Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия (СИ) - Савченя Ольга "Мечтательная Ксенольетта"

И в конце нашего похода… того, давнего, оставленного мною в прошлой жизни. В конце всех передряг, через которые мы прошли, Кейел прощался со мной совсем иначе. Теперь я точно знала причины, почему он тогда смягчился, почему не замечал обмана перед самым носом, а на грубости мог ответить лаской. Он стремился оставить после себя хорошие воспоминания. В глубине души, прощаясь с жизнью, Вольный задумывался о моем будущем – защищенном, обеспеченном, благополучном.

Я не могла похвастаться перед ним тем же. Пока он размышлял, как отдать мне все самое лучшее, мне приходилось думать над враньем, которое должно было обречь Фадрагос. Обречь Вольного на новый тернистый путь. А с учетом того, что он увидел меня в Чаше, показывающей смертельных врагов, то в его глазах я и вовсе уничтожала его мир безвозвратно. Почему я не понимала этого тогда, мучаясь выбором: сжимать Сердце времени или нет?

Убивать или нет – вот уж выбор. И за такое простить?

В священное кольцо в регионе Больших мостов я опустилась ночью и тревожить охрану, закрывшую ворота Обители гильдий совсем недавно, не хотела. Как не хотела встречаться случайно и с Кейелом.

Ночь прошла больно.

Я подошла ближе к городу и укрылась в знакомой рощице. Разулась, опасаясь замерзнуть. Плаща с собой не было. В сокровищнице я позабыла и сумку, о чем вспомнила только в шелесте деревьев, стягивая с ног обувь. Гуляла по роще, разговаривая с деревьями и зная точно, что они ничего не помнят. Мои слова висели в ночной тишине, не находя ушей собеседника.

– А помните, мы сидели с ним тут, под звездами…

Никто не помнил.

Кейел  

Проститься с небывалой парой – беловолосого шан’ниэрда и представительницей позора всей его расы – не было ни сил, ни желания. Как только духи выпустили нас в регионе Больших мостов, я сжал лямку сумки крепче и направился к Обители гильдии.

– Может, заберешь? – прилетел в спину вопрос, вынуждающий оглянуться.

Ромиар приподнял повыше чужую сумку. Зачем она мне?

Не отвечая на идиотское предложение, жалящее сердце осами, продолжил путь молча. От священного кольца донеслись тихие ругательства. Елрех стала успокаивать разозленного шан’ниэрда.

Спутники отстали, и одиночество лишь обрадовало. Хотелось отгородиться от прошлого хотя бы на короткое время. А еще не думать о нем. Ни в коем случае не думать.

По дороге Асфирель не встретилась. Возможно, она и не направлялась в Обитель гильдии. Куда же тогда?

За спиной остались подвесные мосты, мимо проплывали домики с уютными дворами. Цветочный запах вытеснил навязчивый аромат хвои, но не сумел уничтожить воспоминания о нем. Стоило лишь расслабиться, дать больше свободы собственным мыслям и памяти, как в голове всплывал образ темноволосой девушки. Ладони будто сразу ощущали мягкие волосы и тепло напряженной поясницы, а ноздри щекотал любимый запах. Наверное, я извращенец, раз так быстро полюбил боль, которую он пробуждал во мне.

Я тряхнул головой, убрал волосы за уши и ускорился.

Городские стены выросли за старыми дубами и тонкими осинами. Духи попробовали мои намерения, пролетая сквозь руки, и юркнули к страже. Недовольный человек отворил мне двери в воротах и, ругая шляющихся путников в такое время, пропустил внутрь.

Знакомые улочки кишели народом, виляя между домами. Я брел, видя безликую толпу и не замечая ее одновременно. В какой‑то миг прирос к обочине, внимательно разглядывая освещенное крыльцо. На нем стояла гибкая темноволосая девушка, о чем‑то переговариваясь с высоким эльфом. Сердце колотилось в груди, спину пробрал озноб.

Небрежным взмахом руки девушка отбросила копну волос за спину и повернула голову. Свет обрисовал нос с горбинкой, ровную бровь и пухлые губы; в ухе блеснула длинная серьга.

Озноб отпустил, а я потерял интерес к крыльцу неизвестного заведения.

И что бы я сделал, будь там Асфирель? Почему так хочется повстречать ее, несмотря на душевную боль, которая возникает даже просто при воспоминании о ней?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В таверне удалось найти свободный стол на двоих. Полная подавальщица, знакомая мне, но не помнящая меня, извинилась и позвала напарницу.

– Алийка! Быстро иди сюда! Обслужи господина!

Она умчалась к столу, за которым голосили пьяные наемники. Заведение не славилось спокойствием и уютом, зато могло похвастаться хорошей выпивкой, вкусной едой и приемлемыми ценами. Стуча пальцами по краю исцарапанного стола, я ждал нерасторопную девицу. И сглотнул невольно, когда она с перепуганными глазами протиснулась через нескольких спорящих между собой верзил.

Хорошенькая. Темные волосы отливали в свете декоративных факелов медью. Огонь горел в карих глазах. Невысокая… Она уронила полотенце и, ойкнув, присела у моих ног.

– Простите, господин! – высокий голос утонул в оскорблении одного из верзил, решившегося ударить. Девушка, испугавшись драки, вскрикнула и подалась вперед, неосознанно навалившись мягкой грудью мне на ноги и прильнув лицом к моему животу. Подняла на меня круглые глаза и еще раз пискнула: – Простите!

Я придержал ее, положив руку на напряженную спину. Мужики продолжали махать кулаками в двух метрах от нас и могли задеть подавальщицу. Схватил ее за шкирку и одним рывком затащил к себе на лавку. Усадил рядом и приобнял за плечи, наблюдая за пьяными, разгневанными мужиками.

Подоспели вышибалы. Ловкий эльфиор прыгнул между столами, быстро подобравшись к дальнему мужику. Он как раз пытался отломать от лавки спинку, чтобы вооружиться. Второго на себя взял широкоплечий человек. Всего несколькими ударами, под надзором охранных духов, они осадили мужчин и, заломав руки, вывели на улицу.

Юная Алийка сопела мне в шею, не смея высовывать носа. Обеими руками она крепко обнимала меня за талию. Взор выхватывал макушку ее темных волос, вызывая легкий дурман. Я невольно прижался к ним лицом и шумно вдохнул. В ароматах еды, пропитавших волосы, немного ощущалась горечь. Пришлось втянуть воздух еще раз, чтобы прислушаться к своим ощущениям. Горечь была другой… Такая бывает у кисло‑сладких фруктов, растущих в очень теплых регионах.

Раскрасневшаяся Алийка отстранилась и потупилась. Не сводя взгляда прекрасных глаз от моей груди и не убирая горячих рук с талии, повторила:

– Простите, господин.

– Новенькая? – поинтересовался я, теряя к девушке интерес.

– Третий рассвет работаю, – кивнула она. – Вам чего?

Наконец отпустила меня, выскочила из‑за стола, деловито отряхнула полотенце и действительно приступила к работе.

Запеченное мясо выглядело аппетитно и было вкусным, но застревало в горле. Я запивал каждый кусок несколькими большими глотками вина. Вот пойло оказалось дрянным. Сладкое, вязкое… Мне принесли на пробу сидр. От него сводило зубы.

– Принеси чего покрепче, – приказал я старой знакомой подавальщице.

Мясо осталось почти нетронутым. Горькая настойка выжигала в груди боль. Ненадолго.

Приходилось пить часто. Но с каждым выпитым глотком, умирала надежда, как умирает на закате Солнце, что боль исчезнет. Скверна пустила корни глубоко. Я слеп от выпивки, но прозревал внутрь себя. Образы воспоминаний становились отчетливей.

С каждым глотком.

Еще один и закрыть глаза – она  улыбается, сидя напротив, и учит дурацкой игре. Выставляет передо мной кулаки и дергает ими заранее, опасаясь, что вот прямо в этот миг я стукну ее поверх своими кулаками. А потом наоборот. Хмурится и возмущается забавно, когда я ловко дурю ее. И выглядит счастливее всех на свете, когда поддаюсь ей так, что она не замечает поддавка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Вам принести чего‑нибудь еще, господин? – врывается в четкий образ чужой голос.

Чужая девушка из чужого мира…

Я смотрю на нее и вижу в темных глазах огонь. Почему‑то сейчас он кажется отражением факелов. Наверное, стоит посмотреть поближе, разглядеть в них умирающее Солнце. Девушка склоняется по первому же подзывающему жесту. Она всегда была слишком доверчивой…