Лицо в зеркале - Дин Кунц

— Почему? — удивился он.

— Каждый работник поместья получает к Рождеству щедрую премию плюс маленький подарок от «Нимана-Маркуса»[42].

— Да, я читал об этом в ваших «Нормах и правилах поведения», — кивнул Этан.

— И работникам запрещено преподносить подарки друг другу, потому что на их закупку уйдет слишком мною времени, не говоря о финансовых затратах…

— Это тоже есть в «Правилах поведения».

— Я польщена, что вы так хорошо их проштудировали. Тогда вам известно, что работникам запрещена делать подарки членам семьи, прежде всего потому, что у семьи, слава богу, есть все, что нужно, а во-вторых мистер Манхейм полагает, что наша усердная работа и отказ обсуждать его личную жизнь с посторонними — уже подарки, за которые он благодарит нас каждый день.

— Но просить мальчика составить список, чтобы в итоге он точно шал, что получит на Рождество… Очень уж рутинно все получается, пропадает ощущение праздники.

— Если человек — знаменитость мирового уровня, мистер Трумэн, карьера и жизнь у него зачастую сливаются воедино. А в большой и сложной корпорации, каковой является мистер Манхейм, единственная альтернатива рутине — хаос.

— Полагаю, что да. Но уходит душа. А это грустно. Миссис Макби перешла на более доверительный тон. В мягком голосе слышалась искренняя привязанность к Фрику.

— Грустно. Этот мальчик — барашек. Но лучшее, что мы сможем для него сделать, — быть предельно внимательными к нему, помогать словом и делом, если он обращается с такой просьбой, или мы чувствуем, что такая помощь необходима, а он стесняется попросить о ней. Неожиданный рождественский подарок может привести радость Фрику, но, боюсь, его отец этого не одобрит.

— Я чувствую, не одобрит по некой причине, не указанной в «Нормах и правилах поведения».

Миссис Макби надолго задумалась, словно просматривала в памяти вариант «Норм и правил», значительно более длинный, чем в той книжице, которую вручала каждому новичку.

Наконец она заговорила:

— Мистера Манхейма нельзя назвать плохим или бессердечным человеком, просто он задавлен своей жизнью… а может, слишком влюблен в выпавшую ему славу. На каком-то уровне он понимает, чего недодает Фрику, и, конечно же, хочет, чтобы у них были другие отношения, но не знает, что для этого нужно изменить, Я при этом делает все, чтобы оставаться таким, какой

он есть. Поэтому проблемы с Фриком он просто выбрасывает из головы. Если вы положите под елку подарок для Фрика, чувство вины мистера Манхейма может вынырнуть на поверхность, он будет уязвлен вашим деянием. И хотя с наемными работниками он справедлив, не берусь предсказать, как он в этом случае поступит.

— Иной раз, когда я думаю об одиноком маленьком мальчике, у меня возникает желание вразумить его отца, чего бы…

Миссис Макби предупреждающе подняла руку:

— Даже между собой мы не можем судачить о том, кто нас кормит, мистер Трумэн. Это неблагодарно и неприлично. Сказанное мною всего лишь дружеский совет, поскольку я уверена, что вы ценный кадр и хороший пример для нашего Фрика, который замечает гораздо больше, чем вы можете себе представить.

И вот теперь, в бумаге, оставленной на столе Этана, миссис Макби вновь вернулась к вопросу о подарке. За прошедший день ее точка зрения претерпела существенные изменения. «Что же касается такой деликатной темы, как нежданный подарок, я пришла к выводу, что должна уточнить сказанное ранее. Что-нибудь маленькое и в высшей степени необычное, скорее волшебное, чем дорогое, оставленное не под елью, а где-то еще и, разумеется, анонимно, вызовет у получателя восторг, который испытывали и вы, и я в рождественские утра нашего детства. Я предполагаю, что интуитивно он поймет, что в этом деле лишнего лучше не говорить, и никому не расскажет о подарке, хотя бы ради того, чтобы иметь маленький, но секрет. Однако подарок действительно должен быть чем-то особенным, и осторожность не помешает. Поэтому, когда вы это прочитаете, пожалуйста, разорвите в клочки и съешьте».

Этан вновь рассмеялся.

И, словно включенная его смехом, на телефоне замигала индикаторная лампочка линии 24. Под его взглядом на третьем гудке включился автоответчик, после чего лампочка перестала мигать и теперь горела ровным светом.

Он не мог изменить компьютерную программу с тем, чтобы подключить линию 24 к своей квартире. Манипулировать ему дозволялось только с двадцатью тремя телефонными линиями. К священной двадцати четвертой доступ, помимо самого Манхейма, имел только Мин ду Лак. А просьба изменить сложившееся положение вещей донельзя разозлила бы духовного гуру, превратив его в гремучую змею, которую дразнят острой палкой, только без шипения.

Но даже если бы он и имел доступ к линии 24, ему не удалось бы узнать, кто по ней говорит и что, после включения автоответчика. Потому что конструкция этого автоответчика не имела системы громкой связи и не допускала подслушивания.

Раньше линия 24 ни в малейшей степени не интересовала Этана, в отличие от этого вечера, отчего ему стало как-то не по себе. Потому что он понимал: если он хочет докопаться до истины, узнать, что же такое случилось с ним в этот знаменательный день, ему нужно держать суеверия в узде и рассуждать логически.

Тем не менее, отведя глаза с индикаторной лампочки линии 24, он остановил взгляд на трех серебряных колокольчиках, которые лежали у него на столе. И с трудом сумел оторваться от них.

Последний раздел отчета миссис Макби касался журнала, который она вложила в конверт, очередного номера «Вэнити фэр»[43].

Она написала: «Этот журнал поступил в субботу вместе с несколькими другими, и его выложили на журнальный столик библиотеки. Этим утром, вскоре после того, как молодой господин вышел из библиотеки, я обнаружила, что журнал раскрыт на помеченной мною странице. Это открытие в значительной мере повлияло на изменение моей точки зрения касательно рождественских подарков».

Между второй и третьей страницами интервью с матерью Фрика, Фредерикой Найлендер, миссис Макби поместила желтую закладку. Карандашом отметила часть текста, на которую следовало обратить внимание.

Этан прочитал статью с самого начала. На второй странице нашел упоминание об Эльфрике. Фредерика сказала журналистке, которая брала интервью, что она и ее сын «очень близки и, куда бы ни забрасывала ее работа, они поддерживают постоянную связь, подолгу болтают по телефону, как две школьные подружки, обмениваясь грезами и делясь секретами, словно двое шпионов, объединившихся в борьбе с целым миром».

И действительно, это телефонное общение было таким секретным, что о нем не подозревал даже Фрик.

Фредди описала Фрика, как «жизнерадостного, уверенного в себе мальчика, сильного, как отец, любящего лошадей, превосходного наездника».

Лошадей?

Этан мог бы поставить годовое жалованье на то, что Фрик общался лишь с лошадьми, которые не справляли естественную нужду и бегали только по кругу под музыку Каллиопы.

Создавая вымышленного Фрика, Фредди давала понять, что реальные достоинства сына ее не впечатляли, и возможно, даже раздражали.

И Фрику хватало ума, чтобы прийти к тому же выводу.

Мысль о том, какую душевную боль испытывал мальчик, читая эти слова, заставила Этана не бросить журнал в мусорную корзину, стоявшую у стола, а отшвырнуть к камину, с тем чтобы сжечь его позже.

Фредди, возможно, могла бы оправдаться, заявив, что в интервью «Вэнити фэр» каждая строчка должна работать на ее образ. Какой супер могла считаться супермодель, если бы из ее чрева не вышел суперсын?

Так что, сжигая фотографии Фредди, иллюстрировавшие интервью, он бы получил особое удовольствие.

По линии 24 разговор продолжался.

Этан посмотрел на экран компьютера. И на этот раз звонивший заблокировал свой номер.

Поскольку связь не обрывалась, цифры в столбце "Продолжительность разговора" непрерывно менялись. Пошла уже пятая минута.

Столь долгое послание не мог записывать на автоответчик ни коммивояжер, желавший что-то продать по телефону, ни человек, неправильно набравший номер. Странная получалась история.

Индикаторная лампочка погасла.

Глава 44

Фрик проснулся и увидел множество отцов, которые смотрели на него со всех сторон, армия хранителей, в которой у каждого солдата было одно и то же знакомое лицо.

Он лежал на спине, но не в кровати. И хотя из осторожности не двигался, отчаянно прижимаясь к чему-то мягкому, в голове лихорадочно кружились мысли.

Отцы возвышались над ним, одни с руками и ногами, от других остались только головы, но гигантские головы, совсем как шары на параде в честь Дня благодарения у универмага «Мэйси» на Пятой авеню в Нью-Йорке.

Фрик предположил, что потерял сознание из-за недостатка воздуха, вызванного сильнейшим приступом астмы. Однако, попытавшись вдохнуть, не столкнулся ни с какими трудностями.