Выбор - Олег Говда

На ступенях дремало еще несколько ратников.

— Да это же Желтяк! — воскликнул есаул, одним движением выхватывая саблю и бросаясь к одному из них. — Вот я тебя и нашел!

— Стой! — крикнул Владивой, но было поздно. Клинок есаула мигнул в воздухе и с силой обрушился на шею спящего. И удар этот был столь зол, что рассек стражника до половины груди.

— Ты что творишь, гад?! — Лукаш бросился к харцызу, но получил кулаком в скулу и отлетел в сторону.

— Извини Великий Хан, но это отступник! — хмуро огрызнулся Медведь, вытирая лезвие сабли полой кафтана убитого. — А таким нет прощения. И этот обычай даже тебе не отменить!

— Надо будет — отменю, — угрюмо пообещал Владивой. — Тут, в Дуброве половина таких. Всех перебить, с кем мертвякам отпор давать станешь, атаман Медведь? Об этом подумай. И не смей больше никого трогать. Это приказ!

— Как скажешь, Ханджар, — с натугой поклонился есаул. — Но не думаю, что вольному воинству это понравится.

— Мы в походе и сейчас только я буду думать и распоряжаться, — еще тверже произнес Владивой. — А ты, если не согласен, потом Круг созовешь и выскажешься. Надеюсь, повторять не придется?!

— Твои головы, батька, — повинился Медведь. Воинский закон послушания в Кара-Кермене был суров и никакого своеволия или роптания в походе не сносил. Потом подал руку Лукашу и помог парню подняться. — Он друга моего убил… — объяснил негромко. — Вернее — умирать бросил… Та еще гнида. А ты, вдругорядь, под руку не суйся, коли такой хлипкий.

Лукаш, ворочающий на дедовой мельнице четырехпудовые мешки с зерном и мукой, наверняка нашел бы, что ответить есаулу, но Владивой уже входил внутрь замка. И оба его спутники поспешили следом. Один — по долгу, второй — из любопытства.

Сразу за входом располагался небольшой, слепой холл, с разбегающимися во все стороны дверями и ведущими наверх лестницами. А так же — стрельчатой двухстворчатой дверью открывающей вход в главную залу.

— А разве сокровищница не в подвале замка? — не удержался от вопроса есаул, не слишком уютно чувствуя себя в непривычной обстановке. Медведю все время казалось, что вот-вот все эти двери распахнуться и оттуда хлынут вооруженные ратники, а с верхних ступеней лестниц на головы непрошеным гостям плеснут кипящим рассолом или смолой. — Зачем мы сюда поперлись?

— В подвалах, — кивнул Владивой. — Только здешние подвалы не деревенский погреб. Снаружи не войти.

Он что-то повернул в простенке, с большим деревянным щитом с линялым гербом, и обе двери по его сторонам со скрипом приоткрылись.

— Возьмите факелы, — бывший хозяин Дуброва указал на ящик в углу. А сам не утруждаясь, вынул себе из крепления на стене.

— А которая в сокровищницу? — опять не выдержал Медведь.

— Левая ведет вниз, правая — обратно.

— А тем же самым путем почему нельзя вернуться?

— Когда мы войдем, дверь захлопнется. А запоры все снаружи. Тогда как у правой — запоры изнутри. Тебя еще что-то беспокоит?

Живущего всю жизнь в бескрайней степи и под высоким небом, харцыза беспокоило решительно все. Наверное, именно так чувствует себя зверь, попавший в клетку. Но признаваться в этом Медведь не стал бы даже под пыткой.

— Интересно. В Кара-Кермене такого нет. Да что я тебе рассказываю, ты же сам видел нашу казну.

Владивой кивнул. Действительно видел. Просторная мазанка под соломенной крышей и с десятком небольших окон, затянутых бычьими пузырями. А внутри — прямо на глинобитном полу кучи всевозможного добра. От обычных монет до разнообразнейших украшений. Только и того, что отдельно лежат изделия с драгоценными камнями, а отдельно чистое золото. Ну и серебро тоже свалено в одном углу. Снаружи, у входной двери, под навесом стоял стол и широкая скамья. Иногда на той скамье дремал подскарбничий, и тогда харцызам или атаманам, имеющим разрешение от старого Луня, вольно было войти внутрь и взять то, что им понадобилось. В любое другое время вход в войсковую казну был строжайше воспрещен. И, несмотря на то, что никакой охраны возле скарбницы никогда не выставляли, в Кара-Кермене не нашлось бы ни одного глупца, что осмелился б нарушить это приказ. Наказание за кражу общего добра было одно для всех, невзирая на заслуги — напиток из расплавленного золота. А для того чтобы все желающие могли полюбоваться на полученный слиток, по другую сторону от двери, к стене мазанки была приколочена специальная полка, — сиротливо пустующая с самого основания Кара-Кермена.

И вот что странно: в Зелен-Логе за кражу и изготовление фальшивых денег полагалось точно такое же наказание, но, тем не менее — преступники не переводились, и поймать их было совсем непросто. А пойманных, кроме самых глупых — далеко не всегда удавалось осудить. Неужели вся разница в том, что в степи вор посягал на общественное и тем самым противопоставлял себя всем без исключения, а в королевстве он задевал интересы кого-то одного, — и остальным жителям было глубоко плевать на проблемы своего… соседа?

* * *

Как и можно было предугадать, за входной дверью оказалась каменная лестница, ведущая во тьму, из которой пахнуло холодом и сыростью. Свод нависал так низко, что даже факелы нельзя было поднять над головами, а приходилось отставлять вбок. Светлее от этого, естественно, не становилось. Только и того, что кое-как освещалось несколько ступенек впереди, — хорошо хоть не осклизлых, чего можно было ожидать при такой сырости.

— Смотрите под ноги, — предупредил спутников Владивой. — Лестница заканчивается колодцем. Так что если, кто поскользнется и собьет остальных — падать будем долго.

— Как колодцем? — удивился Медведь. — А почему же тогда…

— В нем нет воды. Сперва засыпать хотели, а потом оставили. Для воров. Дверь в сокровищницу потайная, кто не знает — не увидит и пойдет дальше. А в конце пути найдет скошенные и обильно смазанные жиром ступеньки. Жира, наверно, за столько лет, там уже не осталось, но ступеньки стесаны так, что удержаться на них невозможно…

— Добрые вы тут все, как я погляжу… — проворчал Медведь. — А мне еще казненного отступника в укор ставили…

Он готов был продолжить разговор, но как раз в этот момент Владивой остановился.

— Вот и пришли. Ну, внук мельника, давай, доставай ключ. Посмотрим, что такого ценного прятали от остальных женщины рода Зеленого Дуба.

Лукаш, не говоря ни слова, приложил ладонь к совершенно ледяному на ощупь оберегу, вшитому в клапан сумки, дождался пока тот, впитает тепло его руки и исчезнет. Потом открыл сумку, вынул из нее большой ключ и протянул Владивою. Мелькнувшую было мысль: как бы невзначай уронить ключ, парень отогнал прочь сразу. Позволив ему убить харцызкого атамана, боги тем самым подали знак, что клятва его принята и одобрена. А потому — нарушив данное обещание, Лукаш призвал бы на себя их немилость. И хорошо, если только на себя одного. Боги и так не слишком милостивы к людям, поэтому даже гадать не стоило: на что способны небожители в гневе?