Дочка людоеда, или приключения Недобежкина - Михаил Гуськов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Петушков номер один был возмущен такими предположениями.
— Серега, где твое хваленое благоразумие? При чем тут Гаянэ? Тут вопрос жизни или смерти. От мафии еще можно ускользнуть, но от государства не спрячешься. За разгром тюрьмы, за освобождение особо опасного преступника знаешь, что бывает? Чума Зверев! Чума Зверев! Это ж надо придумать такое имя! Утром я хотел только похвастать Недобежкину, что у меня выходит книжка переводов и мне светит вступить в Союз писателей, и так влип.
— Сергей, перестань ныть! В тюрьме нас никто не видел. Бороду ты подстриг, а можно вообще сбрить. Ни одна собака нас не узнает, а мафия будет молчать.
На паркете разыгрывалась драма борьбы. Полуголая Завидчая и хищная Тигра вели ожесточеннейшее сражение в лучах прожекторов и волнах музыки, но Петушков, объятый страхом, метался в лабиринте своих проблем.
Шелковников блаженно улыбался рядом с Леночкой Шершневой, восторженно разглядывая танцующие пары. Проблемы Петушкова его не интересовали. Он вообще был агент правопорядка в стане преступного мира, так что к разгрому тюрьмы и преступлениям Недобежкина никакого отношения не имел, его дело было наблюдать и доносить обо всем Дюкову. Дюков подтвердит, что Шелковников действовал по его заданию. Кроме того, у юноши сложилось такое внутреннее убеждение, что между преступным миром, который для Вити олицетворял Недобежкин, и государством, представителем которого являлся Дюков, имеется прочное равновесие и ни одна из сторон другую не одолеет, и если он, Витя Шелковников, сдружится с обеими, то будет чувствовать себя распрекрасным образом. Надо только в ближайшее же время покаяться перед Недобежкиным и рассказать ему, что он агент, то есть связной между двумя противоборствующими сторонами, а при случае может стать и парламентарием или даже арбитром. Так что он ничем не рисковал. Пока все складывалось самым удачным образом: за отворотом капитанского мундира у него грелись две пачки сторублевок. С такими деньгами он мог навсегда исчезнуть хоть через пять минут, и никакая мафия и никакое государство его бы не нашли. У него было собственное место в лимузине. Леночка Шершнева сидела рядом, настоящая актриса, которая играла красавиц в нескольких фильмах, и с тех пор, как он появился перед ней в белом костюме, уже не называла его высокомерно «Витек», а ласково пела: «Витечка». Когда же в лимузине Недобежкин передал ему три пачки сторублевок, одну из которых, правда, он пустил веером по воздуху в кабинете директора рынка, это придало такой вес фигуре капитан-бомжа, что Леночка стала называть его «Витенька» и даже дважды аристократично произнесла со значением его полное имя, причем ударение делала не на последний, пренебрежительный, слог, а на первый — многообещающий.
Так что, если Петушков погружался в ад отчаяния, то Шелковников воспарял в рай надежд. Интересно было бы знать что чувствовал главный виновник счастья и несчастья своих друза!
На Недобежкина разгром восточного ресторана и Бутырской тюрьмы, а также спасение Чумы Зверева не произвело того страшного впечатления, которое оно произвело на Петушкова. Не то чтобы чувства его притупились из-за опрокинувшейся на него лавины происшествий или желание скорейшей близости с Завидчей подавляло все другие впечатления. Нет, причина его спокойствия была в другом. Петушков был беден и поэтому легко уязвим, он уже истратил свой эмоциональный запас и разрядил аккумуляторы воли, а кнута, который бы подзаряжал его энергией и приносил чувство безопасности, у него не было. Недобежкин, напротив, был несметно богат и петому защищен всеми теми, кому он при случае мог посулить вознаграждение. Недобежкин использовал не только силу своего кошелька, но и силу своего кнута. Петушков мог надеяться только на свои силы, а их было мало, он уже выдохся, израсходовав свой эмоциональный боекомплект. А ведь известно, что наше хорошее или плохое настроение — это всего лишь хорошее или плохое состояние органов тела. Солнечное сплетение — то место, где у человека помещается энергетическая батарея, у Недобежкина оно посылало сигнал «О'кей», а у Петушкова — «SOS». Даже пачка сторублевок не сумела заделать ту брешь в его душе, которую проделала в ней боязнь ответственности за их приключения в восточном ресторане и в Бутырской тюрьме. Может быть, у Недобежкина сейчас был бы полный разряд, но кнут, который был таинственным образом свернут у него на запястье, и оловянное кольцо Хрисогонова, что висело у него на веревочке, затянутой тем узелком, которому его научила мама, заряжали его такой энергией и уверенностью в своих возможностях, что никакого дискомфорта аспирант не чувствовал. Сердце у него, правда, замирало, но это оттого, что он чувствовал надежду на ответную любовь со стороны этой необыкновенной девушки Элеоноры Завидчей, у которой на паркете появилась конкурентка. Недобежкин даже привстал с места, когда ему показалось, что Элеонора в какой-то момент уступила девушке из Томска место в центре паркета, нарушив рисунок своего танца. Если бы Недобежкин видел при этом злорадство Джордано Мокроусова и восторг в глазах Людмилы Монаховой, явно симпатизировавшим паре номер двадцать один из Томска, он бы заволновался еде больше.
— Ты понимаешь? — многозначительно спросил Калюжный Жасминова.
— Неужели? — отозвался Жасминов, машинально поправляя повязку с надписью «Дежурный пожарный». — Точно! Инопланетяне. Причем с разных планет. Чуешь, как она ее рогом норовит? У нее там лазер.
— Не гложет быть? — ахнул Жасминов.
— Точно тебе говорю, лазер. Я их сквозь бинокль ночного видения разглядел. Обе лазерами друг в друга шпарят. После антракта, думаю, черная белую рубанет. Только тсс… Никому ни слова.
— Могила. Так, значит, они к нам меж собой воевать прилетели. А почему не в космосе? Почему на бальных танцах?
— Это и есть космос, Жасминов. Я же читал вам цикл лекций. Эх, Жасминов, имеющий уши да слышит. Бинокль ночного видения — стоящая штука. Это мне зять-майор подарил.
Объявили антракт, и уфологи смешались с толпой, повалившей в фойе захватывать места за буфетными столами, чтобы обсудить все нюансы искусства танцоров.
Гримерная Завидчей утопала в цветах — это с Центрального рынка привезли тысячу роз. Как ни странно, среди конкуренток у нее нашлось очень много поклонниц. Уже вчера определился их круг, а именно все пары, не вошедшие в финал на классическом танце, вдруг прониклись к Завидчей и Раздрогину необыкновенной симпатией. Они сделались своими в огромной гримерной пары номер тринадцать и водили сюда своих домашних, как в музей или в храм.
— Я просто влюблена в эту пару! — закатывала глаза Юля Касаткина — Если бы у тебя, Вовик, была такая же твердая ступня, как у Артура, мы были бы в финале.
— Юленька, дело не в ступне, а в твоем повороте на три четверти. Ты не скользишь.
Завидчая с Артуром удалились в отдельные апартаменты, чтобы переодеться на финал, — но не столько для переодевания, сколько для совещания. Агафья уже была в гримерной, когда в нее вошла Элеонора. Хозяйка блеснула глазами на бабу-ягу.
— Ишь ты какой красавицей омолодилась — да еще рыжей, а цепь проворонила?!
— Каюсь, Хозяйка! — Агафья бросилась в ноги к Завидчей, через весь ковер ползя ей навстречу.
— Да встань ты! — раздраженно остановила ее полуголая танцорка. — Не до этого сейчас. Видела? Они уже на паркете со мной тягаются, и Тигра норовит меня задеть своим полумесяцем.
— Видела, Хозяйка — Рыжая красавица поднялась с колен и начала снимать с Завидчей крошечные детали костюмчика. Через несколько секунд та осталась стоять перед бабой-ягой совершенно голая, сверкая ослепительным телом и золотом волос. Грозно тыча в свою долговязую собеседницу пики длинных розовых сосков, она начала наступать на пятящуюся ведьму.
— Придумывай, старая карга, как мне их одолеть. Не могу же я быть второй, мое место всегда первое.
— Будешь, матушка-королевишна, всегда будешь первая. Я уже все придумала, они ведь кошка с собакой.
— Были!
— Нет, матушка-королевишна, у них еще все повадки три дня и три ночи сохраняются.
— Так ты их что, как кошку с собакой стравить хочешь?!
Завидчая несколько раз присела, разминая ноги, после чего подошла к старинному, специально для нее привезенному зеркалу от пола до потолка и повертелась перед ним, разглядывая себя.
— До чего же я хороша! Боже, неужели есть на земле хоть кто-нибудь краше меня?
— Нет, не было и не будет! — заверила ее рыжая баба-яга.
— Врешь ты все, дура льстивая. Так что с племянниками делать будем?
— Есть один план.
Агафья на ухо зашептала, прижав руку ладошкой ко рту, чтобы никто, даже Артур, не услышал ее слов. Завидчая прыснула от смеха.
— Так им и надо, наглецам. Со мной тягаться задумали! А когда они снова станут животными, сдери с них шкуру, Агафья, и выделай мне на муфту. Мех, правда, больно уж некрасивый, ну да ладно: если соболями да куницей отделать, никто и не заметит, что на муфту кошка с дворнягой пошли.