По следам карабаира. Кольцо старого шейха - Рашид Кешоков

— Не думаешь ли ты, что все может остаться по-прежнему? После того, что ты сделала…

— Я не думаю. Я собрала чемодан, — сказала она. — Я знаю: ты меня прогонишь. И будешь прав тысячу раз…

Жунид закурил и, не снимая плаща, сел на табурет.

— Да. Нам надо расстаться, — устало сказал он.

— Ты ранен?

— Какое это имеет значение?..

Зулета встала и подошла к окну. На ней было старенькое платье, то самое, в котором она приехала в Краснодар. Он помнил его.

— Когда ты едешь? — спросил он.

— Сегодня… Через два часа поезд…

— Куда?

— В Нальчик.

— А не к родным?

— Я не хочу к ним. Не хочу иметь ничего общего с Зубером. Послушай, Жунид, я не собираюсь просить прощения… я знаю, нельзя, но…

Он нахмурился, чувствуя, что размякает. А ему не нужно, ему нельзя было сейчас жалеть ее. Пусть она получит сполна все, что заработала. Другого выхода нет…

— Что ты хочешь? — резко спросил он.

— Позволь мне иногда бывать у твоего отца…

— Я не могу тебе этого запретить.

— Спасибо. Ну, мне пора. Прощай.

— Прощай, — глухо сказал он, глядя в пол.

Зулета тихонько оделась, взяла чемодан и вышла, бесшумно притворив за собой дверь.

В первый раз за последние два года Жунид поймал себя на мысли, что, может быть, еще и не все потеряно. Может, они еще будут счастливы?..

15. Эхо кутских выстрелов

События в Кутском лесу надолго нарушили покой начальника Насипхабльского РОМа Хаджиби Тукова.

Пока Шукаев находился в Краснодаре, Туков суетился и нервничал. То созывал сотрудников и отдавал распоряжения, взаимно исключающие друг друга, то не хотел никого видеть и слышать и сидел, запершись у себя в кабинете. В такие минуты ему казалось, что поправить уже ничего нельзя и карьера его кончена. Самый мрачный час его — жизни, как думалось ему теперь, был тот, когда путь Жунида Шукаева пролег через аул Насипхабль.

Все рушилось, все оборачивалось против Хаджиби Тукова.

О краже на лубзаводе, например, он в свое время представил в область докладную записку, в которой развивал и (как ему казалось) обосновывал версию об инсценировке кражи с целью покрытия недостачи на складе готовой продукции. Были даже заключены под стражу подозреваемые. Сейчас их пришлось отпустить с миром да еще извиниться. Хорошо, если не вздумают жаловаться.

Брезентовые палатки и джутовый канат с лубзавода похитили люди Асфара Унарокова. Шукаев доказал это, и все логические построения Тукова нынче гроша ломаного не стоили.

Дело об исчезновении гусей и уток с колхозной птицефермы Туков прикрыл, утверждая, что хищения — дело рук самих работников фермы. Заведующему он посоветовал удерживать стоимость недостающей птицы с обслуживающего персонала. Кроме споров и конфликтов, ничего хорошего это не принесло. Гуси и утки продолжали исчезать с завидной регулярностью.

И здесь надо было подвернуться Шукаеву. Выводы и заключения начальника РОМа лопнули, как мыльный дузырь.

Наконец, в отделении накопилось немалое количество документов об отказе в возбуждении уголовных дел. Туков, просмотрев их, дал взбучку ни в чем не повинному канцеляристу за штампованные формулировки.

Действительно, если нагрянет комиссия и познакомится со всем этим ворохом бумаг, ему несдобровать. Большинство отказов за версту отдавало откровенной липой.

За минувший год в районе участились случаи пропажи скота. Но дела также не возбуждались, и ни одной коровы, ни одной похищенной или пропавшей лошади найдено не было.

В область шли благополучные сводки. Хаджиби Кербекович благодушествовал, а в районе орудовала шайка ротмистра Унарокова.

Чего он мог ожидать теперь? Неизбежен визит начальства, обвинение в халатности, превышении власти и прочих смертных грехах.

Как Туков ни ломал голову, пытаясь изобрести более или менее достоверные оправдания, — ничего путного придумать не мог.

Нельзя даже обрисовать ситуацию так, будто успехи Шукаева в какой-то степени зависели от райотделения. Кроме участкового Коблева, областным работникам никто не помогал, и всем, чего достигли, они обязаны самим себе…

Невеселые размышления Хаджиби Кербековича прервал стук в дверь.

— Да?..

Появился Коблев. Козырнул и после короткой паузы доложил, что во время его дежурства позвонили из управления. В Насипхабль едут Дыбагов, старший следователь Охтенко и зам. начальника краевого управления Колосунин. Шукаев и Дараев — с ними.

— Можете идти, — осипшим от волнения голосом сказал Туков.

Коблев вышел.

— Стало быть, кутское эхо долетело уже до Ростова, раз сам Колосунин пожаловал, — прошептал Хаджиби Кербекович и велел привести к нему на допрос арестованного позавчера Алексея Буеверова. Надо было хоть что-то делать.

В небольшом кабинете начальника отделения шло оперативное совещание. За столом сидели Иван Михайлович Колосунин, грузный седеющий мужчина лет сорока пяти, Дыбагов и секретарь Насипхабльского райкома партии. Сбоку на обтянутом черным дерматином диванчике — Туков, Шукаев, районный прокурор, старший следователь областной прокуратуры Охтенко и Дараев. Совещание открыл Колосунин. Густой бас его, казалось, заполнил всю комнату. По тону и нахмуренным бровям краевого начальника Туков догадывался, что снисхождения от этого человека ждать не приходится.

Колосунин изредка похлопывал широкой мясистой ладонью по настольному стеклу, словно припечатывая для верности только что сказанное.

— Товарищи! Вы, конечно, понимаете, что приезд наш вызван событиями в Кутском лесу, которым мы придаем важное политическое значение. В дни, когда вся наша страна ведет бой за пятилетку, целый район становится сферой действия уголовной шайки белогвардейца Унарокова. Систематически эти люди терроризировали население, подрывали экономику сельскохозяйственных артелей. Разбойничьи нападения на фермы, хищения и другие антинародные акты совершались, можно сказать, безнаказанно при попустительстве местных органов милиции…

Туков съежился под взглядом Колосунина.

— Шипшевская[26] банда, — продолжал тот, — имела свои разветвления в ряде национальных районов. С ней, в частности, тесно был связан ротмистр Асфар Унароков, между прочим, идеолог панисламизма, который сформировал свою шайку в Адыгее. Для сведения скажу, что подобная же банда сейчас орудует в Ингушетии. Глава ее — рецидивист Азамат Мамакаев. За Мамакаевым и его сообщниками ведет охоту наш бибист Шахим Денгизов… — Колосунин сделал паузу, — и мы надеемся, что и эта группа головорезов скоро будет ликвидирована. Закон от 7 августа[27] объявил всех расхитителей социалистической собственности врагами народа. И борьбу с ними мы должны расценивать как меру политическую, прошу заметить это…

Туков сидел, не поднимая глаз, будто вся речь Колосунина была обращена только к нему одному.

— … А для успешной борьбы от каждого из нас партия требует революционной бдительности, инициативы и, разумеется, честности. К сожалению, отдельные работники милиции еще не поняли или не хотят понять всей серьезности стоящих перед ними задач. Да, да, товарищ Туков, не ерзайте — я имею в виду именно вас. В отделении царит преступное благодушие, документы, которые вы присылаете в управление, — филькины грамоты, а там, — Колосунин покосился на Дыбагова, — почему-то удовлетворяются ими. Словом, имейте в виду — дело ваше будет рассмотрено, вас и других виновных накажем… вплоть до предания суду. А сейчас коротко о текущих делах…

Колосунин был уже в курсе всех обстоятельств расследования, которое вели Жунид и Дараев. Теперь намечалось три основных направления, по которым его нужно было завершить. Следственные материалы и вещественные доказательства по ограблению чохракской конефермы и убийству Трама Лоова передавались Андрею Фомичу Охтенко. Ему же надлежало допросить Буеверова, Зизарахова и Феофана третьего. Розыск и арест скрывшегося Рахмана Бекбоева, по кличке Тау, поручались временно исполняющему обязанности начальника угрозыска Евгению Кондареву, а Шукаев и Дараев должны были заняться установлением местопребывания адиюхских налетчиков и розыском похищенных колхозных лошадей.

— Если мне удастся выудить из Буеверова что-либо интересное для вас, я сообщу, — шепнул Охтенко Жуниду. Тот кивнул.

Поднялся Дыбагов. Он как-то сдал, заметно осунулся за последнее время. Сказывались неприятности недавних дней. Разоблачение и арест Ивасьяна, к которому потянулись нити от контрабандистов Новороссийска и других преступных элементов, — уже одно это могло выбить из седла и более крепкого человека, чем Дыбагов. А тут еще новое дело — в самом крупном районе области царит полная анархия.