Звук и ярость - Уильям Фолкнер

Ему ответили.

– Говорит Джейсон Компсон, – сказал он так сипло, что вынужден был повторить. – Джейсон Компсон, – сказал он, справившись со своим голосом. – Приготовьтесь выехать через десять минут – если сами не можете, пошлите помощника. Я подъеду… Что?.. Ограбление. У меня в доме. Я знаю кто… Ограбление, я сказал. Приготовьтесь выехать… Что? Разве вы не платный представитель закона?.. Да, я подъеду через пять минут. Приготовьтесь выехать сразу же. Не то я сообщу об этом губернатору.

Он бросил трубку на рычаг, и прошел через столовую, где на столе уже остыл едва начатый завтрак, и вошел в кухню. Дилси наливала горячую воду в грелку. Бен сидел – безмятежный и пустой. Рядом с ним Ластер выглядел маленькой бойкой собачонкой. Он что-то жевал. Джейсон прошел через кухню.

– Ты что, и завтракать не будешь? – спросила Дилси. Он словно не услышал. – Доешь-ка свой завтрак, Джейсон. – Он продолжал идти. Наружная дверь захлопнулась за ним. Ластер встал, и подошел к окну, и выглянул.

– Ого-го! – сказал он. – Чего там вышло-то? Он что, отлупил мисс Квентин?

– Ну-ка, прикуси язык, – сказала Дилси. – Если Бенджи из-за тебя начнет, я с тебя шкуру спущу. Смотри, чтоб он сидел тихо, пока я не вернусь. – Она завинтила грелку и вышла. Они слышали, как она карабкается по ступенькам, а потом услышали, как мимо дома в своем автомобиле проехал Джейсон. В кухне стояла полная тишина, только бормотали часы и кипящий чайник.

– Хочешь на спор? – сказал Ластер. – На спор, он ее отлупил. Прошиб ей голову, а теперь поехал за доктором. Спорим? – Часы тикали торжественно и сурово. Словно бился сухой пульс разрушающегося дома; потом они зажужжали, откашлялись и пробили шесть раз. Бен посмотрел на них, потом посмотрел на круглую голову Ластера в окне, и его голова снова начала подпрыгивать. Он пускал слюни и хныкал.

– Тише ты, псих, – сказал Ластер, не оборачиваясь. – Похоже, в церковь-то мы сегодня и не пойдем. – Но Бен сидел в кресле, слабо постанывая, его большие пухлые руки болтались между колен. Внезапно он заплакал – это был неторопливый рев, бессмысленный и непрерывный. – Тише, – сказал Ластер. Он повернулся и занес руку – Ты что, хочешь, чтоб я тебя выдрал? – Но Бен смотрел на него и неторопливо ревел при каждом выдохе. Ластер подошел и встряхнул его. – Тише ты! Сию минуту замолчи! – крикнул он. – Вон смотри, – сказал он. Он вытащил Бена из кресла, и повернул кресло к плите, и открыл дверцу, и пихнул Бена назад на сиденье. Словно юркий буксир вталкивал громоздкий танкер в узкий док. Бен сел лицом к багровому квадрату дверцы. Он стих. Тогда они снова услышали часы и медленные шаги Дилси на лестнице. Когда она вошла, он снова захныкал. Потом заплакал громче.

– Чего ты ему сделал? – сказала Дилси. – Хоть уж в такое-то утро оставил бы его в покое.

– Ничего я ему не сделал, – сказал Ластер. – Его мистер Джейсон напугал, вот и все. А он что, совсем пришиб мисс Квентин?

– Тише, Бенджи, – сказала Дилси. Он стих. Она подошла к окну и посмотрела наружу. – Дождь-то кончился? – сказала она.

– Да, мэм, – сказал Ластер. – Давно уже.

– Ну, так пока идите на воздух, – сказала она. – Я только-только успокоила мисс Каролину.

– В церковь-то мы пойдем? – сказал Ластер.

– Время придет, узнаешь. Держи его подальше от дома, пока я тебя не кликну.

– А можно мы на луг пойдем? – сказал Ластер.

– Идите. Только держи его подальше от дома. У меня больше сил нету.

– Да, мэм, – сказал Ластер. – А куда мистер Джейсон поехал, мэмми?

– Тебе что, и это знать надо? – сказала Дилси и начала убирать со стола, – Тише, Бенджи. Сейчас Ластер возьмет тебя на двор поиграть.

– А что он сделал мисс Квентин, мама? – сказал Ластер.

– Ничего он ей не сделал. Ну-ка, идите отсюда.

– На спор, ее тут и нету, – сказал Ластер.

Дилси посмотрела на него.

– А ты откуда знаешь?

– Мы с Бенджи вчера вечером видели, как она вылезала из своего окна. Верно, Бенджи?

– Ты ее видел? – сказала Дилси, глядя на него.

– А мы ее каждый вечер видели, как она вылезает, – сказал Ластер. – Прямо по старой груше.

– Ты мне не ври, малый, – сказала Дилси.

– Ничего я не вру. Вот спроси у Бенджи.

– Чего ж ты раньше ничего не говорил?

– А мое какое дело? – сказал Ластер. – Что я, дурной, лезть в дела белых? Вставай, Бенджи. Пошли отсюда.

Они вышли. Дилси постояла у стола, потом пошла в столовую, и унесла оттуда несъеденный завтрак, и позавтракала сама, и прибралась на кухне. Потом она сняла фартук, и повесила его, и пошла к лестнице, и постояла там, прислушиваясь. Сверху не доносилось ни звука. Она надела шинель и шляпу и пошла через двор к своей хижине.

Дождь перестал. Ветер налетал теперь с юго-востока по голубым разводьям в вышине. На гребне холма за деревьями, за крышами и шпилями городка, как бледный лоскут, лежал солнечный свет, и тут же исчез. С ветром донесся колокольный звон, и сразу, точно по сигналу, другие колокола подхватили этот звук и повторили его. Дверь хижины распахнулась и появилась Дилси, снова в коричневой накидке и лиловом платье, но теперь в белых замусоленных перчатках по локоть и без тюрбана. Она вышла во двор и позвала Ластера. Подождав немного, она направилась к дому, обогнула его, держась у самой стены, приблизилась к двери погреба и заглянула в дверь. Бен сидел на ступеньках. Перед ним на сыром полу расположился Ластер. В левой руке он держал пилу, и полотно под давлением его ладони немного выгибалось, и в этот момент он как раз ударил по полотну старой деревянной мялкой, которой она больше тридцати лет размешивала тесто. Пила издала одно-единственное ленивое «блямм», и звук этот сразу же оборвался с безжизненной поспешностью, а полотно по-прежнему изгибалось узким чистым полумесяцем между ладонью Ластера и полом. Недвижное, непостижное, оно выпучивалось дугой.

– Он вот так и бил, – сказал Ластер. – Я только никак не подберу, чем бить.

– А, вот ты что? – сказала Дилси. – Ну-ка, дай мне мялку.

– Ей же ничего не сделалось, – сказал Ластер.

– Дай ее мне, – сказала Дилси. – И убери пилу, откуда ты ее взял.

Он убрал пилу и подал ей мялку. Тогда Бен снова застонал безнадежно и долго. За этим стоном не крылось ничего. Это был только звук. Быть может, вся протяженность времени, и несправедливость, и тоска благодаря какому-то сочетанию планет вдруг обрели голос.

– Вот слышишь? – сказал Ластер. – Он все время так, с той самой минуты, как ты выставила нас из дому. И что это на него сегодня накатило?

– Веди его сюда, – сказала Дилси.

– Пошли, Бенджи, – сказал Ластер. Он спустился по ступенькам и взял Бена за локоть. Бен послушно пошел, испуская заунывный стон, тот неторопливый хриплый звук, который издают корабли, который словно начинается прежде, чем возникает сам звук, и словно кончается прежде, чем смолкнет сам звук.

– Сбегай за его шапкой, – сказала Дилси. – Только потише, чтоб мисс Каролина не услышала. Ну, живее. Мы и так припоздали.

– Она ж его все равно услышит, если ты его не утихомиришь, – сказал Ластер.

– Он замолчит, когда мы уйдем со двора, – сказала Дилси. – Он это чует. Вот тут что.

– Чего чует, мэмми? – сказал Ластер.

– Ну-ка беги за шапкой, – сказала Дилси. Ластер убежал. Они стояли в дверях погреба, Бен на ступеньку ниже нее. Небо теперь разорвалось на лохмотья облаков, которые волочили свои быстрые тени из захиревшего сада, через сломанный забор и по двору. Дилси медленно и равномерно гладила Бена по голове, прижимая челку ко лбу. Он стонал спокойно, неторопливо.

– Тише, – сказала Дилси. – Тише. Мы сейчас пойдем. Тише.

Он стонал спокойно и непрерывно.

Вернулся Ластер в жесткой новой соломенной шляпе с пестрой лентой. В руке он держал матерчатую шапку. Шляпа Ластера, как прожекторный луч, выявляла какие-то своеобразные плоскости и углы его черепа. Настолько своеобразной была ее форма, что в первый момент чудилось, будто она покрывала голову кого-то другого, кто стоит прямо позади Ластера. Дилси посмотрела на шляпу.

– А почему ты старую не одел?

– Не нашел, – сказал Ластер.

– Где уж! Сам небось вчера постарался положить ее так, чтоб сегодня не найти. Хочешь, чтоб и эта покорежилась?

– Да ну, мэмми! – сказал Ластер. – Дождя ж не будет!

– А ты почем знаешь? Пойди отыщи старую, а новую убери.

– Да ну, мэмми!

– Тогда возьми зонтик.

– Да ну, мэмми!

– Тут уж как хочешь, – сказала Дилси. – Либо старую шляпу бери, либо зонтик, мне все равно.

Ластер пошел в хижину. Бен негромко постанывал.

– Пойдем-ка, – сказала Дилси. – Они нас догонят. Пойдем послушаем, как поют.

Они пошли вокруг дома к калитке.

– Тише, – время от времени повторяла Дилси, пока они шли по дорожке. Они подошли к калитке. Дилси открыла ее. Их нагонял Ластер с зонтиком. Рядом с ним шла женщина.

– Вот и они, – сказала Дилси. Они вышли за калитку. – Ну же, – сказала она. Бен умолк. Ластер и его мать догнали их. На Фроуни было ярко-голубое шелковое платье и шляпка с цветами. Она была сухощавая, с плоским приятным лицом.