Лицо в зеркале - Дин Кунц

В большинстве своем эти огромные лица отца выражали бесстрашие, праведную ярость, но некоторые улыбались. Одно подмигивало. Одно беззвучно смеялось. Встречались и такие, что с обожанием смотрели не на Фрика, а на знаменитых женщин с не менее огромными головами.

Круговорот мыслей в голове Фрика замедлился, к нему вернулась способность упорядочить их ход. И Фрик тут же вспомнил мужчину, вышедшего из зеркала. Резко сел на чердачном полу.

На мгновение в голове вновь все смешалось.

К горлу подкатила тошнота. Но он сумел подавить рвотный рефлекс и поздравил себя пусть с маленьким, но достижением.

Решился поднять голову и оглядеть фермы в поисках бескрылого фантома. Ожидал вновь увидеть его, летящего в сером костюме, начищенных черных туфлях, с грациозностью танцора на льду.

Фантома, конечно, не увидел. На глаза попадались

только солдаты-отцы, в цвете, в диорамах, черно-белые. Стояли рядом и вдалеке, окружали его, нависали над ним.

Картонные отцы, все до единого.

Решившись, мальчик поднялся, несколько мгновений покачивался, словно балансировал на проволоке высоко над землей.

Прислушался: только шум дождя. Непрерывный, доносящийся со всех сторон, гасящий все прочие звуки.

Слишком быстро для осторожности, слишком медленно для храбрости, Фрик двинулся сквозь лабиринт афиш, картонных фигур, ящиков на поиски лестницы. И наверное, по-другому и быть не могло, вновь вышел к зеркалу со змеями на раме.

Поначалу хотел обойти его по широкой дуге. Однако серебристое стекло просто притягивало к себе.

Встреча с мужчиной из зеркала казалась ему то сном, то такой же реальной, как запах собственного пота.

Им двигала потребность узнать, что правда, а что — нет, возможно, потому, что слишком многое в его жизни казалось нереальным, поэтому даже малая новая толика нереальности становилась невыносимой. Не чувствуя себя храбрецом, но не испытывая страха, который вроде бы мог испытывать, он приближался к охраняемому змеями зеркалу.

Убежденный недавними событиями, что вселенная Эльфрика Манхейма и вселенная Гарри Поттера вошли и соприкосновение, Фрик встревожился бы, но не удивился, если бы змеи, вырезанные на раме, магическим образом ожили и зашипели при его приближении. Но их нарисованные головы и переплетенные кольца оставались неподвижными, а злобно поблескивающие глаза из зеленого стекла — неживыми.

В самом зеркале он увидел только себя, а за собой — застывшие свидетельства триумфов отца. И никаких намеков на Зазеркалье или Потусторонье.

Осторожно, правой рукой, недовольно поморщившись, рука-то ходила ходуном, Фрик потянулся к своему отражению. Коснулся подушечками пальцев стек-па, холодного, гладкого и, безусловно, твердого.

А когда прижал к серебряной поверхности ладонь,

воспоминание о Молохе стало куда менее реальным, переходя в разряд кошмаров.

И только тут Фрик осознал, что глаза у отражения не зеленые, с которыми он родился и вырос, которые унаследовал у Номинальной матери. Глаза у отражения были серыми, блестящими и бархатистыми, серыми, только с крапинками зеленого.

И глаза эти принадлежали мужчине из зеркала.

В то самое мгновение, когда Фрик, к своему ужасу, осознал, что глаза отражения отличаются от его собственных глаз, из зеркала вылезли руки мужчины, одна схватила его за запястье, другая что-то сунула в ладонь, потом обе сжали его руку в кулак, сминая прижатый к ладони предмет, после чего втянулись в зеркало.

Конечно же, Фрик тут же отбросил то, что ему дали, что-то гладкое и одновременно в трещинах.

Побежал по проходу к лестнице, буквально скатился по ее спиралям, железные ступеньки грохотали, вибрируя под его ногами, как кожа барабана под ударами палочек.

Из восточного коридора он помчался в северный, сжимаясь в комок у каждой закрытой двери, боясь, что ее распахнет притаившийся за ней монстр. А уж от каждого антикварного, затуманенного временем зеркала просто шарахался.

То и дело он оглядывался, смотрел вверх, ожидая увидеть Молоха, этого злобного бога-каннибала в деловом костюме.

Он добрался до главной лестницы, никто не причинил ему вреда, никто его не преследовал, но спокойствие к нему, конечно же, не вернулось. Удары сердца могли бы заглушить топот железных копыт сотни лошадей, на каждой из которых сидела Смерть с косой.

Да и потом, его врагу не было необходимости преследовать его, как лиса должна преследовать зайца. Если Молох мог выйти из зеркала, что мешало ему выйти из оконного стекла? Или из любой поверхности, достаточно отполированной, чтобы в ней отражался он, Фрик. Скажем, из вон той бронзовой урны или лакированных дверок того высокого буфета, или… или… или?..

Перед ним трехэтажная ротонда уходила в темноту.

Парадная лестница на первом этаже растворялась в сумраке.

Давно наступил вечер. Полотеры и декораторы отбыли, закончив свою работу, точно так же, как и сотрудники поместья. Миссис и мистер Макби легли спать.

Он не мог оставаться один на третьем этаже.

Ни в коем разе.

Когда Фрик нажал на панель выключателя, над всеми лестничными площадками вспыхнули хрустальные люстры. Сотни подвесок разукрасили стены радужными переливами.

Он спустился на первый этаж с такой скоростью, что, столкнись он с Кассандрой Лаймон, актрисой, голени которой могли сокрушить череп мужчины, она бы, упав, не отделалась лишь сломанной лодыжкой.

Спрыгнув с последней ступеньки, он притормозил на мраморном полу ротонды, впервые увидев главную рождественскую ель особняка. Высотой в шестнадцать или восемнадцать футов, с красными, серебристыми и прозрачными украшениями, дерево производило незабываемое впечатление и без включенных электрических гирлянд.

Но одной красоты рождественской ели не хватило бы, чтобы оборвать его бег. Главная причина заминки состояла в том, что, глядя на поблескивающее дерево, Фрик вдруг понял, что в руке у него что-то зажато. Раскрыв кулак, увидел тот самый предмет, переданный ему мужчиной из зеркала, который он сжал, а потом, это Фрик отчетливо помнил, бросил на пол чердака.

Гладкий и в трещинках на ощупь, очень легкий, не мертвый жук, не кожа, сброшенная змеей, не отломанное крыло летучей мыши, не какой-то из ингредиентов колдовского отвара. Всего лишь мятая фотография.

Он распрямил ее, разгладил дрожащими руками.

С двумя оторванными углами, словно вырванная из рамки, портрет, пять на шесть дюймов, миловидной женщины с черными волосами и глазами. Совершенно ему незнакомой.

По собственному опыту Фрик знал, что фотографии людей зачастую имеют мало общего с их поведением в реальной жизни. Однако мягкая улыбка женщины

выдавала ее доброе сердце, и он пожалел о том, что не знает ее. Заговоренный амулет, склянка с раствором, вытягивающим бессмертную душу из тела, в котором она пребывала, кукла вуду, что-нибудь черно-магическое или сатанинское — в общем, некий странный и вызывающий суеверный страх предмет (а что еще, собственно, мог бы передать ему тот, кто жил в зеркале), не удивили и озадачили бы его больше, чем эта смятая фотография. Он понятия не имел, кто эта женщина, что должна означать ее фотография, как он сможет опознать ее, что приобретет или потеряет, узнав ее имя.

Успокаивающий эффект женского лица на фотографии в значительной мере избавил его от страха, но он перевел взгляд на рождественскую ель, и страх вернулся с новой силой. В дереве что-то двигалось.

Не с ветки на ветку, не укрываясь в тени пушистых лап. Движение проявлялось в украшениях. Каждый серебряный шарик, каждый серебряный горн, каждая серебряная подвеска представляли собой трехмерное зеркало. И отражение бесформенной тени гуляло среди этих изогнутых и блестящих поверхностей, вверх-вниз, вправо-влево.

Только что-то летающее по ротонде, то приближающееся, то удаляющееся от рождественской ели, могло вот так отражаться в ее украшениях. Но ни большущая птица, ни летучая мышь с крыльями, размером не уступающими флагам, ни рождественский ангел, ни Молох не кружили в воздухе, поэтому казалось, что часть украшений вдруг накрывало тьмой, которая пребывала в непрерывном движении.

Менее блестящие, с меньшей отражательной способностью, красные украшения тоже являлись зеркалами. И та же самая пульсирующая тьма проявляла себя в яблоках, морковках, рубиновых самолетиках, которые, казалось, сочились кровью.

Фрик чувствовал, что сейчас за ним следит, если, конечно, следит, именно тот, кто следил в винном погребе.

Кожа на затылке натянулась, волосы встали дыбом.

В одном из романов-фэнтези, который ему очень нравился, Фрик прочитал, что духи иной раз могут появляться по собственной воле, но они не могли обретать материальную форму, если ты их не замечал, если твои изумление и страх не поддерживали их, подпитывая энергией.

Он читал, что вампиры не могут войти в дом, если кто-то внутри не приглашал их переступить порог.