Череп на рукаве - Ник Перумов

«Сирень», полицейский слезоточивый газ, очень едок, 'но, по счастью, не летуч. Распространяется относительно медленно, поэтому облако не успело покрыть большую Площадь. Несколько шагов – и я вырвался из белой пелены. В коммуникаторе заполошно загалдели разом и Кряк, и Джонамани, я не отозвался. Осторожно положил Дальку на траву. Ветер дует на нас, облако не дойдёт сюда ни при каких обстоятельствах. Миг – и я нырнул обратно в клубящуюся тучу.

– Командир! Господи обер-ефрейтор! – надрывался Кряк.

– Спокойно, ребята, спокойно – Несколько шагов, , и я уже рядом с ними. – Ничего особенного не произошло. Продолжаем обход. Я доложу о случившемся.

Отчего-то я не сомневался – за всей этой сценой наблюдали. Издали, но пристально. Нельзя было сейчас ни в чём отклоняться от устава.

Я переключил коммуникатор на волну комендатуры. Коротко, без лишнего драматизма доложил о случившемся.

– Что вы говорите, обер-ефрейтор?! Нападение на имперский патруль?! Немедленно высылаем...

– Господин обер-лейтенант, ничего не случилось. Это было личное. Это... была моя девушка. Бывшая моя девушка, с которой мы поссорились. Никто из остальных не предпринял никаких угрожающих действий. Только она и только в отношении меня. Мы продолжаем патрулирование.

– Гм... благодарю за оперативность и откровенность, обер-ефрейтор. Ваше решение применить слезоточивый газ одобряю. Самый лучший способ рассеять толпу. Продолжайте патрулирование. Докладывайся каждые десять минут, обер-ефрейтор Я буду на связи. Отбой.

Тут очень кстати доложился и Хань, у него, как я и ожидал, всё было в порядке. За нашими спинами колыхалось, медленно опадая и рассеиваясь, плотное облако «сирени».

– Кряк, повесь винтовку. Шотган не потерял со страху? Джонамани, форму поправь. Сурендра, ты в порядке?.. Идем дальше, ребята. Нам ещё четыре часа тут на своих двоих прохаживаться...

Конечно, я не сомневался, что с рук нам это не сойдёт. Горячие головы так просто не успокоятся. Да и то сказать – слишком уж долго не было на Новом Крыму серьёзных беспорядков. Никогда у армии не было повода по-настоящему вмешиваться для подавления действительно массовых волнений. Так что этого повода создавать нельзя. Даже если кому-то в штабе «Танненберга» или geheimestaatspolizei этого бы очень хотелось.

– Держать строй, – резко сказал я ребятам. – Мы – десант. Дрались с монстрами. Под ядерным взрывом сидели. А тут? Пара десятков каких-то сопляков. А нас пятеро. Пятеро вооружённых до зубов, в броне, которую и пуля-то не вдруг пробьёт. Выше голову! Нам надо думать не о том, что нас убить могут, а о том, чтобы самим никого не убить. Едва ли это особенно понравилось бы господину штабс-вахмистру!

Последний аргумент подействовал особенно хорошо.

А меж тем по всей «Бесильне» расползалась тревога. Я ощущал её физически, всем своим существом и вдруг подумал, что испытывал что-то подобное, когда стоял под дверью командирской каюты на «Мероне» и слушал разговор обер-лейтенанта фон Валленштейна с моим взводным. Сейчас тоже было что-то похожее. Мне казалось, я улавливаю слабые отзвуки гневных голосов, звяканье стальной арматуры, звон бьющегося стекла. Где-то работали ломом. Наверное, разбирали мостовую, собираясь пустить в ход то самое сакраментальное «оружие пролетариата».

Гнусно. Интербригадовцы, похоже, завелись. И если этих идиотов сейчас не остановить...

Тем временем суматоха, поднятая моей гранатой, мало-помалу затихала. «Бесильня» невелика, многие наблюдали за происходящим из окон, многие видели, как по ярко освещённой брусчатке расползалась мохнатая, клубящаяся молочно-белая клякса, словно сливки в кофе. Я благодарил Бога за то, что никто сдуру не кинулся сразу же в драку.

Мы миновали целую вереницу рестораций, кухмистерских, пивных и закусочных. Повсюду – в окнах, возле входных дверей – торчали людские головы. Нас провожали пристальными, ненавидящими взглядами – признаться, я даже не ожидал такой сосредоточенной, концентрированной ненависти. Здесь, оказывается, память держалась крепче, чем я полагал когда-то, призывая на головы своих соплеменников громы и молнии, чтобы только встряхнуть их. Здесь, похоже, не требовалось никаких гроз. Сухой хворост только ждал искры.

...Нас встретили за поворотом. Не меньше трёх десятков решительно настроенных юнцов и примерно дюжина ещё более решительно настроенных девиц. Вооружённых всем, что попалось под руку, от бит для лапты до ломов, кувалд и кусков арматуры. Разумеется, и классических уличных «розочек» хватало, равно как и мотоциклетных цепей, нунчак, тонф и прочих восточных хитростей. Они успели подготовиться, замотать лица белыми шарфами, платками, всем, что подвернулось. И на нас они бросились тоже сразу, со всех сторон, чтобы не дать проклятым «фрицам» опомниться и схватиться за оружие.

Если бы не моё непреходящее чувство тревоги, мы бы точно пропали. А так я успел скомандовать «Маски!» за пару секунд до того, как мы свернули за угол. И, увидав толпу, я без колебаний привёл в действие вторую газовую гранату. С секундной задержкой бросили источающие сомнительный аромат «сирени» жестянки и Сурендра с Джонамани. Кряк с перепугу выпалил в толпу резиновой болванкой из шотгана, но, конечно же, не попал.

Они не ожидали от нас столь быстрой реакции. Опыта борьбы с полицией и полицейскими газами у них не было никакого, и толпа просто разбежалась, осыпая нас отборными проклятьями.

Впрочем, убежали они недалеко. Со всех сторон в нас посыпались увесистые булыжники. Один едва не впечатался мне прямо в забрало, другой угодил Сурендре в плечо.

– Прекратить! — гаркнул я по-русски во всю мочь своих легких. Куда там.

– Бей фашистов! — задорно донеслось из кустов пополам с заливистым кашлем – «сирень» делала своё дело.

Я стиснул зубы. Далька, моя бедная глупая честная Далька, прямая, как русский меч, не знающая компромиссов, лежала сейчас где-то там, позади, на траве, сбитая с ног моим собственным кулаком. Внутри у меня всё горело, и немалых трудов стоило оставаться спокойным внешне.

Этим юнцам не хватает октана? Сейчас вам будет октан. Да такой, что не обрадуетесь!

Щелчок – выдвинулся и заработал нашлемник. В оранжевом круге заплясали тени, фигуры размахивали руками, наугад швыряя камни в облако слезоточивого газа. Мы стояли внутри, и сейчас нам ничего не угрожало, однако...

Я быстро поднял шотган. Алая точка, обозначавшая конец линии прицеливания, легла на правое плечо самого ретивого из нападавших, ближе всех оказавшегося к облаку. Я нажал на спуск.

Парня швырнуло назад шагов на пять, он покатился кубарем. К чести его товарищей, они сразу же кинулись к упавшему, подхватили под руки; кто-то истошно завопил: «Убили, убили!», но склонившиеся над упавшим тотчас замахали руками – мол, всё в порядке, он жив.