Будущую войну выигрывает учитель. Книга первая. Карьера - Афанасий Иванович Курчуганов

разошлись, я отнёс спящего ребёнка, положил на кровать, кивнул головой Катерине и ушёл, что она обо мне подумала, я даже не догадываюсь. Ну не могу я при ребёнке, даже при спящем, приставать к его маме. Вернулся к себе в спальню, всё было застелено и прибрано, хорошая у меня ключница. Ключница Варвара, в прошлой жизни я в какой-то сказке, про такого персонажа читал. С этими мыслями и уснул. А потом пришла она. Вот ни за что не догадаетесь кто. Это была ребёнка, Венера. Как обычно абсолютно голая, (вот же ангел — не знающий греха) юркнула под одеяло, обняла меня и только прошептала.

— Мне страшно, тут по дому ходит мадемуазель Эсмеральда.

— Мама же с тобой.

— Мама не может меня защитить, а ты можешь.

И она уснула.

Всё, это была последняя капля, которая переломала ноги верблюду. Теперь точно эту дрянь в доме не оставлю. Может её капитан с собой заберёт, и где-нибудь по дороге прикопает. И я уснул. А утром меня описали. Это Жозефина виновата, она ж девчонкам сутки пить не давала, а потом Венера, да и Настина дочка морс дули как не в себя.

Венера плакала от стыда, я успокаивал, гладил по голове.

— Ну вот, и я тебя не смог, защитить от Эсмеральды. Ни чего страшного не случилось, это гувернантка внушила вам, что это большой грех, а на самом деле это никакой не грех. Все маленькие дети иногда так делают. И даже взрослые. Давай скажем, что это я описался. Вот все похохочут.

— Не надо, за свои поступки я сама должна отвечать.

Ну хоть говорить может, а то такая истерика, только всхлипы. Залетела Екатерина, настоящая фурия. Надеюсь, она не самое плохое обо мне подумала. А то на фоне местных порядков и традиций, все что угодно в голову могло прийти. Картина, я думаю, ей предстала не однозначная, я в мокрых подштанниках. Вокруг мокрые простыни, на коленях у меня голая девочка.

— Принеси ей одежду, и распорядись, что бы баню натопили.

Спокойно сказал я. Катерина убежала. Через минуту вернулась с платьем.

— Как получилось, что девочка от тебя убежала? Ты не могла её с собой положить?

— У нас не принято спать с детьми.

— У нас тоже, за редким исключением, вот вчера и было такое исключение. Ребёнок боится Эсмеральду.

А тут пришлось ночевать в одном доме с ней, а у мамы, видите ли правило.

Я говорил мягко, спокойно и даже ласково. Боялся напугать ребёнка.

— Ты любишь этого ребёнка?

— Я всех ребёнков люблю, я за них воюю, жизнью рискую. Забирай её, мне надо одеться.

Она ушла, я быстро переодел подштанники, одел форму, надо бы для гражданки чего-нибудь по проще купить, халаты прежних хозяев я не одену ни за, что. Ещё одна умная мысль посетила дурную голову, надо всю хозяйскую одежду отдать крестьянам, не пропадать же добру. Вышел к завтраку. За столом собрались все домочадцы и нотариус. Мне чего-то есть не хотелось, мне хотелось в баню. Надо как-то нотариуса задержать, чтобы вместе ехать, я-то дороги в город не знаю, а приглашу ка я его тоже в баню, думаю попариться, он не откажется.

— Василий Семёнович, я предлагаю перед поездкой попариться в баньке, до Ржева то тут не далеко успеем к вечеру добраться, если чуть позже двинемся?

— Успеем, тут ехать два часа.

У меня немного аппетита появилось. Начал есть. Катерина посмотрела на меня, дождалась, когда я проглочу и сказала.

— Я соглашусь стать управляющей, но при одном условии.

— Я внимательно слушаю.

— Ты должен жениться на моей дочери.

Хорошо, что она дождалась, когда я проглочу. А то бы я не просто подавился, а подавился — на смерть. Неужели она обо мне всё-таки самое плохое подумала. Перевожу взгляд с одного на другого. Екатерина, смотрит спокойно и вопросительно, но не осуждающе.

Настя — заинтересованно, (что же такое произошло?)

Матвей Григорьевич, вообще спокойно, с безразличием.

Варя — как будто это в порядке вещей, но для неё то как раз в порядке, саму замуж взяли лет в семь.

Василий Семёнович — с какой-то такой подленькой ехидцей (или мне так показалось) это ты не старый всех надоумил, вчера разглагольствовал о неспособности женщин к руководству.

— Шутку понял — смешно. А чо у вас такие серьёзные лица, почему не ржём, глядя на мою глупую морду лица.

— Если я стану твоей тёщей, у меня будет соответствующий статус для управления имением.

Ах вот в чём дело, а я уже подумал, что они подумали…. На душе стало не много полегче. И тут мне в голову пришла просто замечательная мысль. Я улыбнулся и нагло заявил.

— А я не могу жениться, для этого нужно разрешение моего непосредственного начальника.

Ага съели, бе-бе-бе вам, чо то у меня вообще крыша поехала, хочется язык им показать.

— Я как твой непосредственный начальник, даю такое разрешение.

Вот предатель, друга продал и за, что. А правда за, что он меня продал? Жозефину он и так валяет. А где кстати Жозефина, и поручика нет. А вот и поручик, лёгок на помине. Долго проживёт.

— Господа разрешите откланяться. Я отбываю в полк.

Поручик забери меня отсюда, со мной хотят сотворить противоестественное. Я поднялся, пожал руку, поглядел умоляющим взглядом. Он попрощался со всеми по очереди и вышел.

Обана, ещё одна мысль. Ура я нашёл выход. Он всем понравится, а особенно мне.

— А у меня есть другое предложение. Я предлагаю руку, сердце и другой ливер Екатерине, Екатерина! Вы станете моей женой?

Она покраснела, побледнела, пожелтела, позеленела, и наконец выдавила.

— Нет, ни за что.

И чо это было, я такой противный? капитан чуть улыбнулся и выдал

— Поверь, это очень, очень плохая идея.

Я вообще ничего не понял, она, что, мужик что ли? Да нет, попка у неё вполне, сиськи опять же. Платье то, у неё по покрою напоминает наше время. Длинное, в пол, но с разрезом, декольте, приталенное, где надо в обтяжку. Всё, что не надо — скрывает, всё, что надо — подчёркивает. Выходит — я дурак, не вижу чего-то. Вид я сейчас имел не придурковатый, а идиотский. Дебил и даун одновременно. Наконец Катерина приняла нормальный розовый оттенок, и способность говорить.

— Ты же любишь Венеру?

— Конечно, как дочь, а вот тебя я могу полюбить как женщину.

Она опять перелилась всеми цветами спектра. Откуда такая способность, может она инопланетянка?

— Забудь!

Прошипела она сквозь зубы.

— А гори оно