Чесменский бой - Владимир Шигин

Эльфинстон, посоветовавшись с Грейгом, предложил, спустившись к турецкому флоту, поставить передовой линейный корабль на шпринг против неприятельского флагмана, два же последующих мателота так: один – на шпринг за кормой, а другой – на крамболе младшего турецкого флагмана. Подобным образом должна была действовать вся эскадра.

– Представленный мною план есть в духе лучших британских традиций! – закончил свое выступление Эльфинстон.

Спиридов скривился: ох уж эти британские традиции, заканчивающиеся расстрелами командующих!

Алексей Орлов, не проронивший с начала совещания ни слова, искоса поглядел на адмирала. Спиридов откашлялся:

– С рассветом надлежит нам, построясь в батальную колонну, спуститься левым галсом в бакштаг на флот агарянскии и ударить всею силой по его авангардии и кордебаталии. Ворочать бортом к неприятелю думаю не далее, чем в полсотне саженей, а палить – лишь сойдясь на двойной выстрел. Вставать на шпринг из-за сильного течения нам несподручно, посему предлагаю галсировать вдоль всей басурманской линии под парусами!

– Браво! – не сдержавшись, вскочил Хметевский. Капитаны одобрительно зашумели. Из дальнего угла исподлобья поглядывал на всех Эльфинстон.

Не посвященному во все тонкости морского дела тех далеких лет трудно представить, что стояло за фразой – выйти на двойной выстрел!

Сомкнутой кильватерной колонной, под ураганным огнем молча спускались корабли на неприятеля. Падали, заливая кровью палубу, матросы. Седели под ядрами их лихие капитаны. И только тогда, когда без зрительных труб были видны возбужденные лица врагов, когда глаза различали все прорехи парусов, только тогда производился всесокрушающий залп двойными зарядами. Огненный смерч разрывал паруса и испепелял рангоут. Ядра с такой бешеной силой вонзались в борта, что прошибали их насквозь, разя еще и идущих во второй линии. Трудно было выдержать удар подобной силы! История знает немного флотоводцев, чье умение и хладнокровие, талант и вера в подчиненных позволяли решиться на подобное!

Спиридов молчал, глядя на Орлова. Сидевший рядом с графом Грейг в сомнении покачал головой. Толстый Круз зачем-то усердно вытирал платком лицо. Все ждали, что скажет Орлов: его слово – последнее…

Главнокомандующий обдумывал предложенное, разглядывая перстень на указательном пальце. Пауза затягивалась. Грейг деликатно кашлянул. Наконец Орлов встал и сказал как отрезал: – Сию диспозицию утверждаю!

Собравшиеся вздохнули облегченно: половина дела сделана.

Консилиум продолжался. Пытаясь утихомирить разобиженного Эльфинстона, Орлов предложил было ему возглавить авангард. Однако тот отказался наотрез.

– Благодарю, – рявкнул свирепо, – рисковать репутацией в вашей авантюре не желаю!

После недолгих обсуждений было решено адмиралу Спиридову сочинять передовой строй боя, Орлову – средний, Эльфинстону же делать строй сторожевой. Затем попросил слово Степан Хметевский: – Кому завтра плыть передовым?

Вопрос не праздный, идти передовым в такое сражение – честь великая! Орлов показал рукой на Спиридова:

– Это решит Григорий Андреич, он лучше меня каждого из вас знает!

– Передовой быть «Европе»! – определил тотчас Спиридов.

– Почту за честь! – встал со своего места капитан 1 ранга Клокачев.

– За «Европой» следом «Евстафий» и «Святители», – продолжил адмирал. – Есть! – дружно ответили Хметевский с Крузом.

– Желаю всем доброй удачи! – пожелал на прощание Спиридов и, помолчав, добавил: – Помните, что во всех делах надлежит вам упреждать неприятеля!

Разъезжались молча. На рострах «Евстафия» задержались однокашники по морскому корпусу Клокачев и Хметевский, не торопясь, раскурили трубки.

– Ну, Федя, ни пуха тебе ни пера! – пожелал товарищу капитан «Трех Святителей».

– К черту! – Клокачев резко, одним ударом, вышиб об планширь еще не прогоревший табак и подмигнул Хметевскому. – Выдюжим, Степа, чай, не впервой! Пожали друг другу руки и спрыгнули в шлюпки. После совещания Орлов отписал Екатерине II:

«Ежели Богу будет угодно, чтобы мы сокрушили флот неприятельский, тогда стараться станем опять союзно действовать с обитающими народами под державою турецкою, в той стороне, где будет способнее. Если флот победит, тогда и денег не надобно будет, ибо будем господами всего Архипелага и постараемся оголодить Константинополь. В случае же несчастного сражения на море или пребывания турецкого флота в благополучном состоянии в тех морях надежды не имею остаться в островах Архипелажских и думаю, что принужден буду возвратиться в Средиземное море».

Появление гяурских разведчиков в Хиосском проливе было для великого адмирала словно гром среди ясного неба. Ведь здесь, в одном из самых удаленных и укромных мест Архипелага, он чувствовал себя в полной безопасности. Капудан-паша перепугался не на шутку. Вволю повздыхав над превратностями судьбы, велел он звать к себе Гассан-бея.

В ожидании своего помощника чесал Един-паша за ухом любимого ангорского кота и курил табак, пуская дым кольцами. Что делать дальше, великий адмирал не представлял.

– Ассалям-алейкум! – приветствовал его вошедший алжирец.

– Алейкум салям! – кивнул капудан-паша, отшвыривая в сторону пригревшегося ангорца. – Известил меня сегодня правитель хиосский Осман-паша, что пушки его изношены и ветхи. А в здешнем местечке Чешме все еще хуже. Поэтому я сейчас же съезжаю на берег – подогнать бездельников, а тебе, храбрый Джезаирли, вручаю судьбу великого флота царя царей! Ты справишься лучше меня, о любимый «Крокодил султана»!

Един-паша встал и принялся расхаживать по каюте. Ноги мягко ступали по пышным персидским коврам. Гассан-бей был горд доверием:

– В моей пасти шестнадцать крепких клыков, и я разорву проклятых кяфиров. – Властное его лицо сияло улыбкой, хищно блестели умные глаза.

– Аллах акбар! – печально покачал головой великий адмирал. – Свет его охватывает всю землю! Ступай, храбрейший Джезаирли.

Вернувшись на свой 80-пушечный «Реал-Мустафу», созвал Гассан-паша капитанов на вечерний джамаат. Важные правители кораблей с раззолоченными ятаганами за поясами восприняли известие о бегстве капудан-паши весьма равнодушно, великого адмирала они презирали откровенно. Обрадовался лишь пират-торговец Ахмет-ага:

– Слава Аллаху! – сказал он. – Теперь-то мы покажем неверным нашу праведную ярость! Пощады не будет никому!

Расхаживая по шканцам в любимых желтых шароварах и красного цвета албанской куртке, надетой на голое тело, Джезаирли излагал правителям свой план:

– Встав на якоря, будем отпугивать московитов из пушек, и если они окажутся настойчивыми, то каждый из нас должен будет взорвать себя с одной из лодий неверных. Такова воля Аллаха!

А чтобы никто не посмел ослушаться его грозного приказа, велел Гассан-бей дать корабельным правителям клятву на Коране, что будут они биться завтра, не щадя голов своих.

Скоро, повинуясь воле деятельного паши, турецкий флот занял определенную ему позицию. В первую, ближнюю к гяурам, линию встали десять сильнейших кораблей. Позади, в промежутках, – еще шесть. На флангах отдали якоря фрегаты и большие каравеллы. Бесчисленные фелюки, шебеки и галеры с десантом держались наготове поодаль. На береговых холмах в ожидании дела зажгли костры одиннадцать тысяч отборных воинов.

Всю ночь Гассан-бей провел без сна, обдумывая возможные исходы завтрашней битвы. Легкий ветер трепал его курчавую черную бороду. Джезаирли смотрел вдаль. Где-то там, за проливом, готовились к решающей схватке неутомимые гяуры…*

Забрезжил рассвет. С салингов, как с миноретов, призывно кричали корабельные муллы, созывая матросов на утренний намаз.

– Вставайте, правоверные, идите молиться. Ибо молитва лучше сна… Велик Аллах! Велик Аллах! Нет Бога, кроме Аллаха!

На российских кораблях склянки пробили четыре пополуночи. Над «Тремя Иерархами» взвился флаг-тоу – «Приготовиться к бою». Канониры, забив в оружейные жерла двойные заряды, запалили фитили. Бодрящий утренний свежак быстро рассеял туманную пелену. Капитаны озабоченно поглядывали на вымпела: какой сегодня будет ветер? Прикинув, говорили облегченно: – Люфт в норд-вестовой четверти; самый попутный! На «Иерархах» кричали «Ура». Там на фор-стеньге поднимали черно-желтое полотнище штандарта – сигнал «Гнать за неприятелем». Вахтенные лейтенанты командовали зычно:

– Марсовые по вантам! Марсели и фор-марсели ставить! По марсам! Пошел!

На вантах рябило от полосатых матросских камзолов. Вдалеке неясно вырисовывалась турецкая армада, неподвижно лежавшая на якорях.

Матросы и офицеры недоуменно поглядывали на флагманский корабль. Орлов велел не спускать штандарта и поднять кейзер-флаг. Эскадра шла в сражение под главными флагами империи. Реявший над эгейскими волнами двухглавый орел сжимал в когтях и клювах карты покоренных россиянами морей: Белого, Балтийского, Каспийского и Азовского. Рядом на грот-стеньге трепетал флаг генерал-адмирала*.