На всю жизнь и после (СИ) - Шаталов Роман

— Вспомнишь — хорошо; не вспомнишь — неважно. Аристократ исправно платит?

— Исправно, сколько обещал, столько и платит.

— Всем?

— Я особо не общаюсь с коллегами.

Борис соврал. В последнее время он постепенно начал завлекать по очереди коллег в свой круг общения и после сегодняшней встречи с Германом ненавязчиво опросил каждого. Но они не помнили примерно по пятнадцать минут от своего рабочего дня, и причину полного отсутствия посетителей в магазине.

— Как это ты не общаешься? Я тебя отправил к Аристократу, чтобы ты опыта набрался. Общайся как можно больше, ведь на него работают унты даже старше меня.

— Хм, какой же вы доверчивый. Конечно, я со всеми успел поболтать.

— Пошли со мной.

Виктор встал и направился к входной двери. Татуировщик открыл её одной рукой, а другой он схватился за пальцы Бориса. Юноша не сопротивлялся, даже подался вперёд. Стоило Виктору выйти на улицу, как их накрыла тьма. Богомол прокрутил знак на груди татуировщика и заполз обратно в передний карман брюк.

Мастер отпустил его руку, и они стали друг напротив друга в дверном проёме.

— По порядку с самого начала.

Борис рассказал обо всём, что с ним приключилось, особого внимания удостоились Кирилл и Дядя Рудольф. Виктор после окончания рассказа выдержал недолгую паузу.

— Примерно этого я и ожидал. Похоже, Ирина, нет, скорее всего, Консуэла поддалась на гипноз, это объясняет её поведение. А вот ТОТ рушит логику. Скорее всего, это был не он, потому что, когда ТОТ к нам обращается, кроме голоса, что шепчет на ухо, ничего нет.

— Аристократ с нами играется.

— Я бы даже сказал, играет нами. Почему бы не направить Германа напрямую ко мне?

— Я тоже об этом думал. У этой способности есть слабая сторона, но они не знают какая именно. Герман обходил сначала по одному, а потом стал делать это с группами.

— Что и стало его главной ошибкой.

— Но вот что во мне такого особенного?

— Обычный унт, но что-то должно быть. Поэтому советую тебе найти среди коллег такого же.

Виктор сел на пол и жестом пригласил Бориса сделать то же самое.

— Дай мне одну из своих мышей, — сказал мастер и протянул ладонь.

Мышь спустилась к кончикам пальцев, и Борис передал её Виктору. Он приблизился к уху грызуна и начал что-то нашёптывать, а когда закончил, вернул его хозяину. Мышка побежала вверх, но не на своё место, а к затылку юноши, чтобы его укусить. Он вздрогнул от боли, словно его неприятно ущипнули, вонзив ногти в кожу, а затем потёр зудящее место и на мгновение замер. Губы Виктора не двигались, но татуировщик говорил прямо у него в голове:

— Так можно передавать любую информацию. Достаточно, чтобы зубы мыши просто прокололи кожу. Неприятно, но у всего своя цена.

— Хорошо, но надо подумать, как мне себя не выдать. Там же целая группа подконтрольных. Тут не обойтись без импровизации. Мы же не знаем до конца, что ими движет.

— Примерно понимаем. Во-первых, когда выпустишь мышь, нужно будет прикрыть одну боль другой. Во-вторых, тебе нужно покопаться в себе, чтобы выявить заветную изюминку. Времени у тебя до завтрашнего дня. Фразу придумаешь сам, она должна быть ёмкой и заинтересовывать в момент.

— Я ожидал большего от мозгового штурма. Тем более, от человека, который говорил, что знает меня лучше, чем я сам.

Виктор снова начал сверлить своего ученика холодным взглядом и долго ничего не отвечал.

— Борис, это конечно моё предположение и только, но это может быть твоя бунтарская натура, ёрничество и наглость.

— Может. Хотя наглых продавщиц в нашем магазине хватает, — Борис хотел поднять левый уголок губ, но сильно устал от изображения эмоций за день.

— Я думаю, ты научился уважать их труд.

— Встречи с Газоном хватило, — юноша упёрся ладонью в пол и уже собрался подняться, но сразу остановился и добавил. — Мы закончили?

— Мы закончили, возвращаемся в исходное положение.

— Ещё последний вопрос, — сказал Борис, поднимаясь. — Какой голос у Того, кто видит?

— Грубый, мужской. Такое ощущение, что у него сломана челюсть.

— Действительно, для каждого свой ТОТ. Ладно, по местам.

Купол открылся, и Виктор вывел своего ученика на тротуар прямо к тому месту, где на них напали одержимые. Он прочитал лекцию о серьёзном отношении к жизни, что могло произойти, не отнесись Виктор серьёзно к защите Бориса от одержимых. Затем мастер обошёл с ним здание тату-салона и показал своему подмастерью ту железную дверь, которая привлекла внимание юноши во время спуска с чердака. Улыбка не сходила с лица молодого унта и совершенно не подходила теме разговора.

— Знаешь, вот эта дверь и стена с той стороны выглядели так же, когда мой отец приобрёл это здание. Меня все называют правильным, чересчур правильным. Такой унт как я должен был уже давно демонтировать эту дверь и заложить проход кирпичами. Но мне не хочется, не могу до конца понять почему.

— Что не делается всё к лучшему.

— Знаешь, нет ощущения, что в этой двери есть что-то неправильное. Она была здесь до того, как я стал владельцем салона. Как думаешь, может всё-таки её убрать?

— Знаете, если в душе ничего у вас не скребётся, когда вы смотрите на неё, то лучше не трогать. А уж если хочется выдрать её из проёма прямо сейчас, то всё очевидно.

— Не думаю, что мои желания не пойдут вразрез с действительностью.

— Разве не глупо говорить «нельзя» самому себе, когда дело касается такого пустяка?

— Всё, что угодно может стать пустяком, даже закон мироздания.

— О, что-то нас занесло не в те дебри.

— Да, из-за какого-то пустяка. Остаётся только один вопрос. На что может пойти хинт или унт ради соблюдения правил, для их защиты, чтобы мир не рухнул без них?

— Мы всё ещё о двери говорим?

— Мы говорим о правилах и можно ли их нарушать. Дверь, которая тут совсем не к месту, может быть нарушением правила?

— Нет, это чушь, незначительная вещь. О ней даже не стоит говорить. Кому-то понравится, что она тут есть или то, что её нет. Не нагружайте свои мозги лишним грузом.

Татуировщик разглядывал дверь и молчал, а затем обратился к подмастерью:

— Всем не угодишь. Для меня проще, когда есть чёткое правило, что запрещает или разрешает такие двери.

Борис подошёл ближе и робко поднял руку и положил её на плечо мастера.

— Простое чаще всего неправильно. Виктор, вы же умный и опытный унт, я верю, что вы со всем справитесь, даже с таким пустяком.

Виктор подошёл ближе к двери, не обращая внимания на руку ученика на его плече. Татуировщик провёл вдоль полотна кирпичной стены и остановился на середине двери.

— Да, у нас есть дела и поважнее. Расспрашивай своих коллег как можно чаще, нам нужна любая информация.

Борис ничего не ответил и пошёл на выход. Виктор проводил его до первого перекрёстка, весь путь они молчали. На улицах становилось всё меньше людей и машин. Ближе к дому широкие освещённые тротуары сменялись на асфальтовые узкие дорожки, припорошенные светом одиноких фонарей. Для Бориса было важно, как можно скорее остаться одному, чтобы не улыбаться каждому встречному. О своей безопасности он не думал, унтов или хинтов бояться не стоит, благодаря двум уважаемым покровителям, но вот с людьми юноше не сладить: остаётся только упасть на землю и будь что будет.

Он уже видел верхушку своей многоэтажки, которую окаймляла в небе тусклая завеса от городского освещения. Под свет фонаря попала знакомая фигура человека в чёрной одежде и с широкой улыбкой. Подойдя ближе, Борис узнал в нём Кирилла, одетого в спортивный костюм. Он держал руки в карманах, глаза унта блестели в свете фонаря. Борис тоже скользнул ладонями в карманы и материализовал в левой светошумовую гранату. Юноша встал под фонарём напротив своего коллеги и ждал, что он ему скажет. Слева послышались шаги, которые тонули в шелесте короткой травы. К ним шёл высокий мужчина в пальто и с тростью. Аристократ начал говорить только, когда наступил на круг света: