не было видно: будто в воду канули.

Впереди по курсу рыскали, разметывая форштевнями воду, неутомимые фрегаты. Просматривали каждый островок, каждую бухточку, но везде было пусто…

Первые дни совместного плавания Алексей Орлов был доволен происходящим: турки постыдно бежали, а российский флаг гнал их в дарданелльские теснины. Все дни граф проводил наверху, под пышным балдахином пил черное, как деготь, кипрское вино, курил кальян. Подле крутилась свора именитых пассажиров: генерал Пален, Юрий Долгорукий, Розенберг, гвардейцы-бездельники Поррет и Дивов, дипломатический агент Разупандин – моряк храбрый и в деле морском хорош весьма*.

– Как я повелел, так тому и быть! – озлился Орлов, рубец на его щеке мгновенно побагровел, на скулах заиграли желваки.

– Ну что ж, Грейг так Грейг! – не желая спорить, махнул рукой адмирал и, сославшись на недомогание, тотчас убыл прочь.

Вскоре линейный корабль «Ростислав» с двумя фелюками скрылся за грядами скал Хиосского пролива.

А с «Евстафия» уже сигналили: «Адмирал велит готовить эскадру к генеральной баталии».

Орлов через флаг-офицера Фондезина поинтересовался: чем вызвана этакая спешка? Ведь турок может в проливе и не быть. Выслушав графского посланника, склонил голову Спиридов:

– Передай их сиятельству, что намедни видел я во сне крыс отвратных, а твари эти мне завсегда перед баталиями снятся.

Вернувшись на «Иерархов», Вильям Фондезин передал Орлову спиридовский ответ слово в слово. Тот пожал плечами: ему крысы не снились.

– У старика чутье, – приняв шутку, улыбнулся граф, – хорошо, если оно и сегодня его не подвело! К баталии готовиться!

Войдя в Хиосский пролив, на «Ростиславе» убрали паруса, не торопясь, двинулись меж подводных камней и обширных мелей. Вперед устремились фелюки. Наклоненные к носу мачты с косыми парусами придавали им залихватский вид. Скоро фелюки скрылись из виду.

Осторожный Лупандин то и дело мерил глубины. Брошенный в воду лотниль вился змеей по течению. Свесившийся за борт матрос загибал пальцы, считая повязанные из флагдуха мерки, каждая мерка – сажень глубины.

Грейг с Лупандиным говорили мало, больше пили остуженную воду с вином, по-гречески. Так прошел час, за ним второй. Наконец появились из-за скал долгожданные фелюки. На них что есть силы размахивали руками, палили из ружей.

– Кажись, чего-то нашли! – обрадовался Лупандин. Передовая фелюка, убирая латинский парус, сошлась борт о борт с линейным кораблем.

– Видел флот турецкий. Лежит на якорях поперек канала, доложился в рупор капитан-лейтенант Булгаков, отряженный с «Ростислава» в разведку.

– Булгаков! – запросил Грейг. – Сколько видел вымпелов? – За полсотни, почитай, будет, господин бригадир!

– Эй, земляки! – кричали грекам с ростров матросы. – Много ли басурман видели?

– Ой, много! – отвечали греки. – Так много, что как лес стоят!

– Ничего, – смеялись им с «Ростислава», – лес рубят – щепки летят!

Теперь уже, оставив позади себя фелюки, вперед устремился сам линейный корабль. За скалистым мысом русским морякам открылась незабываемая картина. Бесчисленный турецкий флот покрыл всю ширину пролива частоколом мачт. При виде этого у многих захватывало дух. –

Ух, ты! И взаправду как в лесу!Белеют паруса турецкие вдали.Как страшный некий змий, простерши по валам,Главой примкнул их флот к Чесменским берегам,Другую часть простер до каменистой мели,Где робкие струи теснятся, зашумелиО россы, россы! Вам казалося в сей часЧто в море двинулась вся Азия на вас…

А с марсов уже считали торопливо:

– Больших кораблей добрых полтора десятка будет, фрегатов не менее того, а прочей мелочи без счету!

Турки, приметив вражеских лазутчиков, открыли огонь. Ядра, не долетая, падали в воду, взметывая фонтаны брызг.

– Теперь пора и восвояси, – обернулся к Грейгу Лупандин, – дело сделано с прилежанием.

Повинуясь воле рулевых, «Ростислав» плавно развернулся на форватере и, поймав в паруса ветер, поспешил назад по выходе из пролива Грейг, велел палить из пушки и поднять сигнал «Вижу неприятельские корабли».

– Слава те, Господи! – Спиридов широко перекрестился. – Теперь-то мы не упустим окаянных!

С «Евстафия» просигналили: «Всему флоту спуститься к «Ростиславу». Спиридов желал атаковать немедленно, но Орлов по совету Грейга отложил нападение до следующего утра. Стройность атаки не должна быть нарушена спешкой!

Обогнув Хиос с севера, эскадра подошла к проливу, где легла в дрейф к осту от Спальматорийских островов.

Та памятная ночь была на редкость светлой, ослепительно сияла луна. Видны были даже флажные сигналы на флагманских кораблях.

В ту ночь на русской эскадре никто не сомкнул глаз. Люди готовились к решающей битве. Нещадно выкидывали за борт скопившийся за долгие месяцы хлам, натягивали сетки от обломков над шканцами. Выстрелами прочищали пушки, кладя шестую часть пороха против веса ядра. В орудийных деках расставляли бочки с водой и уксусом. К каждой пушке по два лома, по два ганшпига и по одной швабре. Марсовые загодя тащили наверх запасные тросы. В крюйт-каморах цейхвахтеры набивали порохом картузы. Тимерманы с плотниками и конопатчиками заготовляли в интрюмах комья пеньки с салом, деревянные свайки и листовой свинец для заделки пробоин. Лекари точили свои страшные пилы, вытаскивали на свет Божий сундуки с лекарствами, наскоро обучали подручных заламывать руки и зажимать рты раненым. Иеромонахи раскладывали подле корабельных образов святые дары, листали Евангелие. У них завтра работы тоже будет много, предстоит поспеть везде: утешать, причащать и отпевать. Капитаны с особым вниманием осматривали крюйт-каморы. Ведь стоит одной-единственной искре найти сюда дорогу – и корабль взлетит на воздух быстрее, чем поп произнесет «аминь».

В полночь 24 июня 1770 года флагманы и капитаны эскадры были созваны на борт «Евстафия» для консилиума. Прибывших встречал сам адмирал. Настроение у всех было приподнятое.

Совещание открыл Спиридов. Оглядев собравшихся, он произнес негромко:

– Прошу господ капитанов и кавалеров доложиться о кораблях – припасах и служителях. Начнем с «Иануария».

Капитан «Иануария» 1 ранга Борисов кратко доложил о готовности своего корабля к предстоящему бою. За ним – остальные. Затем адмирал предоставил возможность каждому высказать свое мнение о ходе намечаемого сражения, начиная с младшего по званию. Таков закон российского флота. Капитан 2 ранга Василий Лупандин высказался за решительную атаку. Сразу стало шумно, каждый говорил все, о чем не однажды думал в бессонные капитанские ночи…

Эльфинстон, посоветовавшись с Грейгом, предложил, спустившись к турецкому флоту, поставить передовой линейный корабль на шпринг против неприятельского флагмана, два же последующих мателота так: один – на шпринг за кормой, а другой – на крамболе младшего турецкого флагмана. Подобным образом должна была действовать вся эскадра.