Время кобольда - Павел Сергеевич Иевлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Оу, Сэмми, я не думара, сто ты гей, — удивилась Сэкиль.
— Я не гей, — мрачно буркнул Сэмми, — просто иногда экспериментирую. А что такого? Мне было скучно. Развяжи меня, Стасик, я такое же дохлое дерьмо, как вы.
— Ты не будешь делать героических глупостей?
— Пусть геройствуют живые.
— Развяжите его, он бесполезный.
Сэмми подняли на ноги и развязали. Он, стараясь не глядеть в нашу сторону, отошёл подальше и уселся за один из столов.
— Что мне делать с вами, Кэп? — спросил Стасик.
— Тебе не кажется, что это надо было продумать до того, как набрасываться?
— Нет. Я знаю, что ответ в вас. Но не знаю, в чём он состоит.
— На что ответ?
— Как нам перестать умирать.
— Не знаю.
— Может быть. А может быть, и нет. Но это неважно. Ты не представляешь себе те муки, которые мы испытываем, и, поверь, мы попробуем всё, чтобы их избежать. Может быть, достаточно просто быть рядом с вами. Может быть, вас надо трахать. Может быть, надо пить вашу кровь. Может быть, вас надо убить и съесть — но это уже последний способ, сам понимаешь. Только если ничего больше не поможет.
— Предложил бы тебе отсосать для начала, но тебе в радость, а мне противно.
— И это попробую, — ничуть не смутился Стасик, — уж больно цена высока. У нас впереди вечность мучений, это отлично мотивирует. Так что, если ты знаешь способ, лучше скажи сам, сэкономим время.
— Хочешь верь, хочешь нет — без понятия.
— Жаль, — вздохнул Стасик, — искренне жаль. Ты, конечно, отвратительно самодовольный гетерошовинист и гомофоб, но я не испытываю радости от того, что придётся с тобой проделать. Ну, почти не испытываю…
Какая всё-таки гнусная у него ухмылочка. И где он научился так связывать? Вообще не получается растянуть узел.
— Эй, — сказала Абуто, — может, меня отпустите? Я тут вообще случайно…
— Вот ещё. С тобой мы тоже поэкспериментируем, нельзя упускать ни одного шанса.
Я почувствовал на своих запястьях чьи-то ловкие пальчики. Сэкиль пытается ослабить узлы. Она тянула и дёргала, но бесполезно — слишком плотно и туго, у неё просто не хватает сил. А меня стянули так, что я пальцев почти не чувствую.
— Тащите кровати, — скомандовал Стасик.
Принесли четыре разобранных кровати, собрали, застелили матрасами. Нас перенесли на них, предварительно сводив в туалет. Не знаю, как женщин, а меня не развязали. Стасик лично оказал мне помощь. Хорошо, что в полночь я это забуду. Надеюсь, завтра я это не вспомню.
Навалившись вчетвером, развязали мне руки и привязали их к раме кровати. Теперь они хотя бы не так затекают. С женщинами поступили так же.
— Может, их сразу раздеть? — предложил кто-то.
— Давайте не будем начинать с насилия, — отказал этому озабоченному Стасик. — Возможно, окажется достаточно их присутствия. Пододвигайте стулья, садитесь рядом, ночь уже близко.
Вокруг нас сгрудились люди, каждый старается поставить стул вплотную к кровати и коснуться наших тел. Стасик положил руку мне на живот, и это крайне омерзительно.
— А ну, кончай меня лапать, онанист! — возмутилась сзади Натаха.
Сэкиль и Абуто молчат, я тоже. Разговаривать бесполезно. У моего плеча устроился на стуле Сэмми, и вторую руку Стасик положил ему на колено. Негр поморщился, но руку не сбросил.
— Начинается, Станислав, — говорит кто-то, кого я не вижу. Голос женский.
— Держитесь за них.
В меня судорожно вцепился десяток рук. Некоторые делали больно, будут синяки, но я не обращал на это внимания. Я сосредоточился на том, как тонкое лезвие натахиного самоточенного ножика осторожно подрезает тканевую полосу, которой привязана к кровати правая рука. Молодец, Сэмми, не слил нас. Одной правой маловато, но надо же с чего-то начинать.
— Су-ука, блядь, су-у-ука… — начал подвывать мужской голос за спиной.
— Божемой, божемой, божемой… — вторит ему женский.
— Убейте меня кто-нибудь!
— Не могу больше, не могу!
— Ямёртвая, ямёртвая, ямёртвая…
Руки вцепляются в меня сильнее, кажется, сейчас будут рвать на куски.
— Да больно же блядь, что вы творите! — орёт Натаха.
Треск ткани и крик:
— Прекратите! Не надо!
Кажется, там переходят к более близким тактильным контактам. Ну давай, Сэмми, режь быстрее!
Негр сереет на глазах, глаза его закатываются. Последние волокна — и он оставляет нож в моей ладони.
Слышу звуки потасовки и визг Сэкиль — кажется, там не поделили, кто будет её первым насиловать. Бью освободившейся правой Стасика снизу в нос, чувствую, как ломается хрящ. Угол неудобный, замаха нет, лезвие в руке мешает, но я постарался. Стасик отлетает, отваливаясь от кровати, и я быстро пилю тряпку на левой. Мне никто не мешает специально, вцепляются в руки и ноги, не видя, что происходит. На, получи! Ах ты так? Ты тоже… Теперь ноги.
Они не способны оказать сознательное сопротивление, просто цепляются за одежду и руки, пытаются то ли обнять, то ли повиснуть. Со всех сторон вой и плач, кто-то стоит на коленях, молча и страшно бьётся головой о кафельный пол, словно в пародии на молитву. Сухой мерзкий стук, летят капли крови. Завывающая женщина пытается порвать себе вены алюминиевой вилкой, потом бросает её и с разбегу врезается головой в стену, неловко заваливаясь на бок.
Я аккуратно вытаскиваю у Стасика из кармана свой пистолет, и к нему сразу тянется несколько рук, которые я отбиваю рукояткой. Патроны в дефиците, пусть сами как-нибудь. Сэкиль бешено вращает глазами и пытается кусаться, майка разорвана спереди сверху донизу, штаны спущены, какой-то мужик рвёт с неё трусы, но они прочные, и ей больно. Бью его ногой в копчик, ноги ещё не отошли, удар выходит смазанным, но хватает — отлетает с криком. Натаха каким-то образом освободила одну руку и теперь душит ей Васятку, но тот, даже выпучив глаза и задыхаясь, терзает руками её грудь. Одним движением ножика перехватываю верёвку на руке Сэкиль, сую в освобождённую ладонь рукоять. Кинувшись к кровати Абуто, где кто-то буквально зубами грызет её голое чёрное бедро, вижу краем глаза, как азиатка втыкает лезвие кому-то в пах.
