Зеркало смерти - Анна Малышева

– Почему же?

– Говорила, что у нее ребенок заперт. А спрашивается, что она среди ночи потащилась к каким-то читательницам, если ребенка не с кем оставить? За ней такого не водилось!

Вот это он сказал совершенно напрасно. Елена Юрьевна страдала, но помочь делу уже не могла. В них так и вцепились.

– А раньше она ходила в такое позднее время собирать книги?

– Мы не знаем!

– К вам не ходила? К соседям?

– Да мы не были записаны в библиотеке, – отбивалась женщина. – Только дети, когда учились в школе, но это же было давно! Тогда совсем другая женщина там работала!

– Ну а Татьяна? Вы же так хорошо ее знаете – она всегда так делала?

– Мы не помним. Мы не можем сказать…

Сергей Аристархович храбро оборонялся. Он заявил, что они с женой никогда не были знакомы с библиотекаршей по-настоящему. Знали ее лишь в лицо, это было чисто шапочное знакомство. Если бы встретились, сказали бы «здравствуйте», но не более.

– Ну вроде как продавщицу в магазине знаешь, – объяснял он. – А как ее зовут – неизвестно.

– Но про Татьяну вы знали больше?

Елена Юрьевна была вне себя. Она тоже пыталась спасти положение, но на этот раз окончательно потеряла нить и не понимала, что делает. Совершенно некстати упомянула о том, что Татьяна была дружна с покойной Анютой, которая умерла так странно, было же еще следствие, только кажется, ничем не кончилось…

И тут грянул гром. Никто из супругов не замечал, как надвигалась беда, как в ясный летний день никто не замечает наползающую с края неба черную тучу.

– Давно они дружили?

– Давно, – улыбнулась женщина, не чуя беды. – Можно сказать, не первый год. Анюта же не вылезала из библиотеки.

– А Татьяна часто ходила к ней в гости?

– Бывала, конечно. Ходили друг к другу. Ну, как все подружки.

– А еще какие-то общие друзья у них были?

– Может, и были, – Елена Юрьевна завела к потолку глаза и пожала плечами. – Я в их дела не лезла.

– А разве Анна Ильинична не доверяла вам? Разве не говорила, с кем дружит, кто к ней ходит?

Женщина грустно улыбнулась:

– Как не доверять… Я же ее шестимесячную на руки взяла, когда их мать померла. Да они все тогда были от горшка два вершка… Кто бы мог подумать, что такое с ними случится… Доверяла. Но насчет Татьяны мы с ней никогда не говорили. Я только про себя думала, что лучше бы им не общаться.

– Почему?

– Да так. Таня была не очень-то… Не доверяла я ей.

– Ну а что вы знаете о мужчине, с которым Анна Ильинична встречалась у подруги дома?

Женщина помедлила, осмысливая услышанное, затем нахмурилась.

– Извините, что-то не пойму… Это вы о ком?

– Разве вы не знаете? У Анны Ильиничны был близкий знакомый, и она использовала комнату Татьяны для встреч с ним.

Елену Юрьевну так и приподняло со стула. Она как будто со стороны услышала свой возмущенный голос:

– Да чтобы Аня? Чтобы она могла? Да она же святоша была, как монашка, я даже боялась, что девчонка в монастырь уйдет, сделает такую глупость!

– И все-таки у нее был друг.

– Не может быть!

– Какие вам нужны доказательства? У нас есть свидетели.

Женщина опустилась на стул. Она помнила Анюту еще крохотной девочкой, неуклюже ковылявшей между грядок и доверчиво лезшей на руки любому, кому вздумается ее приласкать. А потом – тихой забитой девушкой, целиком попавшей под власть скупого, черствого брата. И в последние годы – одинокой старой девой, правда, на удивление похорошевшей, и скрытной больше, чем когда бы то ни было. Но мужчина? Мужчина?

– Свидетели, – убито проговорила Елена Юрьевна. – Какие же свидетели? Мы ничего не замечали.

– Странно.

– Почему? – Она подняла непонимающий взгляд.

– Да потому, что Анна Ильинична встречалась с этим человеком уже не первый месяц. Неужели вы никогда не видели их вместе?

– Никогда.

– И даже не догадываетесь, кто это мог быть?

Елена Юрьевна покачала головой, потрясенно глядя на мужа. Тот ответил таким же потерянным взглядом. Супруги очень многое сказали бы друг другу, но при следователе не смели. «А я-то думала, что она монашка!» – читалось в глазах жены. «За молодой девушкой не уследишь!» – безмолвно отвечал муж.

– Может, неправду говорят, – осмелилась возразить женщина. – Знаете, сколько сплетников…

– Ну это как сказать, – торжествующе возразил следователь. – Тут у нас два независимых свидетеля говорят одно и то же. Первую мы допросили, потому что она ближайшая соседка погибшей…

– Лариска? – Елена Юрьевна внезапно почувствовала облегчение и рассмеялась. – Да уж, свидетельница та еще! Да она годами не просыхает, нашли кому верить! Это она видела Анечку с каким-то парнем, что ли? Да она себя саму в зеркале не узнает, если увидит!

– Но есть и еще один свидетель. Знаете человека, который сватался к Анне Ильиничне?

Елена Юрьевна скривилась:

– А, этот гнилой мухомор? Егорка?

И вольно расхохоталась, поводя жирными плечами. Сергей Аристархович, видя, что супруга развеселилась, тоже начал улыбаться.

– Ну он-то вам скажет!

– Они описывают одного и того же человека, – невозмутимо заметил следователь. – И даже называют имя. Между прочим, мы выясняли – свидетели друг с другом не знакомы.

Елена Юрьевна все еще улыбалась, когда ей сообщили то, от чего она оцепенела. Улыбка так и осталась у нее на губах, но глаза помертвели. Прошла по крайней мере минута, прежде чем женщина сумела пошевелиться.

– Они… Они…

– Два независимых свидетеля указывают на то, что это был ваш сын, Дмитрий Сергеевич Дубинин. Соседка покойной говорит, что хорошо его рассмотрела, отлично описала. Знала только имя, но не знала, что он ваш сын. Зато сосед назвал и фамилию. Ваш сын редко тут появлялся, правда?

Елена Юрьевна была ни жива ни мертва. От того что ей пришлось услышать, все тело и даже рассудок как будто свело болезненной судорогой. Она слышала все отчетливо, но поверить не могла. Сын? Ее мальчик? Тот, кого она любила больше всех остальных детей, тот, кто так сильно ее огорчал, но в то же время и радовал? Димочка?!

– Редко, – проронил, наконец, ее муж.

– А вот ваш сосед, Егор, и внешность описал, и фамилию сумел назвать. Он-то его знал хорошо. Они ведь были знакомы?

– Да, – тем же замороженным дискантом, совсем непохожим на его обычный голос, отвечал Сергей Аристархович. – Знакомы были. Рядом живем.

– Где ваш сын проживает? С вами?

– Нет, – выдохнула женщина. Она обрела дар речи, и вместе с ним – ярость, дающую силы продолжать борьбу. – Быть этого не может! Кто видел, что видели! Кому вы поверили – Лариска пьяница, Егор из ума выжил, сунулся свататься к девчонке, она ему в дочки годится! Да мы все над этим смеялись! Это он из мести выдумал, клянусь вам!

– Он говорит, что неоднократно наблюдал, как ваш сын, Дмитрий, входил в дом к Анне Ильиничне. И всегда под вечер, когда темнело.

– Не может быть, – Елена Юрьевна и смеялась, и плакала одновременно. – Что он несет, этого быть не могло! Он вообще тут редко появлялся в последнее время!

Следователь был невозмутим, муж отмалчивался, а женщина зло скалилась:

– Они врут, а я говорю, что есть! Он тут редко бывал, приходил, только если деньги были нужны! И сразу к нам – к Лычковым никогда не ходил, они даже не дружили никогда! – И гордо встала: – Вы хотя бы знаете, кто мой сын? Он – писатель! Сережа, пойдем!

Следователь даже не пытался их остановить. Он смотрел вслед удалявшейся паре с каким-то странным выражением. Тут была и жалость к престарелой чете, и интерес, и язвительность – все вместе.

Супруги еле плелись в гору и по дороге не разговаривали. Солнце заливало подлесок мягким июньским светом. Приторно пахла расплавленная сосновая смола. Им навстречу попались две высокие тонкие девушки, как-то испуганно на них взглянувшие, но старики не обратили на них внимания. Они и в самом деле разом состарились после услышанного известия.

Заговорили только дома. Дочерей с мужьями не было, блудного сына тоже. Даже соседи, обычно превращавшие их столовую в местный клуб, как будто вымерли. В этом запустении было что-то вымороченное, проклятое, и Елена Юрьевна, упав на стул, ясно почувствовала это.

– Что ж, правда или нет? – тихо проговорила она.

– А ты как думаешь?

– Не знаю. Неправда.

У нее кружилась голова. Нет, она не могла поверить подобной клевете! Ее сын, ее сокровище, единственный, любимый… И чтобы он сошелся с этой юродивой, с этой глупой девицей, которая одевалась, как старуха, читала какие-то бесконечные книжки и бегала ставить свечки в часовню?

– Этого не может быть.

Сергей Аристархович даже не возражал, настолько был убит новостью. Жена взглянула на него исподлобья:

– А ты поверил?

Он молчал. Тогда жена, распаляясь, начала причитать. Она всегда знала, что вокруг одни сплетники и подлецы, но чтобы посягнули на самое дорогое, что есть у матери… Эта Лариска – зачем ей врать? Что они ей сделали? Пить, что ли, мешали? Косились, когда видели в компании местных алкашей у холодильника без дверцы, возле барака? Смешная была сцена, и очень некрасивая, но все-таки, Елена Юрьевна не помнила за собой косых взглядов. В своей семье она пьянства не допускала. К ее величайшей гордости, не пили даже мужчины – а уж сын, с его беспутством, мог бы и запить… Но других она не осуждала, полагая, что если человек пьет горькую – у него есть причина, и останавливать его – дело неблагодарное.