В час, когда взойдет луна - Хидзирико Сэймэй

Раньше ему от этой мысли, он помнил, хотелось выть, хотелось… рвануть куда-то и пробить эту хрустальную сферу головой — как на той старой картинке. Только не для того, чтобы посмотреть наружу, а чтобы сфера осыпалась с хрустом, разлетелась на мелкие безобидные кусочки — и что-то начало, наконец, происходить… Он помнил, он постарался это удержать.

— Верно, — согласился монах. — Мало кто сейчас умеет. Как и было предсказано давным-давно: по причине беззакония во многих охладеет любовь. Вот только ты — именно ты — от этого неумения стал серийным убийцей. Сколько у вашей парочки на счету?

Игорь не мог точно ответить на этот вопрос — особенно с учетом резни в Екатеринославе. Они с Миленой мотались по всей Восточной Европе. Жертв выбирали среди самых подонков, отпетых «козлов». Входили в ночной бар при низкопробной гостинице, интересовались, у кого тут можно разжиться «хрусталиком» или «пудрой». Дожидались конца его рабочей смены, для вида прикупив порцию дряни — а потом пасли его до ближайшей подворотни. Или же Игорь выдавал себя за сутенера, продающего девочку, и искал коллегу. Крови хватало на месяц, того, что находилось в карманах — на гораздо меньший срок. Сбережения Милены вышли через год, и Игорь освоил ещё одну ночную специальность — навыки трюкача вкупе с вампирскими кондициями сделали его хорошим вором. Вскоре присоединилась и Милена. Они никогда не трогали «гражданских», но два раза им пришлось отбиваться от охраны. После второго их стали искать плотно. Пришлось бежать на восток. Украина, в перспективе Россия, а потом — если выживут — Сибирь… Там, по слухам, такие как они могли даже легализоваться — если бы какой-то из местных кланов согласился использовать их как наёмников. На Сибирь они, впрочем, всерьёз не рассчитывали.

И в этом мире мне нечего больше терять,Кроме мёртвого чувства предельной вины.Мне осталось одно только: петь и плясатьВ восходящих потоках сияния чёрной луны…

— Я, — сказал Игорь, морщась, — был убийцей ровно один раз. Ваши мне помешали, но если бы не они, я бы не остановился. Дозрел. Я потому лежу и не рыпаюсь. И лук твой долготерплю как от любви великой. А тех, кого мы ели, извини, я считать не могу. Если б я раньше с ними ближе познакомился, я бы их раньше убивать начал. Без всякой жажды. Но ведь и я не так уж плох. Не хуже других. И сильно это вам помешает? Коль до когтей у них дойдет? И правильно, что не помешает.

— Ты их убивал не потому что ты немного лучше. А потому что тебя мучила Жажда. А она тебя мучила — потому что ты согласился на инициацию, зная, что будет потом. И если бы тебя припекло в местности, где поблизости ни одного подонка, ты бы прекрасно управился и с хорошим человеком. Потом бы, конечно, тоже придумал что-нибудь, чтобы оправдать себя.

— Дурак ты всё-таки, и лук тебе от этого не поможет. Мне Ван Хельсинга с мальчишкой жалко, а то бы… У них на глазах чудо произошло. Так что я это чудо просто так выбрасывать не буду. Только… оно с ними произошло. Не со мной. Со мной — это если бы я остановился сам. Как раньше останавливался, когда «козлов» не попадалось. А тут ведь я и сытый был…

— Если бы ты остановился сам, — возразил монах, — получилось бы то же, что и раньше: ты бы погладил себя по головке за выдержку и продолжал в том же духе. Я не прав? Прав. Так что не клевещи на чудо. Оно произошло именно с тобой и для тебя.

Он дохрустел луковицу до её логического конца:

— А чем плохо жить, зная, что остановили?

— Тем, святой отец, что в следующий раз мне тоже потребуется чудо. И в следующий, и в следующий. И спасать придется не меня от него, а меня от меня.

— Ты это МНЕ рассказываешь? — гнев монаха был внезапным и хлестким, как струя холодной воды в лицо. — Ты МНЕ рассказываешь, кого от кого придется спасать? Вынь на минутку голову из задницы и рассмотри меня как следует. На руки мои посмотри. Когда-то Бог ими творил чудо регулярно. Каждый день. А потом я стал таким, как ты — и утратил право совершать это чудо. Я не отец теперь, я брат.

Он опустил голову и уронил руки — тяжелые, твердые…

— Мне… иногда снится, что я служу… что в одной руке у меня потир, а в другой — дискос, и я говорю: «Через Христа, со Христом и во Христе…» В алтаре светло — а перед ним темно, я вижу только тени людей… И всегда просыпаюсь на словах «Вот Агнец Божий…» И никогда не вижу, кто же подходит к Причастию… Если говорить о том, чья вина больше… обрати внимание, грешник: не «кто хуже», а «чья вина больше»… То тебе до меня не дотянуться. Потому что я знал, Кого предаю и Чью Кровь меняю на вкус человечьей. Но я прощён. И если ты не будешь упрямым дураком — ты узнаешь, что такое радость прощения. И Бог повторит для тебя чудо столько раз, сколько потребуется. Когда начнёшь причащаться — все изменится. Поверь.

Игорь посмотрел на монаха и попробовал представить себе, как это. Выходило… скверно выходило. Он-то сам мог хотя бы врать себе, что никого не предает. Он мог надеяться, что их достанут раньше — и ведь так почти и произошло… А тут, получается, человек заранее знал, что пускает в себя не паразита бессмысленного, а умную сволочную тварь, которой не крови на самом деле надо. Это как же с таким жить, если я со своим-то не могу — и ещё других вытаскивать?

— В чёрта я уже поверил. Дальше как? Ну, помог Он этим ребятам — спасибо огромное. Я без шуток, я благодарен. И за то, что деревня правильная, и за то, что знающий человек на месте оказался, и за то, что помогло… Но где он был, когда какая-то паскуда Милену инициировала? Ну вот где он был? Я не в счет, я б его в том номере со страху не услышал, хоть криком он кричи. Но она-то, она ж золото была, а не женщина. Даже такая, как была… Где, к черту, ОН БЫЛ?

И подавился собственным криком. Злость исчезла, как появилась, оставив за собой мелко дрожащий воздух. Но секунду назад она была. Своя, настоящая. Он был жив, пока злился — и даже не заметил этого, ну да, быть живым — нормально. Это все остальное…

Монах поднял лицо и снова стал похож на пса.

— Вон там, — он показал на Распятие. — Понимаешь, такова цена нашей с тобой свободы. И её свободы. У нас нет выбора — жить нам сейчас в мире со злом или в мире без зла. У нас есть выбор — занять какую-то позицию по отношению к этому злу. Либо это решение противостоять ему даже ценой жизни, либо это… Делийский пакт… Ты знаешь, что такое Делийский пакт?[37]

Он знал. Он был выше, много выше уровня сверстников: стереофильмы, моби, танцпол, игровые симуляторы… О-о, наш Игорек читает книги! Он мог разговаривать цитатами. С девушкой, которая не опознавала с ходу «Капитанскую дочку» и не могла подхватить игру, он даже не спал — ведь и в постели нужно о чём-то поговорить. А броская внешность и вызывающая восторженный писк профессия позволяли придирчиво выбирать из вешающихся на шею кандидаток…