Один человек и один город - Вероника Евгеньевна Иванова

собираться нарушить. А как оказывается сейчас, кодекс крайне предупредителен и мягок по отношению к нарушителям.

Или на этого парня никто ещё не пробовал жаловаться?

– Ты не…

– Я – да. А вы?

Вместо ответа водитель злобно ткнул кнопку, и двери захлопнулись.

До конечной – теперь уже официально – остановки мы доехали стоя. Я пристроился у кабины, чтобы не ослаблять нажим на нервы сеньора Фуэнтеса, а женщина, видимо, боялась сдвинуться с места и поверить в реальность происходящего.

Не такая она была и старая, кстати. На второй взгляд. Немногим старше Элены-Луизы. Но конечно, отсутствие чудодейственных косметических средств в повседневном пользовании… Сказывалось, одним словом. Вообще, если бы перед моим взглядом по сенаторскому дому дефилировала изо всего женского общества только мама, я искренне считал бы, что женщины не умеют стареть.

Пришлось посторониться, чтобы дать ей выйти. Этикет требовал подавать руку уже оттуда, с улицы, но это никак не увязывалось с надзором за водителем. Ему ведь ничего не стоило захлопнуть дверь прямо перед носом пассажирки или проделать ещё какую-нибудь обидную глупость. А может, даже опасную.

– Счастливого пути!

Его челюсти лязгнули едва ли не громче закрывающихся дверей. И с места автобус рванул, как на гонках.

Часть 2.7

Все было ожидаемо. Естественно. Объяснимо и предсказуемо. Но чего-то явно не хватало. И сделав несколько десятков шагов, я понял, что выпало из общей картины.

Благодарность. В том смысле, что за услугу, оказанную безвозмездно, по доброй воле, принято сказать человеку несколько слов. Желательно теплых. Впрочем, холодно-вежливые тоже сошли бы. А женщина промолчала. Не сделала попыток заговорить. Хотя…

Растерялась, наверное. Сначала водитель сбил с толку, а потом и я. Добил. Тем, что заступился. Ну да и Господь с ней. Врачевать расстроенные нервы – не моё призвание. Меня работа ждет.

И не только работа. Работодательница.

Долорес не стала пользоваться словами: поманила толстым пальчиком. Ласково так. С улыбкой акулы. И зачем-то, прежде чем начинать разговор, убедилась, что дверь кабинета плотно закрыта.

– Ты ещё очень молодой человек. Очень. Тебе простительно. Но лимит прощений у нас ограничен.

– Сеньора?

Она опустилась в кресло и скрестила руки на груди. Вернее, переплела запястья, потому что на большее длины верхних конечностей не хватало.

– В чем-то я виновата и сама, не спорю. Кажется, вчера не слишком подробно объяснила здешние правила?

Правила тех, кто правит? Трудно сказать. Слушал я не особенно внимательно.

– Обычно машина возвращается в парк дважды за смену. В обеденный перерыв и по окончании работ. Таков порядок. А нынче ночью он был нарушен.

Да, припоминаю. На обед мы не успели. Из-за меня и моих, э… встреч с двумя женщинами.

– Сеньора, это больше не повторится.

Или повторится, но уже в усовершенствованном варианте. Ускоренном и рационализированном.

– Перерывом допускается пренебрегать. Начальство косо смотрит на любые отклонения от регламента, не скрою. По минутам не считает, и все же… Бог с ним, с перерывом. На крайний случай разрешено даже брать еду с собой. Никаких кафешек, запомни! Если тебя во время смены заметят там, где тебе быть не положено, вылетишь в два счета. Ясно?

– Да, сеньора.

– Это было первое нарушение.

Есть ещё и второе? Да я талантлив не по годам. Всего одна ночь, и уже успел досадить всем, кому только можно.

– Строго говоря, я должна была бы тебя уволить. Ещё пять минут назад.

А ведь не шутит. Ни капельки.

– Я сказала, что машина обязана возвращаться в парк дважды за смену? Так вот, экипаж машины тоже должен быть в наличии. Весь. Полностью.

О, кажется, понял. Любезность коротышки на самом деле была кое-чем другим. Намерением подставить.

– С непривычки трудно всю ночь провести на ногах, знаю. И знаю, что ты после смены по большей части думал о том, чтобы добраться до постели, а твой напарник…

Долорес тяжело вздохнула. Всей своей увесистой грудью.

– Я не стану его наказывать, не надейся.

– И не думал, сеньора.

– Вы разберетесь сами. Со временем. Или не разберетесь вовсе, но это уже не моё дело. Вот чего-чего, а членовредительства в рабочее время не допущу. После работы – пожалуйста! На здоровье! А пока идет смена, хоть прогрызите друг друга взглядами, но руки, ноги и прочее пускать в ход не смейте. И это прежде всего к тебе относится: Хозе правила знает лучше. Ещё он знает, как вынудить кого-нибудь нарушить правила. Так что, будь внимательнее, если хочешь оставаться работать здесь.

Каждая ночь, как на вулкане? Приятная перспектива, ничего не скажешь. А ошибок поначалу будет много. Куда же без них?

– Сомневаешься? По глазам вижу, что сомневаешься. Что ж… - Толстушка хлопнула ладонями по столу. – Удерживать не буду. Работа специфическая, не каждому подойдет. И не каждый подойдет для неё. Заявлений никаких подавать не надо, оформим смену, как пробный…

– Я никуда не убегаю, сеньора.

– Серьезно? Подумай хорошенько. Не хочу пугать, но…

– Мне все подходит. Правда. И даже напарник.

Точно знаю: в драку не полезет. Ни во время работы, ни после. Только если дружков позовет. Но что-то сомневаюсь, чтобы у такого пакостника водилось много приятелей, готовых расквасить свои и чужие носы.

– Ну смотри. Я предупредила.

– Благодарю, сеньора.

– Тогда иди, переодевайся уже… И да. Ещё одно.

Она поворошила бумаги на столе, выудила один листок и протянула мне.

– Возьми. До конца смены это может и в шкафчике полежать: вряд ли кто позарится.

– Что это?

Можно было не спрашивать, а прочитать убористый текст самому, но слушать всегда приятнее. К тому же, слово, произнесенное вслух, обычно содержит куда больше подробностей, чем печатное. Одни интонации чего стоят: просто кладезь полезных знаний.

– Ты говорил, что не против курсов, да?

– Э… курсов?

– Образовательных. Так хочешь получить сертификат или нет?

О том, что умею читать и писать? Всю жизнь мечтал. Вот прямо с рождения и грезил.

– Думаю, что хочу, сеньора.

– Тогда держи. Там все указано, что, где и как. Занятия вроде в самом муниципалитете проводятся, найдешь без проблем.

– Как скажете, сеньора.

– На этом все. Свободен. От меня, но не от работы!

Шутливо погрозила, махнула рукой, мол, проваливай, и уткнулась в бумаги.

М-да, легко я отделался. Не ожидал. Она, конечно, не была во всем чистосердечна. Ещё вчера было ясно, что на вакансию мусорщика в очередь не становятся, почему меня и «простили». На первый раз. Ну а если у Долорес и впрямь возникли некие особые чувства ко мне… Тоже неплохо. Пусть будут. Пока не начнут создавать трудности.