Будущую войну выигрывает учитель. Книга первая. Карьера - Афанасий Иванович Курчуганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Похоже вы наши обычаи совсем не знаете. У нас земли очень бедные, сплошные болота, плодородной земли очень мало. Вот и отдают лишние рты в чужие семьи как можно раньше. А кто лишний рот — девочка, на неё же надел не положен, только на мальчика. Вот и отдают будущему мужу. А вернее свёкру и свекрови, хотите жену вашему сыну, берите и кормите сами. А пожадничаете, дак можете без внуков остаться. Вырастет сын и не найдёт себе невесты, все уже замужем будут. Так, что в глазах людей вы только авторитет заработали, обычаи соблюли.
Вот это поворот.
На Памире, высоко в горах, такой обычай есть, но там вообще в три — пять лет женят, и даже при позднем советском союзе так было, но это не от того, что кормить ребёнка нечем было, а от того, что обычаю этому не одну тысячу лет, пробовали бороться, но не получилось. Тысячелетия они, знаете ли, накладывает очень существенный отпечаток. На душе стало чуток легче. Да на много легче, не буду орать на всех углах, что я женат на малолетке, и не кто посторонний не узнает. А вырастет, можно будет и в свет представить.
Попарились ещё, отдыхаем, пьём квас. Но что-то меня глодало, что-то не сходилось. Вот оно.
— Дак это, бывший то, может, зря я его ненавижу, может он нормальный? А я, не зная сути его в нехорошие люди записал.
— Нет, про бывшего не беспокойтесь, я ещё его отца знал, одного поля ягода. Тот был всамделишным, как вы его называете извращенцем, и сыновья такие же. Это у Александра уже вторая любовница, и похоже ей не долго оставалось таковой быть. Первая тоже в доме прожила лет с семи до одиннадцати, он тогда такой же приём устроил, так же гипсовые фигуры выставил, а потом при всех выгнал ту девочку, ну любовницу, взял с пьедестала Варю положил на плечо и сказал, я Пигмалион, я эту статую сейчас оживлю и женюсь на ней. Вышел с ней, а через какое-то время Варя выбежала, уже без краски, а он следом несёт то самое платье, одел на неё и сказал, теперь ты моя жена. А нам всё это время говорил, статую же нельзя в церкви венчать. Пусть будет довольна, что я из неё, статуи, человека сделал. Как тут не поверить, если статуи стоят, не двигаясь несколько часов. Я удивляюсь, как вы догадались, что они живые. А вы знаете, что до вашего прихода было. Он подвёл нас к композиции, показывал на интимные места, и говорил. Смотрите как мастер реалистично отобразил все подробности. Я как подумаю, в чём я участвовал, мне страшно становится.
Мы с капитаном сидели молча. У меня была единственная мысль. Жалко, что не я его зарезал. Ну не совсем не я, немного то всё-таки помог.
Вот оно, сословное общество, наряду с Опраксиными, Суворовыми, Кутузовыми и Ушаковыми, были и вот такие персонажи, и было их ой как много. К тысяче восемьсот двенадцатому году в России было сто двадцать тысяч дворянских семей. По два, три, четыре ребёнка, половина девочки, сто восемьдесят тысяч мальчиков дворян. Половина ещё мелкие. Девяносто тысяч. А вот в войне участвовало сорок тысяч, дворян, и большинство из них пришли в войска уже после Березины. А по самым скромным подсчётам, пятьдесят тысяч, просидели дома. И не в Сибири, не в местах, откуда трудно выбраться, а именно в европейской части России. Вот и думайте господа, сословное общество — это хорошо?
Я решил сменить тему.
— Василий Семёнович, а много я вам должен? С учетом подарочной скидки.
Нотариус оживился, про деньги всегда приятно поговорить.
— Имение стоит сорок две тысячи, оформляли два раза, восемьдесят четыре, плюс долговые расписки, плюс драгоценности. Итого, округляем девяносто пять процентов и плюс скидка, с вас четыре тысячи, это вместе с налогами в казну.
Даа, евреи просто нервно курят в сторонке.
Решили ещё раз попарится и заканчивать, надо ещё девочкам помыться.
Деньги отсчитывали в троём, я решил расходовать золото, по хозяйству траты не большие, серебро удобней. А вот такие суммы лучше золотом. Подумаешь четыреста червонцев отсчитать, если бы тут были одни червонцы. Талеры, луидоры, соверены, но Василий Семёнович легко ориентировался в курсах валют, мы с капитаном просто диву давались. Похоже он, не только нотариус, но и ростовщик. Я и себе приготовил денег на покупки.
Появился ещё один, давно забытый персонаж. Батюшка. Про похороны то я забыл, а они про меня нет.
— Батюшка, сейчас ей богу некогда разговоры разговаривать, я знаю, что Александра все ненавидели. И денег на его похороны нет. Вот вам пять рублей на расходы ну и кто из мужиков понадобится привлекайте, а на днях мы к вам заглянем, вот ещё десять рублей. Пусть после похорон церковь к свадьбе приготовят, да не скупитесь, платите работникам, кого-то может и от голода избавите.
Батюшка скривился.
— Не почитаешь ты бога, на молитву не ходишь.
— Почитаю, батюшка, ещё как почитаю, он мне, как служивому, разрешил не молитвой, а делом веру свою доказывать, ведь я ж воюю за веру, царя, и отечество. Побежал я батюшка.
Выехали после обеда. Как я и предполагал, шубка была только у Варвары, у остальных какие-то зипуны. Завернули девчонок в тулупы. Двоих братьев связанных везли в санях. Взял с собой мужиков поздоровее. Для охраны, на братских коней их посадил, верхом. Добрались быстро. Я, боясь заморозить девчонок, гнал коней нещадно, но меня осаживали, не давали лошадёв мучить.
Селимся в гостиницу, или постоялый двор, как тут называют. Хозяину чуть по зубам не врезал, чего-то он начал перечить. Велел звать купцов, что торговали одеждой, по западной моде, и мехами, и обувью. В общем напряг. Не хотелось мне, чтоб девчонок в крестьянской одежде видели, мало ли запомнят, потом узнают, напридумывают себе непонятно чего, а потом слухи разнесут.
Хозяин гостиницы продолжал бурчать, я не прислушивался, мне было пофиг. Трудный день, с утра почти оженили, потом рассказ про барчуков, от которого волосы дыбом встали, и нервы чуть не лопнули, потом дорога. Щас вот ещё надо пленных в разбойный приказ везти. А этот трактирщик, что-то про важных, господ помещиков, никольских
