Верховный Издеватель - Андрей Владимирович Рощектаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А как её получить?
– Ну, это уж кому как – у каждого, наверное, свой рецепт.
– Да-а… а у меня пока, пожалуй что, троячок с минусом.
– Ну-у… что так пессимистично! – как взрослый, протянул Ромка и по-своему фирменно прищурился одним глазом. – Не забывай – ты мой старший брат! С кого ж мне пример брать! Ты будешь плохо учиться – глядишь, у меня успеваемость понизится. Так что ты это, того… давай!
Пришла как-то ромина бабушка и что-то расчувствовалась:
– Бедный… – погладила она его.
– Не, бабуль, я не бедный, я богатый! – мигом отшутился Ромка.
– Ты всегда такой весёлый? – спросил Кирилл.
– Жизнь учит быть весёлым! – афористично выразился Ромка.
Да уж. Говорят, когда во времена Орды баскаки обирали народ, у них была своеобразная "тонкая" психология. Если человек кричал, что у него ничего больше нет, плакал, умолял, божился, его сильнее пытали: значит, точно что-то прячет – с чем особенно боится расставаться. Если же человек в ответ на требования только смеялся (а видимо, бывали и такие!), его оставляли в покое и уходили. Потому что если человек в беде смеётся, значит, взять с него уж точно нечего!
Смех в беде – предельное "обнищание духом". "Блаженны нищие духом" – те, у кого ничего уже больше не осталось, кроме Царства . Его они и получают ("ибо оно их и есть"). Чтоб что-то Божье – даром! – получить, надо от всего, что мешало, освободиться.
В жизни происходит почти то же самое: обстоятельства действуют похоже на тех баскаков. Беда – это та же Орда!
Конечно, настроение не закажешь. Раз на раз не приходится. В другой день, наоборот, Кирилл Ромку поддерживал. Это когда у него было вот такое состояние:
– Как дела?
– Ничего.
– Что делаешь?
– Ничего.
А ведь это был самый честный ответ.
Конечно, Ромка чем дальше, тем больше ждал заветного дня (ещё б знать, где его искать на календаре!), когда его выпишут. Это была Полярная звезда в его мореплавании… без моря, на койке. Он ловил любую благую весть, хоть косвенно сведетельствующую о скором (скором ли?) освобождении.
Всё остальное было "ничего". И делать нечего.
– Даже планшет надоел. Даже телевизор.
Кирилл машинально зашагал по палате, и у включённого телевизора вдруг пропало изображение – словно тот мигом обиделся на слова Ромки. Кирилл сделал ещё шаг – изображение появилось. Решил поэкспериментировать. Шагнул назад – изображение исчезло. Вперёд – появилось… Назад…
– Ура! ты открыл новый вид дистанционного управления! – обрадовался Ромка.
И вот они уже смеялись над телевизором, которым, оказывается, можно было "дистанционно управлять" без пульта.
Смеялись вдвоём… чуть ли не от счастья. Потешались надо всем! Да! Жизнь-то налаживается.
– Мы тут, получается, вообще творчески болеем! Читаем, размышляем. Кто-то за футбольную команду болеет, а мы – за Бога. – говорил Кирилл.
– А игра называется – травматобол? – спросил Ромка.
– Да, спортклуб имени святого Иова. А ещё, говорят, "страдание" и "радость" – слова от одного корня?
– Как это!?
– Ну, там "рад" и тут "рад"…
– Это что, типа мазохисты, что ли, придумали!?
– Ну, мазохисты не мазохисты, а может, правда, в этом что-то есть? Ну, типа пострадал, пострадал – а потом порадовался… что страдания кончились.
– А интересно, как там Шампиньон без нас поживает? Наверное, дедушка за ним ухаживает. Кот у нас – хороший человек, только ленивый. Но теперь это даже хорошо!
– Почему хорошо?
– Ну как почему: вот я выпишусь, буду, наверное, сначала плохо ходить: как раз будет самый раз с таким ленивым.
– И со мной в самый раз. Тоже ленивым! – самокритично добавил Кирилл.
"А был ли я счастлив до этой аварии? Вот ведь странно: пока не произошло ничего особенно плохого, мы вовсе не считаем, что отсутствие плохого – само по себе счастье.
Если вдуматься, вся моя взрослая жизнь развивалась по двум сценариям.
Либо ничего не происходит – тогда тоскуешь.
Либо некогда тосковать – тогда волнуешься.
По-другому эти два варианта можно обозначить ещё так. Либо боишься потерять то, что есть – либо тоскуешь из-за того, чего нет. А чаще – и то, и другое одновременно.
Мы, похоже, вообще не умеем быть счастливыми – не имеем в себе такого таланта быть счастливыми. Это о-очень редкий талант! Бог его даёт, кажется, только за боль – за успешно вынесенную боль. Ничем другим его, наверное, не купишь… бесплатно только детям – да и то, как видно, не всегда! Радость сверкает в оправе беды. Другую оправу она, похоже, не очень-то ценит".
Почти вся прежняя жизнь стала вдруг неактуальной. Многое, что раньше всерьёз волновало, казалось теперь полной дребеденью. Вылетело из головы – будто от того удара! – много суетных замыслов и помыслов. "Это был не я, – говорил себе Кирилл. – Или, точнее, я, но какой-то… играющий в жизнь на планшете, живущий понарошку. Улетучилось много придуманных проблем и страданий, с которыми, как с писаной торбой, носится почти каждый человек, особенно в таком возрасте.
Вот я дома за компом по нескольку часов, как прикованный – это я! Вот в путешествии, в том автобусе, которого сейчас уже в природе не существует – и это я! Вот в больнице, тоже как прикованный – и это тоже я! Вот в аспирантуре, вот в церкви, вот с друзьями, вот с подругами, вот с братишкой. Вот в кошмарном сне с… не будем о нём! Сколько же меня!? Где я настоящий?
Сколько разных жизней помещается в одной жизни!
Сколько разных "меня" помещается в одном мне!
Лежал больной, чем-то и главное кем-то (Кем-то?) недовольный, но… живой! Вот ведь оно – живой!!! Живой – но где же я!? Где меня искать? Раз я живой, значит, я должен где-то существовать. Почему Жизнь никак до сих пор не собирается воедино – ни во времени, ни в пространстве, ни в смысле.
Человек на Земле живёт в состоянии хронического одиночества, и всякая земная любовь лишь на время может решить эту проблему. Хотя нет, даже и не решить, а отодвинуть. Душа человека настолько бездонна, что заполнить эту зияющую пустоту может только Бог. Всю жизнь мы ищем Человека… или, вернее, неосознанно! – образ Божий в Человеке. Родители, братья, возлюбленные, друзья… – каждому своя эпоха и свой оазис в незаполнимой до конца пустыне сердца. От оазиса