Территория моей любви - Никита Михалков

Моей дипломной работой стала трехчастевая картина «Спокойный день в конце войны» по сценарию, который мы написали с Рустамом Ибрагимбековым. Это одновременно смешная и трагическая история, в конце которой погибает ее главный герой.

Сценарий «тянул» на полнометражный фильм. Но запускать студента-дипломника с полнометражным фильмом не имели права. Вернее, не хотели, как говорится – «не полагалось». Поэтому мы решили, что за те сроки и те деньги, что нам отпустили на обычную трехчастевую дипломную работу, мы снимем полнометражный фильм.

И сняли.

Там был очень хитро придуман сценарий. Очень локальная история. Всего два актера: Наталья Аринбасарова и Сергей Никоненко. Несколько человек массовки. Все предельно скромно, ничего лишнего. Снимал картину наш замечательный оператор Дмитрий Коржихин, увы, уже покойный. Он был намного старше меня, что, однако, не мешало нам дружить.

Сергей Никоненко и Наталья Аринбасарова в фильме «Спокойный день в конце войны»

Работали все мы азартно, с самоотдачей, и я уверен – у нас получился вполне достойный фильм. Говорю это смело, потому что таковым было не только мое мнение, а мнение всех, кто его видел.

Тем не менее на сдаче фильм «зарезали».

Взревновали маститые режиссеры. Как же так! На деньги, отпущенные для дипломной работы – двести пятьдесят тысяч рублей, какой-то сопляк за три месяца снял полнометражную картину! Конечно, после этого их самих могли спросить: «А что же вы по году тратите на съемочный период? Почему вы не снимаете так быстро и дешево?!»

Я знаю, что на худсовете, когда мы показали картину, она произвела впечатление, но судьбу картины в данном случае решало не ее качество, а чисто прагматические соображения. Прежде всего опасение, что выпуск подобной картины обязательно создаст прецедент для размышлений о срезании бюджетов и сроков производства фильмов. Поэтому мэтры дружно ее «забомбили», заставив меня из полуторачасовой картины сделать короткометражку на тридцать пять минут. Но зла я на них ни тогда, ни теперь не держу, потому что понимаю: будь я на месте любого из них, возможно, поступил бы точно так же.

«Свой среди чужих, чужой среди своих» (1974)

Картине «Свой среди чужих, чужой среди своих» предшествовала повесть «Красное золото», которую мы написали вместе с Эдуардом Володарским. Сюжет ее был навеян небольшой заметкой в «Комсомольской правде», рассказывавшей историю путешествия из Сибири в Москву поезда с золотом, реквизированным у буржуазии, о том, как оно было захвачено белогвардейской бандой, переходило из рук в руки, пока наконец не было отбито чекистами.

Нам хотелось показать все, что, как нам казалось, мы умели. И мы делали это с огромным воодушевлением и риском. Оттого кому-то может показаться, что картина слишком перегружена сюжетными поворотами и трюками, с чем я лично согласиться не могу. Думаю, большинство зрителей тоже.

Картина «Свой среди чужих…» выражала то ощущение жизни, которое было присуще мне тогда, мой темперамент, мое понимание кинематографа. Это был единственный раз в жизни, когда я писал роль для себя (обычно я никогда этого не делаю и снимаюсь по необходимости).

Нам еще нечего было отстаивать, мы завоевывали новое пространство. Отстаивать всегда сложнее. А когда ты идешь в неизведанное и не оглядываешься, это дает замечательное ощущение азарта и свободы. В этой картине мы доказывали себе и другим, что мы все умеем.

Была команда, которая рисковала: оператор Паша Лебешев, художник-постановщик Саша Адабашьян (потом мы с ним стали писать сценарии). Я снял все за восемь недель. Мы были очень раскованны, верхом на лошадях, драки и прочее…

Надо сказать, что мы абсолютно не стеснялись и не боялись заимствований. Всё, что мы успели посмотреть во ВГИКе, Белых Столбах: и Джона Форда, и Цинамена, и особенно Серджио Леоне, – всё шло в дело. Причем, как бы мы ни были очарованы американской и итальянской школой вестерна, основой все равно оставался русский кинематограф, в частности Барнет или братья Васильевы.

Жанр был определен с самого начала, и время Гражданской войны идеально для него подходило.

Жанр вестерна, сказки, мелодрамы – чистый, очень определенный. Мне вообще нравится чистый жанр. Допускаю, что кому-то его рамки кажутся тесны и скучны. Но для меня именно в жанровости всегда есть повод для разведки неизведанных глубин. В самом развитии того или иного жанра невольно ищешь нечто такое, что его преобразит, сделает совершенно иным, непривычным светом высветит привычное.

Лаконичные беседы Шилова и ротмистра Лемке, гениально сыгранных Юрой Богатыревым и Сашей Кайдановским, о «разумном» эгоизме и «кретинском» бескорыстии, о том, почему одному из них во всем препятствует, а другому помогает Бог… Буквально «апостольское» поучение Шилова для басмача Каюма (К. Райкин)… – все это и возводит привычный, казалось бы, вестерн до уровня философской притчи. Причем, заметьте, все эти эпизоды – не «вставные номера», все они – естественные части сюжета, моменты тех самых поворотных событий, которые и полагаются «вестерну».

Юрий Богатырев в роли Егора Шилова

Именно за новые находки в устоявшемся, казалось бы, жанре тогда нас и шпыняли в прессе. Упрекали и в нереалистичном изображении Гражданской войны. Например, говорили, что атаман банды не расхаживал, как американец, в пальто и шляпе, что не применялся в те годы и дисковый ручной пулемет.

Хотя точно известно, что британский ручной пулемет «льюис» был изобретен еще в 1913 году, активно использовался как в ходе Первой мировой войны, так и нашей «гражданки». О чем речь, если «льюисами» была вооружена вся личная охрана батьки Махно!

Но такова сила штампа! Если ни в одном из других фильмов о Гражданской этот пулемет не снят, а всюду на своих колесиках катается незабвенный «максим» (мода на него в наших картинах о революции и «гражданке» пошла, видимо, с легкой руки братьев Васильевых, снявших гениального «Чапаева»), стало быть, ничего другого там и не было, убеждены кинокритики.

Пальто и шляпа? Но их носит не казачий атаман и не вожак восставших крестьян под Тамбовом. Он бандюган (судя по манерам, из интеллигентной семьи, чье благополучие было сметено революцией), так что ходить мог в чем угодно, хоть в дамской шляпке с вуалью. Там все могло быть.

Кстати говоря, вся одежда Брылова была реконструирована по фотографиям того времени. Конечно, налет вестернизации был, зачем отрицать?