Операция «Соло»: Агент ФБР в Кремле - Джон Бэррон

Моррис понимал, что это действительно так. Каждый член так называемой советской парламентской делегации обязательно являлся или работником Международного отдела, или сотрудником КГБ, или их подконтрольным. Через установление прямых связей с Конгрессом эти профессиональные советские акулы могут превратить Капитолий в охотничьи угодья и, возможно, влиять на деятельность отдельных конгрессменов, чтобы не возиться с натасканными дипломатами, отвечающими за проведение международной политики США. Конечно, все иллюзии по поводу советского парламента или комитета по международным отношениям нелепы. «Что, разве Конгресс — ясли для грудничков?» — подумал Моррис.

Тридцатого сентября, за день до вылета Морриса из Москвы, Пономарев вызвал его, поблагодарил за письмо Холла и дал официальный ответ:

— От имени нашего руководства мы приветствуем ваше руководство. Мы высоко ценим работу вашей партии. Несмотря на то что она все еще немногочисленна, она делает нужную работу. Что более важно, это партия с твердыми устоями. Она твердо стоит на земле, высоко держит знамя марксизма-ленинизма, а в интернационализме она непревзойденна. Мы также заявляем, что высоко ценим товарища Гэса Холла как важную фигуру в международном коммунистическом движении. Мы действительно желаем выразить восхищение вашими успехами, особенно в том, что Компартия США прорвала изоляцию от масс и стоит на пути дальнейшего роста и увеличения влияния среди людей. Мы верим, что сейчас ситуация для коммунистов благоприятнее, нежели десять лет назад. И потому мы убеждены, что вы победите.

В Чикаго Моррис спросил Бойла, может ли ФБР предупредить членов Конгресса, что при общении с «советскими парламентариями» и советским комитетом по международным отношениям они имеют дело с квалифицированными закаленными диверсантами, засланными для манипулирования партнерами. Бойл искренне ответил, что не знает. Директор ФБР или его представители могут выступать перед комитетами Конгресса, и, если отдельному конгрессмену понадобится помощь в вопросах безопасности, ФБР это обеспечит. Но ФБР должно избегать малейших попыток влиять на членов Конгресса, равно как и вовлечения в политику. Самое большее, что мог Бойл, — это заверить, что Уоннол прочитал сказанное Пономаревым, и надеяться, что тот придумает способ предупредить представительские структуры.

Не успели Моррис с Бойлом завершить свои отчеты, как в ноябре Холл снова отправил Морриса в Москву просить денег. Письмо гласило, что партия на грани распада и уже не может поддерживать себя без вливания наличности. Советы восприняли призыв всерьез и обещали передать 500 000 долларов в начале февраля и 1,3 миллиона — чуть позже в 1975 году.

Форд с Брежневым только что завершили встречу в верхах, и Пономарев поделился с Моррисом советской оценкой встречи и нового президента Америки. Они нашли его «прекрасным» человеком, с которым можно вести дела, несмотря на его былой антикоммунизм; по их мнению, он уступал многоопытному Никсону в вопросах международной политики; тем проще будет иметь с ним дело.

Советы чествовали Еву как королеву, и в начале декабря ее сопровождающая и переводчица Ирина объявила, что в ее честь жены членов Политбюро устраивают завтрак. Это означало, что ее хотят на день убрать с дороги, чтобы КГБ спокойно могло потолковать с Моррисом наедине. Владимир Казаков, офицер КГБ, который «пас» Джека, приветствовал Морриса с необычной сердечностью и искренностью. По крайней мере, так решил Моррис. Он сказал, что в КГБ досконально проанализировали книгу «КГБ» и установили правоту Морриса — ссылка на Чачакина несомненно берет начало скорее в его прежней деятельности, чем в его работе с Джеком в Нью-Йорке, и эта деятельность стала известна автору не по вине Чачакина, а от какого-то предателя. КГБ убежден, что «Морат» не скомпрометирован и что никто из вовлеченных в операцию ошибки не совершал. Кризис преодолен, но каждый должен удвоить бдительность — слишком важно и опасно то, чем они занимаются.

Уходя, Казаков сказал:

— Кстати, Владимир (Чачакин) шлет приветы и наилучшие пожелания вам и Джеку. И все мы вас благодарим.

Оба поняли, за что: за то, что сняли вину с Чачакина и КГБ, когда книга спровоцировала «охоту за ведьмами». Более чем когда-либо КГБ был союзником Морриса.

После продолжительных банкетов Моррис с Евой долго не спали, копируя документы, которые раскрывали взгляды Советов на международные дела и статус коммунистических партий в мире. На вторую неделю декабря они, усталые, наконец уехали, стремясь спрятаться дома в покое и безопасности.

Но грозовые тучи над ними уже сгущались.

15. Под подозрением

11 февраля 1975 года Уоннол вылетел в Чикаго, чтобы лично поздравить Морриса с успехом последней миссии. В присутствии Ричарда Хелда и Бойла он сказал, что тот собрал невероятно важные сведения, которые передали лично в руки «высшим чиновникам США» (президенту Форду, Киссинджеру и главе ЦРУ, которым в то время был Джордж Буш).

Жест растрогал Морриса. Он понимал, что Уоннол пожертвовал целым днем только ради этих добрых слов. Сейчас, сидя в безопасном офисе в окружении близких друзей, он пытался передать, какой ужас пережил в Праге, когда ему приказали вернуться в Москву.

— Там я всегда взвинчен. Это роскошная тюрьма. Пусть там я свой, принят в их клуб, у меня собственная квартира. Если я останавливаюсь в гостинице Центрального Комитета, мне дают роскошный номер рядом с секретарями зарубежных партий. Мне выделяют сейф и ключ. В аэропорту меня встречает специальный лимузин. Мне не надо таскать багаж или беспокоиться о мелочах. Меня встречают специальные люди из Международного отдела. Но, ложась спать, я никогда не знаю, что принесет день завтрашний. Кем я являюсь в Советах? Согласятся ли нужные люди встретиться со мной и по какой истинной причине, разрешат ли мне входить в нужные здания, если мне вдруг перестанут доверять?

— Те избранные, кто знает о миссиях Морриса, — ответил Уоннол, — восхищаются проявленной вами невероятной выдержкой.

Здесь Уоннол опять польстил Моррису, делясь с ним внутренними проблемами. Директор Келли появился на закрытых слушаниях перед так называемым комитетом Черча — комитетом Сената по расследованию деятельности разведывательных служб США. Келли сказал, что не желает, чтобы сенаторы интересовались определенными темами. Если это произойдет, они понесут полную ответственность за последствия. Уоннол подчеркнул:

— «Соло» никоим образом затронуто не будет.

Совещание продолжалось чуть менее часа, и ничто на свете не могло так воодушевить Морриса, даже баснословный куш.

После приятного ланча Уоннол, Хелд, Бойл и посвященный в дела «Соло» инспектор принялись по-дружески подтрунивать друг над другом.

— Уолт, что вы будете делать, если окажетесь в самолете, а его вдруг угоняют на Кубу?

Бойл боялся угонов и потому настаивал на разрешении носить в салоне оружие. При нем нередко находились копии документов, сделанные Моррисом и Евой в Москве, и ФБР ни в коем случае не желало отдавать их в лапы кубинских террористов.

— Самолет не полетит на Кубу, — буркнул Бойл.

— Но что вы будете делать?

— Я сказал, самолет на Кубу не полетит.

Они закрыли тему — некоторые слова лучше не произносить вслух.

Бойл держал наготове небольшой чемодан со свежей рубашкой, бельем, носками и туалетными принадлежностями, так что в любую минуту мог отправиться в аэропорт О’Хара, расположенный в двадцати минутах езды от его дома. Около четырех утра затрещал звонок, и человек, принимавший кодированные звонки Морриса, сообщил, что тот днем прилетает в Лос-Анджелес рейсом из Осло. ФБР снабжало агентов правительственными поручительствами, которые позволяли нм выписывать себе авиабилеты в любую точку земного шара, и сразу после полудня Бойл уже был в Лос-Анджелесе. Напротив рейса Морриса стояла пометка «задерживается». Воздушные диспетчеры ничего не знали о возможном времени прибытия или причине задержки. Бойл провел в аэровокзале ночь, ежечасно запрашивая башню, пока ему не сказали, что самолет изменил маршрут и приземлится в Сиэтле.

В Нью-Йорке, Чикаго и Лос-Анджелесе Бойл обеспечил себе связи среди таможенников и иммиграционных служащих, которые с радостью помогали ему и ФБР. В Сиэтле таковых не было, но он убедил власти пропустить Морриса и Еву без вопросов и досмотров. Однако у одного незнакомого ему сотрудника таможни задним числом возникли подозрения, и он запаниковал. Не пропустил ли он распространителей наркотиков, мафиози или шпионов? Чтобы подстраховаться, он отправился к приписанному к аэропорту агенту ФБР и сообщил, что некто, выдающий себя за агента ФБР, заставил его пропустить двух сомнительных личностей и что сам самозванец, похоже, находился «под градусом». Заявление было явно надуманно. Почему многоопытный таможенный инспектор слепо послушался приказа пьяного незнакомца? Если у него были сомнения в подлинности предъявленного удостоверения ФБР, он мог подтвердить или рассеять их одним телефонным звонком. Разве Моррис и Ева были похожи на людей, от которых инспектор обучен защищать страну? Не став ничего выяснять, агент из Сиэтла переправил в штаб-квартиру это заявление как заслуживающее доверия, и в ФБР быстро установили, что подозрительный пьяный самозванец на самом деле являлся Уолтером Бойлом из Чикаго.