Операция «Соло»: Агент ФБР в Кремле - Джон Бэррон

Русские любили Еву и Морриса и замучили их своим гостеприимством. Практически каждый вечер их приглашали на ужин с каким-нибудь членом Политбюро или Центрального Комитета. И каждый раз Моррис старался заново объяснить события Уотергейта. Но людям, которые по тайному сговору уничтожили миллионы своих сограждан, включая близких друзей, довольно трудно было понять смысл уотергейтского кризиса.

Вернулись Ева и Моррис двенадцатого декабря 1973 года. Радостный Бойл в аэропорту, предрождественская веселая суета Нью-Йорка, освобождение от страха, что за ними ежечасно наблюдают и подслушивают, комфорт квартиры, которая действительно была их собственностью, возможность прогуляться пешком два квартала до рынка, кафе, где практически в любой час можно утолить голод, семейные вечера с Джеком, Роз и Лэнтри в сказочном доме Эла и Энн Берлинсон, несравнимое с Москвой веселье и шутливое настроение людей на улице — все вместе наполнило безоблачным счастьем их первые дни дома.

Поначалу Ева с Моррисом оставались в Нью-Йорке: штаб-квартира так много от них требовала, что совершенно не было времени съездить в Чикаго. Первые же отчеты о поездке сразу вызвали град вопросов. Моррис этому даже радовался, поскольку это означало, что его сведения всерьез анализируются умными людьми. Как и Бойл, он просыпался рано и по крайней мере к восьми утра уже сидел за работой.

Семнадцатого декабря, не советуясь ни с кем, кроме Евы, Моррис заявил ФБР:

— Завтра мы с женой уезжаем на каникулы и вернемся только третьего января. Мы не хотели бы, чтобы в это время нас беспокоили.

Моррис жил своей работой; возможно, вера в то, что его дело жизненно важно для США, помогало ему выжить, несмотря на приговор врачей. Так он относился к своему делу всю жизнь: и в детстве, когда помогал отцу в мастерской после уроков в еврейской школе, и в юности в партийной организации Чикаго, когда «красный молочник» после работы рассовывал коммунистические листовки в почтовые ящики американцев, которые содрали бы с него шкуру, если застали за этим занятием. Карл Фрейман положил начало традиции, по которой ФБР еженедельно передавало Моррису для прочтения материалы советской печати. И иногда воскресным утром спозаранку Моррис звонил, чтобы взволнованно поделиться тем, что вычитал в субботу. Без всякого сомнения, он предвкушал удовольствие от нескольких свободных дней и возможности навестить родственников. Но не это было основной причиной, по которой он уходил в отпуск. Он не собирался никуда ехать, а хотел спокойно посидеть дома. Объявляя себя таким образом недосягаемым, он давал возможность Бойлу провести Рождество с женой и шестью детьми.

После спокойных каникул в ночь на восемнадцатое января 1974 года Моррису позвонили. Когда он положил трубку, его руки тряслись. ФБР только что расшифровало послание Джеку для «Морат»: «Прекратите все контакты до дальнейших указаний».

Штаб-квартира требовала выяснить, что произошло. В первые часы Берлинсон, Бойл и Лэнтри не знали, что ответить. Потом агенты, не задействованные в «Соло», доложили, что восемнадцатого днем куратор Джека от КГБ Чачакин, даже не потрудившись собрать вещи, сбежал из Нью-Йорка в Монреаль. Королевская канадская конная полиция посоветовала ему улететь из Монреаля прямо в Москву. Почему? На следующий день Берлинсон и Лэнтри нашли ответ…

Утром восемнадцатого большой книжный магазин на Пятой авеню выставил в витринах экземпляры новой книги о КГБ.[20] В книге была фотография Чачакина с подписью: «Владимир Александрович Чачакин, офицер КГБ, действующий против западных журналистов под прикрытием работы в ООН». Фоторедактор поместил это изображение на одну страницу со сделанными тайком и потому не слишком привлекательными снимками трех других известных офицеров КГБ, которые выглядели настоящими головорезами. На следующей странице были фотографии, изображающие зловещую шпионскую аппаратуру КГБ. В результате кандидатура Чачакина угодила в «горячую десятку» ФБР.

Трудно сказать, кто был напуган больше — люди в Политбюро, Центральном Комитете и штабе КГБ в Москве или люди в штаб-квартире ФБР, в Чикаго и Нью-Йорке. В серьезной опасности оказалось то, что все они по разным причинам так ценили.

Во время кризиса послания из штаб-квартиры в Нью-Йорк и Чикаго были спокойными, разумными и ободряющими; возможно, это было связано с переменами в Вашингтоне. Встревоженная скандалом администрация Никсона занялась поиском нового директора ФБР — человека безупречной честности — и выбрала шефа полиции Канзас-Сити Кларенса Келли, бывшего агента ФБР. Келли намеревался окружить себя самыми сильными кадрами, какие сможет подобрать, и пригласил на должность заместителя директора по вопросам разведки Раймонда Уоннола.

Уоннол работал в области разведки и контрразведки больше двадцати лет, и за это время ни разу не слышал ни малейшего намека на существование «Соло». Когда он стал заместителем директора и его полностью проинформировали, он, в свою очередь, кратко сообщил обо всем Келли. Тот изумился и сказал:

— Рэй, у тебя самая интересная работа во всем ФБР. Келли дал Уоннолу широкие полномочия принимать политические решения по руководству «Соло» и сказал ему, что управление и защита операции будут одной из его основных обязанностей, пока он остается в ФБР.

Теперь Уоннол принялся старательно собирать кусочки мозаики и складывать их воедино.

14. Тяжкое испытание

Гэс Холл воспринял внезапную приостановку «Морат» («Соло») как личное оскорбление и угрозу. Моррис с Джеком обеспечивали ему главные каналы связи с Кремлем; по ним от Советов поступала необходимая наличность, а статус Холла в Москве повышался благодаря репутации и влиянию Морриса в Советском Союзе. Но проходили недели без единого слова оттуда, опасения Холла усилились, и, несмотря на приказ прекратить любые контакты, он потребовал, чтобы Моррис во что бы то ни стало связался с Советами и узнал, что случилось и почему.

Так и не получив известий из Кремля или от КГБ, Моррис 18 февраля 1974 года вылетел из Нью-Йорка в Прагу. По приземлении он попросил приема у шефа службы безопасности аэропорта и протянул ему отпечатанное на машинке рекомендательное письмо, о котором ранее позаботилась чешская компартия. Письмо предписывало оказывать предъявителю всяческое содействие. Моррис дал номер телефона, и вскоре представители чешской компартии встретились с представителями Советов. Вопрос о поездке в Москву был улажен.

Войдя в кабинет Пономарева, Моррис с удивлением обнаружил там мрачного Чачакина. Тот сидел, как на скамье подсудимых, глаза его молили о помощи. Игнорируя правила этикета, Моррис зашагал прямо к Чачакину и приветствовал его как вновь обретенного сына. Он очень рад был видеть Владимира целым и невредимым.

— Джек даже занемог от беспокойства о тебе. Почему ты сбежал, так и не попрощавшись?

Не успел Чачакин ответить, как Пономарев грубовато бросил, что совещание созвано не ради сантиментов.

— Сложилась угрожающая и запутанная ситуация.

Происходящее Моррис сравнил бы с судебным заседанием. Он был свидетелем, Чачакин — обвиняемым, Пономарев — обвинителем. За Пономаревым сидел крупный мужчина, который с формальной учтивостью поздоровался с Моррисом, но не назвался. Время от времени он что-то шептал Пономареву, возможно подсказывал вопросы. Моррис предположил, что это генерал КГБ, одновременно судья, присяжный и советник обвинения.

Пономарев сослался на книгу «КГБ» и начал так:

— Мы уверены, что вы с Джеком в большой опасности и в любой момент вас могут арестовать. Если вас арестуют, улучшение отношений будет отложено, может статься, на многие годы. Мы уверены, книга — часть плана, разработанного реакционными кругами Соединенных Штатов для саботажа разрядки.

Он добавил, что они оценили последствия и провели расследование, чтобы установить, вызвано ли такое плачевное положение дел ошибками «наших товарищей» (его эвфемизм для КГБ). Наградив Чачакина убийственным взглядом, он поинтересовался, находят ли Моррис, Джек или товарищ Холл какие-нибудь промахи в действиях «наших товарищей».

Моррис начал издалека, постепенно приближаясь к главному. Книга сбивала с толку и тревожила его самого; он изучил ее и пришел к некоторым гипотетическим выводам, которые проверит, чего бы это ни стоило. Пытаясь лучше понять, как капиталисты манипулируют массами, он сорок лет читал «Ридерз дайджест». Это отъявленное и неисправимо антикоммунистическое реакционное издание. Поэтому не удивительно, что оно спонсировало книгу, клевещущую на Советский Союз. Журнал некоторое время печатал фрагменты рукописи; публикация самой книги показывает, что политика Штатов не изменилась. Автор заявляет, что получал содействие от ФБР, ЦРУ, «специальных органов» других капиталистических стран и от предателей Советов (перебежчиков из КГБ). Если бы автор что-нибудь знал о переводе денег, он, несомненно, написал бы, поскольку это сделало бы книгу еще сенсационнее. Из этого Моррис заключает, что ни автор, ни кто-либо из его информаторов ничего о деньгах не слышал.